Генри VII - Милла Коскинен
Конечно, можно сослаться на трудное детство. Отец Генри Стаффорда умер от чумы, когда его сыну и наследнику исполнилось три года. Ещё через два года, при Нортхемптоне, погиб его дед. Права на опеку и женитьбу важного наследника выкупила корона. Так уж было заведено. И, как было заведено, когда наследник герцогского титула вошёл в возраст, ему передали титул, со всеми правами и обязанностями, владения, прилагающиеся к титулу (хоть и в несколько урезанном виде), приняли в Орден Подвязки, и женили на сестре королевы.
Не в силу ли своих особенностей носитель такого важного титула был, при Эдварде IV, задействован в административной деятельности всего дважды, и оба раза — только церемониально, когда протокол подразумевал участие всех герцогов королевства. Он участвовал во французском походе Эдварда, но отбыл как-то спешно, при первой же возможности. Что характерно, определённые таланты у герцога Бэкингема были. Во всяком случае, все источники утверждают, что Генри Стаффорд владел необыкновенным ораторским даром. В Лондонских Хрониках так и написали, “golden oratory”.
Конечно, вполне возможно, что Бэкингем ненавидел короля Эдди и его жёнушку, при дворе которой он вырос, до аллергической реакции, и сам не желал иметь с их режимом ничего общего.
Во всяком случае, Ричард Глостер его поддержку принял, хоть и не очень в ней нуждался. Я встречала мнение, что причиной к этому были сантименты детства, из-за которых Ричард был автоматически расположен в Бэкингему. В 1459 году, года герцог Йорк бросил жену и младших детей на произвол судьбы, и бежал в Ирландию после битвы у замка Ладлоу, герцогиню, её сыновей Джорджа и Ричарда, а также дочь Маргарет, поместили под арест в дом её сестры, герцогини Бэкингем, то есть Анны Невилл.
Этот титул тогда носил дед Генри Стаффорда. Предположительно, сам Генри тоже рос в семье деда. Потому что когда говорят «в доме герцога», это вовсе не значит, что все чада и домочадцы одного из богатейших магнатов королевства ютились в одном замке и грелись у одного камина. Чаще всего «двор» мужа и жены находились на изрядном расстоянии друг от друга — как из соображений безопасности, так и для лучшего управления хозяйством. Именно так функционировало и хозяйство Герберта, «при дворе» которого вырос Генри Ричмонд.
В общем, скорее всего, и герцогиню Сесилию с детьми, и Генри Стаффорда поместили к герцогине Анне, потому что именно в функцию супруги важного магната и придворного входила обязанность регулировать родственные связи и обеспечивать житейскую сторону содержания опекаемых, воспитанников, и всяких благородных поднадзорных. Леди Анна была женщиной до невозможности крутой и жёсткой, не чуравшейся подкреплять своё слово вполне конкретным тумаком или болезненным щипком. Впрочем, этот стиль помог ей в будущем, уже во время вдовства, увеличить доход от своих владений на 40 % — и это в безумные, опасные, турбулентные 1460–1473 гг! Тем не менее, приятным человеком леди Анна не была, и даже не стремилась быть. Наверное, раздавала тумаки не только сестре, но и на племянников с внуком хватало. А Ричарду было тогда семь лет, и Генри Стаффорду — пять. Они просто не могли не общаться.
Другой вопрос, что во взрослой жизни Ричард и Генри Стаффорд почти не пересекались. Трудно сказать, где именно был Стаффорд в 1470, во время реставрации Генри VI. По меркам XV века, 16-летний парень был уже достаточно взрослым мужчиной, чтобы активно действовать в политике. Судя по тому, что он участвовал в триумфальном возвращении короля Эдварда в Лондон 21 мая 1471 года, к ланкастерианской партии он не примкнул. Но я не встречала упоминания, что он присоединился к Эдварду в Бургундии. Тем не менее, это было первым пересечением Глостера и Бэкингема во взрослой жизни.
Второе могло быть в 1475 году, во Франции, хотя и не факт, что оба участника похода там конкретно встретились. Но они точно встретились в 1476 году, на свадьбе второго сына короля, Ричарда Йоркского, и Анны Мовбрей, наследницы Норфолков.
Удивительно, что Ричард Глостер не затаил обиду на Бэкингема из-за того, что именно Бэкингем огласил смертный приговор герцогу Кларенсу. Для этого королю Эдварду пришлось передать ему титул Главного Сенешаля Англии, который до 7 февраля 1478 года принадлежал самому герцогу Кларенсу. Не в знак расположения, а просто в силу старшинства титулов. Я также не могу сказать, был ли Кларенс в контрах с Бэкингемом, ответ на этот вопрос надо искать. Возможно и не был.
Короля Ричарда III потом будут обвинять в фальшивом возмущении казнью брата Джорджа именно на основании его кооперации с Бэкингемом. Мне кажется, в этом вопросе, всё-таки, надо отделять понимание этими людьми вопросов служебного долго и личного отношения.
Тот же Ричард был менее чем доволен политикой своего брата последние восемь лет правления, и совершенно оставил двор после казни Кларенса, но он оставался абсолютно верным и надёжным администратором короля. Довольно многие политики того времени стоически терпели смены власти, оставаясь лояльными короне и государству.
Пожалуй, это нельзя назвать даже конформизмом, потому что свои политические взгляды (если таковые в принципе имелись) эти люди даже не скрывали, и менять политическую окраску от них не требовали. Достаточно, чтобы администратор администрировал свою подведомственную часть добросовестно.
На сцене событий появляется Джон Мортон
Одним из примеров йоркистов с ланкастерианской подкладкой был епископ Джон Мортон. Его связи с французским двором образовались, по всей видимости, ещё до 1470 года, когда он жил при дворе изгнанной королевы Англии, Маргарет Анжуйской, во Франции, и были укреплены в 1477 году, когда он был отправлен королём Эдвардом, в качестве посланника, к Луи Французскому.
Для этой истории Мортон чрезвычайно важен, и даже не потому, что именно с его руки был создан миф о Ричарда III, как об узурпаторе, кровавом тиране и убийце. Джон Мортон важен потому, что он, похоже, объединяет все беспорядки, связанные с чередой восстаний и заговоров 1483 года. Заговор Гастингса, попытки похищения детей короля Эдварда, восстание Бэкингема, вторжение иностранных наёмников под флагом Генри Ричмонда — он был вовлечён в каждый из них.
То есть, епископ Джон Мортон был интриганом высочайшего полёта. Высочайшего потому, что он не сложил голову на плахе, а закончил свой земной путь в почтенном 80-летнем возрасте,
