Эдуард Шарапов - Судоплатов против Канариса
По ночам, лежа в бараке, «Гейне» часто вспоминал стихи своего любимого поэта и размышлял над тем, как нация, подарившая миру Гёте и Баха, могла допустить к власти Гитлера. «Впрочем, это вечная борьба добра и зла, света и тени. Она постоянно происходит и в душе человека, и в каждом народе, и в обществе. Надо только удержать в душе свет», — заклинал себя Александр.
Спустя несколько недель пребывания «Гейне» в Смоленске состоялась встреча с каким-то высокопоставленным представителем абвера, на которой ему сообщили, что скоро его отправят обратно в Москву с заданием по подрывной работе в столице. Уточнили некоторые детали, время связи и условились, что курьеры, прибывающие в Москву, сначала будут являться к тестю под видом больных, а тот в свою очередь выведет их на «Гейне». Маршрут «Гейне» был таков: на машине его переправляют в Минск, оттуда он должен будет перелететь самолетом через линию фронта и, прыгнув с парашютом, самостоятельно добраться до Москвы.
В Минске его поселили на частной квартире, в которой проживало еще несколько человек. Это тоже был элемент проверки, о чем «Гейне» сразу догадался. И все же он почувствовал радость от этой короткой передышки. Он очень устал в лагере, его моральные силы были на пределе. Три дня «Гейне» никто не беспокоил. Соседи по квартире, пожилые люди — профессор с женой — пытались разговаривать с ним, когда он появлялся на кухне. Они постоянно жаловались на нехватку продуктов, на отсутствие отопления, заводили разговоры о зверствах немцев. Окна кухни выходили на центральную улицу города. По ней время от времени немцы под конвоем проводили большие группы людей. Патрульные избивали прикладами отстававших, и их лающие крики долетали до окон кухни. Соседи сообщили, что этих людей как пособников партизан ждет смертная казнь. Но ни один мускул не дрогнул на лице Александра. После лагеря он научился контролировать свои чувства. Эмоции он надежно запер на ключ в собственном сердце. К соседям испытывал легкое презрение. Становиться осведомителями у гестапо за лишнюю банку консервов представлялось ему делом неблагодарным. Но «Гейне» все это мало интересовало. Он очень хотел узнать результаты проверки. Это бы многое определило в выработке линии дальнейшего поведения. Он не знал, что в эти дни немцы еще раз тщательно проверяли все факты его биографии. Удостоверились они и в том, что в городе Темрюке стоит памятник его деду Антону Головатому. Памятник оказался на месте, и Антон Головатый еще раз послужил Отечеству.
Вернувшись в Москву, «Гейне» дал подробную характеристику немецким офицерам, с которыми ему довелось общаться в Смоленске. Естественно, фамилии их он знать не мог, однако позже по материалам радиоперехвата было установлено, что ими оказались полковники Герлиц и Хуффман.
Герлиц являлся начальником контрразведывательной службы разведывательного отдела штаба среднеармейской группировки германской армии в Смоленске.
Именно от Герлица и Хуффмана «Гейне» получил задания: приступить к созданию подпольных антисоветских ячеек в промышленных и областных центрах СССР, организовывать саботаж и диверсионную работу, наладить сбор сведений о передвижении войск Красной Армии, вести антисоветскую пропаганду, восхвалять гитлеровскую Германию и новый порядок в Европе.
Так закончился первый этап этого, пожалуй, самого ответственного задания, данного Александру Петровичу. Ему никогда еще не было так трудно и в то же время так легко на сердце. Он уже не сомневался в правильности решения работать на советскую власть. Он видел и понимал, что СССР — единственная реальная сила, способная противостоять фашистскому режиму и полностью его разгромить. Александру очень хотелось внести и свою лепту в это благородное дело.
Глава шестая
ВОЗВРАЩЕНИЕ «ГЕЙНЕ» («ГЕЙНЕ» — «ДОКТОР»)
Вечером раздался звонок. Дверь открыл сосед-профессор. На пороге стоял немецкий офицер. Старик пропустил его в прихожую и постучал в дверь «Гейне».
— Это к вам, господин Александр, гости, — произнес он гнусавым голосом и, ехидно улыбнувшись, ушел к себе.
— Bitte, bitte, — сказал Александр по-немецки, жестом приглашая гостя пройти в комнату. Вошедший немецкий офицер был достаточно хорошо знаком Александру Петровичу. Они неоднократно встречались в Смоленске. Это был полковник Хуффман — сотрудник контрразведывательной службы Герлица в Смоленске.
