Франсуа Блюш - Ришелье
Берюлю приписывают также основание ордена урсулинок (1610), он неоднократно помогал в реформе орденов, конгрегации и многочисленных аббатств. Он вдохновил Бурдуаза на строительство приходской церкви и семинарии Сен-Николя-дю-Шардонне. Его имя и его влияние обнаруживаются в самом духовном течении Контрреформации от Кондрена, Бургоня, Винцента де Поля и Ольера до Боссюэ. Но его самым грандиозным деянием было создание Французской оратории (1611–1613), удачной адаптации одноименного римского учреждения, задуманного святым Филиппом Нери.
Первая идея была богословской. Берюль, простой священник, захотел «возвысить состояние священства». Светский священник, подавленный престижем своего собрата-монаха, не пользовался особым уважением. Давно позабыли, что он, по выражению Тридентского собора, «ежедневно служил каналом для необыкновенного чуда, называемого преосуществлением»[26]. Верный служитель Христа оказывался как бы уничижителем веры. Прибавьте сюда моральный и социальный аргументы. Священник 1610 года — по крайней мере во Франции после полувека религиозных войн — нечасто становился таковым по призванию[27]. Он был или материально заинтересован в своей должности, или безразличен к ней и представлял собой нечто вроде церковного наемника, а не ревностного апостола, носителя слова Божия.
Созданная в 1611 году Берюлем под единым патронатом Христа и одобренная папой Павлом V 10 мая 1613 года, новая конгрегация принялась собирать, а вслед за тем и воспитывать людей, «призванных исполнять все функции, приличествующие священному ордену, не заботясь о бенефициях и оставаясь подчиненными епископальной юрисдикции» (Ж. Виар). Руководство в монастырях-ораториях было лучше, чем в ораториях Нери, и они были более автономны, чем оратории иезуитов. Оратории — в 1629 году во Франции насчитывалось 17 монастырей — в самом деле отвечали идеалу, о котором мечтал их благочестивый основатель. «Большей частью они были хорошими монастырями, к тому же наименее мирскими, насколько это возможно; строгими, даже суровыми и очень простыми… Они имели особый статус. Этого требовало их происхождение, их интеллектуальное образование, а еще больше возвышенность их духовной доктрины» (Анри Бремон).
Последнее не было исключительным достоянием ораторий. Благодаря Берюлю та же возвышенность была предложена всему западному христианскому миру, особенно членам мирских клерикальных институтов, основанных в подражание ораториям: лазаристам Винцента де Поля, созданным в 1625 году, сульпицианцам Олье (1641), эудистам, основанным в 1643 году. Она была определена и уточнена в многочисленных сочинениях «апостола Сущего Глагола» (Урбан VIII), особенно в его magnum opus [28]: «Рассуждения о состоянии и почестях Иисуса Христа через невыразимый союз божественности с человечностью в подчиненности и покорности, которые ей присущи, и отношении Пресвятой Богородицы к этому восхитительному состоянию». Это произведение вышло в свет в феврале 1623 года. (Ришелье уже был кардиналом, Берюль еще нет.) Оно будет переиздано еще раз в июле и еще два раза до 1634 года; о нем вспомнят вновь в 1644 году, когда Бургонь опубликует «Полные сочинения» основателя Французской оратории.
Доктрина Берюля была теоцентрической: «Бог, — по его словам, — является нашим началом и концом». Величие есть самый значительный из множества атрибутов Господа. Но Бог, о котором идет речь, не является «Богом философов и ученых» (Паскаль) — это Бог Откровения, обрамленный тремя чудесами веры (Троицей, Воплощением и Искуплением). Все эти чудеса сильно занимали Берюля; но, как замечает аббат Бремон, набожность побуждала его предпочитать Воплощение. Отсюда следует, что догмы и благочестие являлись для него и его последователей неразделимыми. Теоцентризм «О состоянии и почестях Иисуса Христа» является, следовательно, прежде всего христоцентрическим.
Этот христоцентризм является в высшей степени библейским, поскольку Новый Завет определял Христа как посредника между Творцом и его творениями и провозглашал, что отныне к Господу можно прийти только через Христа. К тому же христоцентризм может лишь направить набожность, которая молчаливо хранится в сердце и обращается к Христу. Именно здесь корень различий. Для Людовика XIII, кардинала Ришелье, для большинства католиков и протестантов того времени Бог справедлив, как король, и суров, как он же. Все они боялись ада. Бог Берюля, напротив, был Богом, воплощенным через любовь, осужденным и распятым за доброту, Богом прежде всего милосердным и любящим.
