Генрих Иоффе - "Трест": легенды и факты
Якушев еще несколько раз приезжал в Варшаву, Берлин и Париж, встречался с видными монархистами, в том числе с Великим князем Дмитрием Павловичем. Некоторые из них уже тогда обратили внимание, что в беседах Якушев слишком уж настойчиво проводил мысль о том, что, несмотря на “взрывное” положение в России, недопустимо вмешательство в ее внутренние дела иностранцев, интервенция – недопустима. Это настораживало: в эмигрантских монархических кругах еще не была изжита идея иностранной поддержки как важного фактора “белой борьбы”.
Возникли и другие сомнения. Якушев говорил, что “внутренние монархисты”, объединившиеся вокруг “Треста”, считают необходимым, чтобы эмиграция отказалась не только от иностранной интервенции, но и от связи с бывшими вождями Белого движения как людьми, не имеющими политического престижа в Советской России. Он шел еще дальше, проводя “идеи о вреде террора, вредительства и т. п.” Основная тяжесть борьбы, выработка ее стратегии и тактики, по его убеждениям, должны быть возложены на внутренние антибольшевистские силы. Эмиграции отводилась как бы вторая, вспомогательная роль. Якушев доказывал, что многие революционные преобразования уже необратимы, в их числе и система Советов. “Только под влиянием Федорова, – пишет Чебышев, – в ‘Еженедельнике ВМС’ стали появляться статьи о необходимости сохранения Советов, но ‘очищенных от коммунистов и противонародной революционной накипи’.”17
Несмотря на некоторые сомнения, по предложению Якушева было все же решено направить в Россию, на съезд внутренних, “советских” монархистов, представителя Высшего Монархического Совета. Вызвался ехать некий “доблестный офицер гвардии Г.” Ему было сказано, что по плану после него в Россию поедет сам Марков-2 (если Г. благополучно вернется). Что стало с Г. – неизвестно. Марков-2 в Россию не поехал, но Чебышев в своих мемуарах свидетельствует, что он, Марков-2, полностью доверял Якушеву. Когда однажды между Чебышевым и Марковым-2 возник острый спор относительно стремления ВМС навязать Врангелю “монархический лозунг”, Марков-2 заявил: “Вы не знаете, что делается в России. Красная Армия требует монархического лозунга. Монархическое движение переходит в России в стихию злобы”. “Мне стало ясно, – писал Чебышев, – это осведомление получалось прямо от Федорова.”
Конечно, находившийся в Сремских Карловцах Врангель получал от Чебышева, Шульгина, Климовича всю необходимую информацию о Якушеве, “Тресте” и его программе. Надо отдать должное Чебышеву и Климовичу: зародившиеся у них сомнения крепли. Но и Врангелю была свойственна проницательность. Неверно было бы думать, что “врангелисты” не имели никаких контактов с людьми из “Треста”. Имели. Более того, некоторые правоэмигрантские лидеры (например, П. Струве) вообще считали, что “Трест” вышел на Кутепова и кутеповцев, так сказать, по наследству от Врангеля. Так что он имел возможность присмотреться к “трестовцам” и в определенной мере оценить их. Одному из близких соратников он писал: “Обращение ко мне Федорова (Якушева) и Волкова (Потапова) и само содержание их писем усиливает бывшие у меня ранее подозрения. Я не считаю себе вправе не сообщить их Великому князю. Вместе с тем, эти подозрения все же не непреложная уверенность, а потому убедительно прошу тебя, буде Великий князь сочтет необходимым в интересах дела поддержать с ним (Якушевым – Г. И.) дальнейшие сношения, чтобы это письмо и препровождаемые документы остались бы для всех, кроме тебя и Великого князя, неизвестными”. Врангель явно не хотел нанести хоть какой-либо ущерб авторитету Великого князя. А Великий князь, по-видимому, не был склонен разделять сомнения Врангеля. В этом его настойчиво поддерживал Кутепов, считавший, что Врангель вообще стал проявлять излишнюю осторожность, пассивность, тогда как время требовало решительных действий в контакте с людьми “Треста”.