Хуффман по-хозяйски прошелся по комнате, огляделся и бесцеремонно уселся в единственное кресло, стоявшее у письменного стола. Все стены комнаты были заняты книжными полками, видимо, раньше здесь был рабочий кабинет профессора.
Немец хорошо говорил по-русски, с едва уловимым акцентом. Устроившись поудобнее, он без предисловий начал:
— Господин Александр, наступил срок возвращения в Москву. Хватит отдыхать и есть немецкие продукты, — решив, что он очень удачно пошутил, Хуффман противно захихикал, словно захрюкал. — Пора работать и зарабатывать себе на хлеб. Германская армия безработных не кормит.
Затем он положил на стол три пачки русских денег.
— Это на нужды вашего «Престола», а это — для рации, — сказал немец, доставая из полевой сумки кварцы.
«Гейне» одобрительно кивнул. Еще на допросах в Смоленске он рассказывал, что сам сконструировал рацию, но питание для нее достать в России невозможно. Опустошив сумку, Хуффман резко встал и как бы между прочим бросил:
— Одевайтесь, вас ждет самолет.
«Гейне» быстро упаковал «подарки» (все остальное было уже собрано), оделся, и через несколько минут мужчины покинули профессорскую квартиру. На машине они быстро доехали до минского аэродрома. На летном поле действительно стоял готовый к вылету самолет.
— Желаю удачи, — пробурчал Хуффман так, будто желает он как раз обратного, и, не подав руки, пошел к машине, махнув на прощание в сторону самолета.
Возле самолета «Гейне» уже ждали. Прямо на летном поле на него надели парашют, дали пистолет и складной нож. В самолете уже сидел один «пассажир», это был русский. С такими Александр не раз встречался во время пребывания в Смоленске. Самодовольная рожа незнакомца буквально лоснилась от сытости. Он обратился к Демьянову.
— Краснов, — представился он. Голос у него был грубый, хриплый, столь же неприятный, как и внешность.
Александр органически не переносил таких людей, но молчать было опасно, и пришлось вступить в беседу.
— Демьянов, — отрекомендовался «Гейне». Он внимательно рассматривал «напарника», одетого в советскую военную форму. За поясом у Краснова торчал «наган», поверх сапог были надеты разрезанные сзади валенки.
Мысли «Гейне» лихорадочно скакали, он старался как можно лучше запомнить Краснова и понять, как действовать дальше. Александр думал: «Я выполнил задачу, убедил немцев в правдивости своей легенды. Не зря я обучался радиоделу, осваивал шифры и тайнопись, подрывное дело и стрельбу, занимался спортом. Если придется, я многое умею и многое смогу выдержать, но я никогда не летал на самолете и не прыгал с парашютом. От этого сейчас зависит все… А этот мерзавец, вероятно, натренирован…»
— Откуда ты? — раздался бас Краснова, вернувший «Гейне» к реальности.
— При отступлении Красной Армии из Гжатска я спрятался, — ответил Демьянов, так его проинструктировали гитлеровцы, — а когда немцы вошли в город, сдался им. А ты откуда будешь?
— Я сейчас из Варшавы, учился там, — гордо ответил Краснов и, перехватив вопросительный взгляд «Гейне», добавил: — Недавно окончил Варшавскую разведывательную школу.
В этот момент появился человек, встречавший «Гейне» на аэродроме, выдал ему паспорт и сообщил, что Краснов будет прыгать первым. Немцы и здесь были верны себе: проверяли и перестраховывались. После этого двухфюзеляжный самолет вырулил на старт.
Так началось возвращение «Гейне» из фашистского тыла, но теперь уже в новом качестве и с конкретным заданием абвера. Было это 15 марта 1942 года.
Когда пролетали над Ярославлем, начали бить зенитки. В полете Краснова укачало, поэтому его (очевидно, вопреки приказу) первым не сбросили. «Гейне» поставили над люком и защелкнули карабин. Раздался вой сирены, свисток, люк открылся, и Александр оказался в воздухе. Самолет, взревев моторами, скрылся. Грохот зениток смолк.
Наступила тишина.
«Гейне» медленно приближался к земле. Как управлять стропами, Демьянов не знал, и его постепенно сносило в сторону от поляны, к лесу. Видя, что придется садиться на деревья, «Гейне» закрыл лицо руками. Раздался треск, и он повис на трех березах. Перерезав стропы, Александр упал в глубокий снег.
Ему почему-то казалось, что где-то рядом проходит железная дорога. Решив переждать до утра, он стянул с деревьев парашют, наломал веток, устроил берлогу и, завернувшись в полотнище парашюта, лег спать. Это была не самая удобная постель, но Александр быстро заснул. Сказалось нервное напряжение последних дней, а чистый морозный воздух свободы словно опьянил его.
