Михаил Елисеев - Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей»

Невская битва интересна еще и тем, что очень подробно освещена в письменных источниках, вплоть до упоминания имен некоторых ее участников и точного количества потерь одной из сторон. В «Житии Александра Невского» есть примечательная фраза автора: «Все это слышал я от господина своего великого князя Александра и от иных, участвовавших в то время в этой битве». Таким образом, имена отличившихся русских воинов создатель «Жития» действительно мог слышать и от князя, и других непосредственных участников сражения. Автор не просто перечисляет особенно отличившихся воинов, он сообщает о них еще ряд сведений, которые действительно мог узнать только от людей, их близко знавших. «Проявили себя здесь шесть храбрых, как он, мужей из полка Александра. Первый — по имени Гаврило Олексич. Он напал на шнек и, увидев королевича, влекомого под руки, въехал до самого корабля по сходням, по которым бежали с королевичем преследуемые им. Тогда схватили Гаврилу Олексича и сбросили его со сходен вместе с конем. Но по божьей милости он вышел из воды невредим, и снова напал на них, и бился с самим воеводою посреди их войска. Второй, по имени Сбыслав Якунович, новгородец. Этот много раз нападал на войско их и бился одним топором, не имея страха в душе своей; и пали многие от руки его, и дивились силе и храбрости его. Третий — Яков, родом полочанин, был ловчим у князя. Этот напал на полк с мечом, и похвалил его князь. Четвертый — новгородец, по имени Меша. Этот пеший с дружиною своею напал на корабли и потопил три корабля. Пятый — из младшей дружины по имени Сава. Этот ворвался в большой королевский златоверхий шатер и подсек столб шатерный. Полки Александровы, видевши падение шатра, возрадовались. Шестой — из слуг Александра, по имени Ратмир. Этот бился пешим, и обступили его враги многие. Он же от многих ран пал и так скончался» (Житие Александра Невского). Ну а что касается поединка новгородского князя со шведским полководцем, то когда в 2002 г. вскрыли могилу Биргера и исследовали его останки, у правой глазницы обнаружили следы от тяжелой раны. Вот и не верь после этого летописям!

Что же касается цифры потерь русских войск, то о них сказано в Новгородской I летописи: «Новгородець же ту паде: Костянтин Луготиниць, Гюрята Пинещиничь, Намест, Дрочило Нездылов, сын кожевника, а всех 20 мужь с ладожаны». Та же летопись повествует и о шведских потерях, а также указывает на то, что после яростной атаки Александр отвел свои войска, а шведы вернулись, похоронили своих убитых и снова ушли. «И накладше корабля два вятших мужь, преже себе пустиша и к морю; а прок их, ископавше яму, вметаша в ню бещисла; а инии мнози язвьни быша; и в ту нощь, не дождавше света понедельника, посрамлени отъидоша». Рыцарей и знатных людей хоронили как когда-то викингов, выпустив корабли с павшими в битве в открытое море — разве только не подожгли. Новгородский же князь не мешал скандинавам, он прекрасно понимал, что от такого удара враг уже не оправится и продолжения похода на Новгород не будет.

Ну а теперь можно попробовать представить, что было бы, если Александр Ярославич промедлил с атакой, стал собирать большое войско и лишь затем дал бы бой шведам. За это время армия Биргера могла построить крепость и укрепиться на новгородской земле или осадить и взять штурмом Ладогу — а вот тогда выбить захватчиков за море было бы очень непросто, и война приобрела бы затяжной характер. Ну а там началось бы и наступление ордена, вот тогда русским бы мало не показалось, особенно если учитывать постоянную монгольскую угрозу. Да и как бы решилось дело в правильном сражении со шведами, тоже сказать трудно, поскольку потомки викингов были бойцами свирепыми и умелыми, а Биргер ратное дело знал хорошо. В любом случае все это грозило очень большими потерями, и честь и хвала князю Александру Ярославичу за то, что он малой кровью добыл великую победу.

Осада Киева

Зарево над Днепром

Царевичи Бату с братьями, Кадан, Бури и Бучек направились походом в страну русских и народа черных шапок.