Информация о том, что Якушев и другие “трестовцы” пытаются укрепить связи и с врангелистами, естественно, не могла пройти мимо Высшего Монархического Совета. Якушеву, по некоторым данным, были высказаны претензии: ведь связь “Треста” с монархической эмиграцией впервые была установлена через представителей Высшего монархического совета Ю. Артамонова, К. и Ю. Ширинских-Шихматовых и др. В конце концов решено было устроить Якушеву аудиенцию у самого Великого князя. Она состоялась при активном содействии Маркова-2 и Кутепова в августе 1923 г. Хорошо осведомленный бывший посол Временного правительства в Париже В. Маклаков позднее писал об этой встрече своему коллеге в США Б. Бахметеву: по имевшимся у него (Маклакова) данным, некоторые из “трестовцев” “приезжали сюда, были приняты Николаем Николаевичем и большими генералами; уверяли здесь, что для переворота все, если не готово, то подготавливается, и звали больших генералов съездить в Россию и посмотреть… Говорят, опять-таки, что им здесь дали деньги, но никто не поехал, а лично Врангель будто бы отнесся ко всей этой затее с большим недоверием”.18
СУПРУГИ “КРАСНОШТАНОВЫ”. МАРИЯ ВЛАДИСЛАВОВНА
Да, Врангель подозревал “Трест” в провокации и в доверительных письмах резко осуждал Кутепова за связь с “трестовцами”. После визита Якушева к Великому князю ГПУ стало ясно, что “сотрудничать” надо прежде всего с организацией Кутепова: именно она представляет собой группу боевиков, готовых к активным, в том числе террористическим, действиям против СССР. Ей и следовало уделить главное внимание. Из “больших генералов”, близких к Великому князю и Высшему Монархическому Совету, в Советский Союз никто не поехал. Но в октябре 1923 г. в Москву (через эстонскую границу) прибыли кутеповские эмиссары: супруги М. Захарченко и Г. Радкевич.
Из двух посланцев генерала Кутепова первую скрипку играла, конечно, Мария Владиславовна Захарченко. Это была неординарная женщина. Маша Лысова росла утонченной барышней. Родилась в помещичьей семье, окончила Смольный институт, и открывалась перед ней вполне благополучная и красивая жизнь. Ее жизнь перевернула Мировая война. Муж – поручик лейб-гвардии Семеновского полка Михно – умер от полученных в бою тяжелых ран. Тогда Мария Владиславовна добилась высшего соизволения на зачисление в уланский полк. Воевала храбро, отчаянно, получила боевые награды. После Февральской революции она вернулась в родовое имение и начала беспощадно бороться с революционно настроенными крестьянами, грабившими и поджигавшими дома помещиков. Она лично расстреливала уличенных. Второе замужество – за ротмистра Захарченко. Вместе с ним она воевала в войсках Деникина, в Крыму у Врангеля. В бою под Каховкой Захарченко был ранен и скончался от заражения крови. Мария Владиславовна с армией Врангеля ушла в Турцию, была в Галлиполийском лагере. Думается, что связь Марии Захарченко и Радкевича с генералом Кутеповым завязалась именно там, в Галлиполи. Многие авторы, писавшие о “Тресте”, называли и называют Марию Захарченко племянницей Кутепова, но это неверно. “Племянница” было ее кодовым именем в переписке с Кутеповым и другими лицами, сотрудничавшими с “Трестом”. Это, видимо, и внесло путанницу в некоторые мемуары и литературу. Отношения Марии Захарченко с Кутеповым были значительно более крепкими, чем родственные. Они основывались на ненависти к “совдепии” и большевикам, на совместной боевой работе, грозившей, в случае провала, смертью.
Врангель не являлся сторонником так называемого “активизма”, немедленного использования Белых сил для подрывной и террористической работы против Советской России. По всей видимости, он считал, что это способно привести к распылению наиболее ценных, боевых офицерских кадров или, того хуже, бесплодному приношению их в жертву ГПУ. За годы борьбы и эмиграции Врангель приобрел немалый политический опыт, что не могло не делать его решения взвешенными. Не таков был Кутепов. Он не хотел ждать. Отношения Врангеля и Кутепова, уже давно подпорченные, лишь ухудшались. Политические и тактические разногласия обострились и личной неприязнью. Врангелю не без оснований казалось, что при поддержке Великого князя Николая Николаевича Кутепов явно претендует на ведущую роль в Белой военной эмиграции. Якушев и посетивший Врангеля в Сремских Карловцах Н. Потапов это хорошо поняли, и “Трест” повел тонкую интригу, направленную на раскол между двумя наиболее авторитетными генералами эмигрантского Белого движения.
Еще до формального образования Врангелем Российского Общевоинского Союза (РОВС) в сентябре – декабре 1924 г. Кутепов по инициативе Великого князя возглавил особую организацию, которой поручалась “работа специального назначения по связи с Россией”. Она должна была заниматься тайной засылкой белогвардейских боевиков на территорию России для осуществления там подрывной деятельности и террора. Врангель, не одобрявший такую тактику, отношения к этой организации не имел. В ней безраздельно “царил” Кутепов. Понятно, что такая личность, как Мария Владиславовна Захарченко не могла остаться в стороне.
