Франсуа Блюш - Ришелье

Арман дю Плесси, используя свою репутацию дипломата и советника, вновь вмешивается в ссору матери и сына, надеясь уладить дело полюбовно. Он еще раз, хотя и не единолично, проводит переговоры и кладет конец короткому конфликту Анжерским договором (10 августа 1620 г.). Помимо прочих условий мира король обещает наградить епископа Люсонского кардинальской шляпой. Впрочем, он тут же жалеет об этом. Ришелье, с которым он не решается больше обращаться вольно, не только раздражает его, в чем нет ничего нового, но и пугает. Король считает, что Ришелье амбициозен, авторитарен и вызывает опасения; он дает себе слово никогда не вводить его в Совет. Он также считает, что, если Ришелье станет кардиналом, трудно будет запретить ему эту привилегию. Впрочем, гораздо больше его волнует протестантский вопрос: он подкрепляет союз Франции с Наваррой (октябрь 1620 г.), производит Люиня в коннетабли, подавляет мятеж на юге и ведет безуспешную осаду Монтобана (1621 г.). До подписания мира в Монпелье (19 октября 1622 г.) и смерти Люиня (15 декабря 1622 г.) у короля хватает иных забот, помимо продвижения по службе епископа Люсонского.

Ришелье внимательно наблюдает за событиями. В голове у него постепенно складывается программа, изложенная впоследствии в знаменитом «Политическом завещании»: ослабить: 1) знать; 2) протестантов (или наоборот) и 3) Австрийский дом. Действительно, Австрийский дом постоянно напоминает о себе королю. Весной 1621 года Филипп IV, шурин Людовика XIII, наследует своему отцу Филиппу III, между тем как в Нидерландах заканчивается двенадцатилетнее перемирие между Испанией и Голландией. Согласно франко-голландскому соглашению, заключенному Генрихом IV, Франция обязана оказать Голландии финансовую помощь перед лицом новой угрозы.

Все это разумные доводы, но хотя Ришелье ждет своего кардинальства целых два года, этой задержке он обязан также своими оплошностями. Потом станут говорить, что он готовился к своей великой участи путем проб и ошибок. Королева-мать делает то же самое. Они проявляют себя слишком открыто. Слишком хлопочут, утомляя короля, министров, двор и римскую курию. Духовник Людовика, отец Арну, враждебно относится к возвышению епископа Люсонского. Рим ничего не знает о настроении короля Франции. Что касается Люиня, которому Ришелье постоянно льстит[36] до такой степени, что раздражает его, он сам не знает, должен или не должен он защищать дело Люсона перед королем. В Риме, куда напрямую, вопреки обычаям, пишет соискатель, у него есть доверенный осведомитель, гораздо более надежный, чем посол Франции, — Себастьян Бутилье. Во Франции, то есть по крайней мере при дворе и в городе, Ришелье чередует требовательную назойливость и «напускное безразличие». Он выглядит посмешищем, когда Франсуа де Фанкан в августе 1621 года обращается к нему с «советами», весьма напоминающими упреки. В конце концов королева-мать в начале 1622 года находит путь в Совет с помощью Анри де Гонди, первого кардинала де Реца (1572–1622), умершего 13 августа 1622 года. А 5 сентября Арман Жан дю Плесси получает долгожданную кардинальскую шляпу.

Для Марии Медичи это настоящий успех (она никогда не умела предвидеть), триумф ее протеже, залог его будущей славы. В начале 1624 года из Совета изгнаны Силлери и Пюизье; 13 августа 1625 года впадает в немилость Ля Вьевиль; 29 апреля 1626 года бывший епископ Люсона[37] входит в Королевский Совет после шести лет «блуждания в пустыне». Начинается, несмотря на сопротивление короля, восемнадцатилетнее исключительное участие Ришелье в делах абсолютистской власти.

ЕПИСКОП ЛЮСОНСКИЙ

Ришелье был превосходным епископом, а епископ подготовил в нем министра.

Хотя мистические устремления Берюля казались ему странными, наш епископ Люсонский может расцениваться как один из прекрасных епископов, представителей Контрреформации.

На протяжении пятнадцати лет, с 1608 по 1623 год, Ришелье исполнял обязанности епископа Люсонского. Когда он придет к власти, у него будет важная роль — сперва значительная, потом определяющая — в назначении епископов. Известно, что согласно Болонскому конкордату (1516) епископов назначал король Франции; можно догадаться, что в этом пункте он особенно внимательно прислушивался к советам своего министра. А ведь практически все авторы сходятся во мнении, что в эту эпоху королевский выбор был по большей части удачным. Не были ли связаны удачные назначения епископов с пятнадцатилетним опытом будущего министра? Во всяком случае, вполне очевидно и вполне логично, что всемогущий Ришелье знал все обязанности прелатов. Тридентский собор (сессии 23 и 24) обобщил и уточнил их. Епископ Люсонский приложил все усилия, чтобы превратить их в программу. «Епископы являются не просто администраторами, уполномоченными папой, но учителями веры, наследниками апостолов» (Р. Тавено).