Блестящая победа, одержанная князем Александром на берегах Невы и на короткое время стабилизировавшая обстановку на северо-западе, никаким образом не повлияла на расстановку сил на юге. В конце лета Батый начал свой великий поход на Запад, и первым, кто должен был принять на себя удар грозного врага, был Киев. После бегства Михаила Всеволодовича в городе произошло несколько знаковых событий, которые оказали на его судьбу самое непосредственное влияние. Как известно, свято место пусто не бывает, и едва князь Михаил покинул Киевскую землю, как в самом Киеве объявился Ростислав Мстиславич Смоленский, который и уселся на златой престол. Но Ростислав даже осмотреться не успел на новом месте, как в древнюю столицу явился тот, кого он меньше всего желал видеть, — могущественный князь Юго-Западной Руси Даниил Романович Галицкий. Со времени битвы на Калке, где он сражался как герой, князь Даниил достиг колоссальных успехов — он полностью подчинил себе Волынь, а после смерти тестя Мстислава Удатного в упорной десятилетней борьбе вернул себе Галич и полностью восстановил державу своего отца. Во главе своей дружины князь громил венгров, ляхов, полки мятежных бояр, а Михаил Всеволодович и его сын Ростислав тоже неоднократно были биты галицким властелином. И вот теперь князь появился в Киеве, захватил князя Ростислава и стал думать — а что же теперь делать в канун вражеского нашествия? На первый взгляд кажется, что, объединив под своей рукой Юго-Западную Русь и киевское княжество, у Даниила была возможность организовать серьезный отпор вторжению монголов, но в действительности все было гораздо сложнее. Дело в том, что галицкие и волынские земли были истощены десятилетиями непрерывных усобиц и иноземными вторжениями, а потому ресурсы, которыми располагал Даниил, были довольно незначительны. Князю было необходимо хотя бы несколько мирных лет, чтобы обустроить свои владения и навести в них относительный порядок, но Батый этого времени ему давать не собирался. Трагедия галицкого князя в том и заключалась, что, оказавшись в канун монгольского вторжения во главе крупнейшего государственного образования на Руси, он не имел возможности свои владения защитить. Но и сидеть сложа руки Даниил не собирался, поскольку у него была надежда получить поддержку от своих западных соседей — венгров и поляков. Князь прекрасно помнил, как весной 1223 года злейшие враги Руси половцы просили помощи у русских князей против монголов и получили ее. Невзирая на все противоречия, которых за столетия вооруженного противостояния накопилось столько, что и не сосчитать, стратегические интересы возобладали над эмоциями, и князья приняли правильное и взвешенное решение — встретить общего врага на чужой земле. Спасти свою землю от разорения вражескими полчищами и остановить монголов на чужой территории — вот чем, по мнению Даниила, должны были руководствоваться западные правители. И если русские и половцы сумели преодолеть взаимные разногласия и выступить против угрозы из степи единым фронтом, то что мешало сделать то же самое Даниилу и его коллегам на Западе?

Именно этим и были продиктованы дальнейшие действия Галицкого князя: «он поручил Дмитру Киев — оборонять его от иноплеменных язычников, безбожных татар» (Ипатьевская летопись). Сам князь в Киеве остаться не мог — вряд ли польские князья и венгерский король стали кого-то выслушивать, кроме него самого. Но и воеводу Дмитра он оставлял в Киеве не одного, а выделил часть свой дружины — сотни две или три, поскольку остальных планировал оставить для обороны Галича и на Волыни. Возможно, Даниил рассчитывал и на то, что Батый надолго застрянет под Киевом, а за это время он как раз и успеет договориться с венграми и ляхами. В итоге князь отбыл сначала в свои земли и лишь потом на запад, а столица Руси начала готовиться к обороне.

Летом 1240 г. орда выступила в поход — к этому моменту для него были созданы наиболее благоприятные условия, поскольку русские города, которые могли воспрепятствовать его движению — Переславль-Южный и Чернигов, — лежали в руинах. Набег на окраины Владимиро-Суздальской земли предостерег князя Ярослава от необдуманных действий, а затяжная война с половецкими ханами закончилась полной победой завоевателя. Еще осенью 1238 года, по сообщению Рашид ад Дина, один из братьев Батыя вел боевые действия против половцев: «Берке отправился в поход на кыпчаков». Это была тотальная война, и Батый вел ее на уничтожение целого народа, расчищая степное пространство для себя и своей орды. Когда посланец Папы Римского францисканский монах Плано Карпини проезжал через половецкие земли, он оставил красноречивые свидетельства того, что принесло половцам, которых францисканец называет команами, монгольское нашествие: «В Комании мы нашли многочисленные головы и кости мертвых людей, лежащие на земле подобно навозу; через эту землю мы ехали, начиная с восьмого дня после Пасхи и почти до Вознесения Господа Нашего. Эти люди были язычники, и как Команы, так и Кангиты не обрабатывали земли, а питались только скотом; они не строили также домов, а помещались в шатрах. Их также истребили Татары и живут в их земле, а те, кто остался, обращены ими в рабов». О том же свидетельствовал и Гильом де Рубрук, фламандский монах-францисканец, который в 1253–1255 годах проезжал по этим местам и не видел ничего, «кроме огромного количества могил команов». Повезло тем половцам, которых ханы сумели увести на запад — например, орда хана Котяна ушла в Венгрию, где король Бела выделил им земли для поселения. Остальные, разгромленные и рассеянные, одно время скитались по степи, а затем были вынуждены сдаться на милость победителей. «Этих Команов перебили Татары. Некоторые даже убежали от их лица, а другие обращены ими в рабство; однако весьма многие из бежавших возвращаются к ним» (Плано Карпини). Таким образом, между монголами и Киевской землей не осталось никаких сил, способных противостоять нашествию, — лишь Днепр разделял врагов. Хан не стал ждать, когда настанет зима и эта водная преграда покроется льдом, он сразу двинул орду вперед. Но и здесь Батый поступил нестандартно, так же как и тогда, пошел в поход на Северо-Восточную Русь зимой. Он не стал переправлять орду у Киева, а двинулся южнее и перешел Днепр ниже по течению, где уперся в Поросскую оборонительную линию.