Князья и княгини Русского Средневековья. Исторические последствия малоизвестных событий - Антон Анатольевич Горский
«Ростислава розгнаша Татарове во Боркоу и бѣжа Оугры, и вдасть за нь пакы король Оугорьскыи дочѣрь свою. Данил оу же боудоущоу во Холмѣ, прибѣже к немоу Половчинъ его именемь Актаи, рекыи, яко Батый воротилъся есть изо Оугоръ, и отрядил есть на тя два богатыря возискати тебе, Манъмана и Балаа. Данилъ же, затворивъ Холмъ, еха ко братоу си Василкови, пойма с собою Коурила митрополита; а Татарове воеваша до Володавы и по озерамъ, много зла створше <…> Слышавъ же короля Михаилъ вдавъ дочѣрь за сына его, и бѣже Оугры, король же Оугорьскыи и сынъ его Ростиславъ чести емоу не створиста. Он же розгнѣвася на сына возвратися Черниговоу»[103] (За Ростиславом гнались татары в Борку, и он бежал в Венгрию, отдал за него замуж король венгерский свою дочь. Даниил же был в Холме, и прибежал к нему его половец по имени Актай, говоря, что Батый вернулся из Венгрии, и отправил искать тебя двух богатырей, Манмана и Балая. Даниил же, укрепив Холм, поехал к своему брату Васильку, взяв с собой митрополита Кирилла; а татары повоевали до Володавы и по озерам, много зла совершив <…> Услышал Михаил, что король отдал дочь за его сына, и бежал в Венгрию, но король венгерский и сын его Ростислав не оказали ему чести. Он же разгневался на сына и вернулся в Чернигов).
Основанием для датировки перечисленных в этом повествовании событий является увязка с возвращением Батыя «изо Оугоръ». Монголы начали отход с разоренной ими территории Венгерского королевства в конце марта – апреле 1242 г.[104] Бежать в Венгрию Ростислав Михайлович мог только после того, как до него дошла информация, что король Бела IV возвратился из бегства на острова Адриатики и вернул контроль над своим государством. Это вряд ли случилось ранее лета. Та деталь, что отряды Манмана и Балая, «искавшие» Даниила Романовича, воевали близ Холма и Володавы (на западном берегу Буга севернее Холма) «по озерам», возможно, является указанием на время, когда водоемы были покрыты льдом. Следовательно, наиболее вероятная датировка описываемых событий: бегство Ростислава в Венгрию и его женитьба на королевне – лето-осень 1242 г.; уход Даниила от Манмана и Балая – зима 1242/43 г.; бегство Михаила в Венгрию после получения известия о женитьбе сына – начало 1243 г.[105], т. е. имеет место хронологическое совпадение с первым контактом с монголами Ярослава Всеволодича: его вызов к Батыю, отъезд Даниила Романовича из Холма и бегство Михаила Всеволодича оказываются близкими по времени – все эти события приходятся на конец 1242 – начало 1243 г.
Когда в конце 1245 г. Даниил появится при дворе Батыя, тот начнет беседу с упрека: «Данило, чему еси давно не пришелъ?»[106]. Отсюда следует, что «приглашение» было отправлено много ранее. Очевидно, Манман и Балай «возыскивали» Даниила именно с целью понудить его к визиту в ставку Батыя[107]. Но князь уклонился от встречи с монголами, уехав из своей новой столицы Холма за р. Буг – к брату во Владимир-Волынский.
Михаил «бежал», узнав о браке сына с венгерской королевной. Ранее галицкий летописец в таких же выражениях говорит об отъездах Михаила в Венгрию и Польшу – в 1239 г. после приближения монголов к Киеву, где он тогда княжил («Михаилъ бѣжа по сыноу своемъ перед Татары Оугры»[108] – Михаил бежал вслед за сыном своим от татар в Венгрию), и в 1240 г. после получения вести о взятии Киева («Михаилъ же оувѣдѣвъ приятье Киевьское и бѣжа со сыномъ своимъ во Ляхы Кондратови»[109] – Михаил же, узнав, что Киев взят, бежал с сыном своим в Польшу к Конраду). От кого мог бежать Михаил Всеволодич в 1243 г.? Только от тех же «татар». Поскольку после предыдущих случаев он возвращался на Русь ис 1241 до 1243 г. находился там[110], очевидно, что к новому бегству его должна была побудить какая-то конкретная угроза. Скорее всего, это было требование явиться к вернувшемуся из похода Батыю. Но Михаил, рассчитывая на поддержку венгерского короля, ставшего только что его сватом, предпочел отправиться не на восток, а на запад[111].
Итак, вероятнее всего, что требование явиться к Батыю с личным визитом было направлено одновременно трем главным русским князьям. Каждый из них незадолго до нашествия владел Киевом – номинальной столицей всей Руси. Ярослав был киевским князем в 1236–1238 гг., Михаил в 1238–1239 гг., Даниил – в 1240-м[112]. Вопрос стоял о признании зависимости, и в случае, если бы оно состоялось, – кого из них утвердить киевским князем и, соответственно, главным среди русских князей[113].
Согласно тексту старшего извода Новгородской первой летописи, Ярослав был «позванъ цесаремъ татарьскымь Батыемъ», согласно младшему изводу – «позванъ цесаремъ Татарьскымь, и иде в татары къ Батыеви, воеводѣ татарьску». Вполне возможно, что младший извод в данном случае ближе к первоначальному тексту, поскольку в середине XV в. (время его составления) тонкости титулатуры монгольских правителей середины XIII столетия[114] были неактуальны, и сомнительно, чтобы летописец мог исправить простое и понятное «позван цесаремь татарьскымь Батыемь» на более сложную конструкцию с упоминанием безымянного «цесаря» и Батыя в качестве воеводы. Но основанное на этом чтении допущение, что Ярослав был вызван еще великим ханом Угедеем[115] (умершим в декабре 1241 г.), представляется избыточным. Скорее всего, Батый имел полномочия приглашать к себе князей от имени великого хана[116]: подразумевалось, что тот, кто будет им выбран в качестве «старейшего», отправится в Каракорум.
В результате на вызов откликнулся только Ярослав Всеволодич. Батый пожаловал ему «старейшинство», а в Каракорум, поскольку в 1243 г. Гуюк еще не был утвержден в качестве преемника Угедея, поехал его сын Константин. Самого Ярослава Батый направит к великоханскому двору тогда, когда вопрос о коронации Гуюка станет делом решенным, – в 1246 г.[117]
* * *
Таким образом, в первые годы после нашествия Батыя завоевателями на Руси вводились элементы прямого управления. Наместники были оставлены в Киеве и Переяславле – стольных городах, оказавшихся в тылу двигавшегося на запад войска. Русь воспринималась монголами как единое политическое целое во главе с Киевом. Далее встал вопрос – продолжать устанавливать непосредственное управление или сохранить местных правителей на условиях завоевателей. Для этого сразу по возвращении из Западного похода – в конце 1242 г. – трем сильнейшим князьям были направлены