Французский епископ к тому же имел множество обязанностей. Кроме своих духовных функций, он исполнял политическую, административную, экономическую и социальную роль. Церковь имела имущество, которым следовало управлять. Она занималась образованием (начальная школа) и оказывала помощь (благотворительность, больницы, богадельни). Во всех этих делах Ришелье — умный, деятельный, знающий, амбициозный — проявил себя весьма способным; и это оказалось не лишним в его подготовке к ведению государственных дел.

Остается изучить его склонность к деликатной области духовного воспитания, внутренней жизни и духовности. Следует знать, что Ришелье во времена своего великого руководства страной не доверял собственной интуиции. Будучи не в состоянии контролировать относящиеся к конкордату дурные привычки (покровительство сыновьям из знатных семей или династий[38]), кардинал проявил достаточно скромности, интеллектуальной порядочности и религиозной искренности[39], чтобы просить совета у духовных лиц, более сведущих в духовной области, чем он сам. Таким образом Берюль, отец Кондрен и Винцент де Поль добились через Ришелье значительного пополнения руководящих кадров диоцезов.

Люсон, несмотря на жалобы своего молодого епископа, имел доход в 18 000 ливров; это никоим образом не было «жалкое епископство»[40]. И не вина французской церкви, если этой суммы не хватило на покрытие семейных долгов Ришелье. Арман Жан дю Плесси проводил свое время в ожидании возможных вакансий в других диоцезах королевства. Он был амбициозен, а золото, как известно, является движущей силой амбиций.

«Люсон не вошел бы в ранг городов, если бы не тот факт, что он считался епископством» (А. Жувен де Рошфор). Это был большой поселок, наподобие Алета на юге, который прославился благодаря Николя Павильону. Подобно тому же Алету, Люсон находился в самом сердце пустынной местности, между океаном и болотами. Бедными были не только прихожане, но и все Нижнее Пуату, истощенное моральными и материальными ранами религиозных войн. Кафедральный собор находился в «плачевном состоянии»; епископская резиденция была почти непригодна к обитанию. А Ришелье отнюдь не обладал бескорыстием Павильона и его стремлением к бедности[41].

Место проживания (не при дворе, а в своем диоцезе) являлось первым критерием епископского усердия. У Ришелье не было постоянного места проживания. То он пишет о неудобстве своего должностного жилища, пострадавшего сначала от гугенотов, а потом от небрежения его собственной семьи. То бежит от болот, губительных для его хрупкого здоровья, и живет в Куссее, возле Пуатье. С 1610 года он решает сделать своим местопребыванием Париж. Наконец, начиная с 1620 года, он доверяет управление диоцезом викарному епископу Жаку де Флавиньи. Таким образом, он жил возле своего собора лишь с января 1609-го до осени 1616-го, с мая 1617-го до весны 1618-го и еще раз приехал туда в 1619 году. Ж. Бержен, терпеливо проведший эти подсчеты, упоминает о его «нерегулярном физическом участии в делах своего диоцеза при отсутствии какого-либо безразличия или небрежности с его стороны»[42]. Похоже, частые отлучки и краткие появления епископа не мешали ему быть «трудолюбивым администратором». По примеру будущего Ришелье-министра Ришелье-прелат не боялся поручать дела другим, при этом зорко следя за исполнением решений, принимаемых от его имени.

Но тот же разоблачитель частых отлучек Ришелье не боится поставить его в ряд с прославленными епископами того времени. «Он был типичен, — пишет Бержен, — для молодого поколения прелатов, занимавшихся реформой своих диоцезов, открытых новым идеям и методам, принимавших законы и посещавших свои округа». В нашем случае Люсон имел особые заслуги: «в Пуату духовное и пастырское превосходство церкви было неоспоримым», особенно благодаря репутации и европейским блеском академии в Сомюре. Губернатором Сомюра был прославленный Дюплесси-Морней, «папа гугенотов», старинный соратник и друг Генриха IV. Как бы случайно первая проповедь Ришелье в кафедральном соборе Люсона 25 декабря 1608 года, в Рождество, включала в себя евангельский призыв к «всенародному миру».