По своему значению этот образ Бога можно сопоставить лишь с системой Коперника или по крайней мере с народной набожностью. Наивное, пылкое поклонение сердцу Иисуса (Святому Сердцу) от святого Жана Эда (1601–1681) до Маргариты-Марии (1647–1690), подхваченное культом сердца Богоматери и ставшее чем-то вроде противоядия скептицизму эпохи Просвещения, явилось следствием объединения догмы и мистицизма, характеризующего основателя Оратории. За пределами доктрины он также предлагал своим сторонникам обет служения Марии, которого требовал от священников Оратории и который Гриньон де Монфор горячо проповедовал в своих миссионерских походах внутри страны. Еще он предложил обет служения Иисусу, мало соответствующий христианской свободе, проповедуемой протестантами, — наивную форму набожности, которую Берюль навсегда отметил знаком любви.
Пьер де Берюль, всегда проводивший мессу с бесконечным благочестием, «скончался в святости у алтаря» 2 октября 1629 года[29].
ГОДЫ УЧЕБЫ
Политические склонности Ришелье не были исключительно даром врожденным или Божьим; они являлись прогрессирующим результатом опыта со своей долей ошибок и, что еще более важно, способности извлекать из них урок.
Жозеф БерженХотя политическая компетентность Армана Жана дю Плесси и не была «даром врожденным или Божьим» (Ж. Бержен), Ришелье имел другой врожденный (или Божий) дар — честолюбие. Это честолюбие довольно рано проявило себя на поприще управления государством; вначале оно было честолюбием военным, потом духовным, связанным с обстоятельствами, часто выходившими из-под контроля самого их участника. Первый потенциальный Ришелье, возможно, добился бы успеха, несмотря на свое хрупкое здоровье, дослужившись, как минимум, до жезла маршала Франции (или гроссмейстера артиллерии, или генерала инфантерии, являвшихся высшими должностными лицами при короле). Второй Ришелье мог бы стать архиепископом Парижа или Лиона, духовником короля, кардиналом: можно быть кардиналом и входить в Королевский Совет, не обладая политической властью. Но выяснилось, что истинным был третий Ришелье, эфемерный государственный секретарь (1616–1617) и министр иностранных дел (1624–1642), «прогрессирующий результат опыта» честолюбца, свернувшего с предназначенного ему пути.
В 1588–1594 годах Ришелье живет в провинции, обучаясь в Сомюре, а на каникулы приезжая в отчий дом. Затем он продолжает обучение в Париже (1595–1600), зачисленный в аристократический Наваррский коллеж, знаменитый «золотой молодежью той эпохи» (Ж. Бержен), а живет, возможно, у адвоката Дени Бутилье, друга Ла Портов. В это время у него появляются два верных друга: Клод Бутилье, которого станут называть его «воспитанником», будущий сюринтендант, и его брат Себастьян, будущий каноник Люсона.
Анри дю Плесси, королевский паж, а потом дворянин парламента (палаты депутатов), с блеском представлен ко двору. Альфонс, средний, предназначен церкви и, очевидно, получит епископство Люсонское. А Арману, самому младшему, хочется, несмотря на слабое здоровье, стать военным. Поэтому он поступает в знаменитую Академию кавалерии, которой руководит Плювинель. Дворянин парламента, управляющий конюшней Его Величества, будущий автор «Королевского манежа» (1623), Антуан де Плювинель принимает в свое заведение молодых людей, предназначенных служить при дворе или собирающихся посвятить себя военной карьере, и обучает их фехтованию, танцам, верховой езде и, разумеется, хорошим манерам. В недалеком будущем Ришелье может надеяться получить полк.
Но в 1603 году Альфонс дю Плесси, назначенный епископом Люсона — епископального города, который Генрих III, а затем Генрих IV сохраняют за семьей главного прево, — отказывается от митры и решается стать картезианским монахом. Программа обучения Армана Жана меняется — так решает Анри. Арман должен незамедлительно готовиться принять епископский сан. Не важно, что у него нет призвания, его мнения никто не спрашивает. Тем более что диоцез — это больше, чем полк. Будущему прелату необходимо изучить философию. Его посылают в коллеж в Кальви, потом в Наваррский коллеж и, наконец, в Сорбонну, где он собирается сдавать бакалавриат по богословию[30]. Получая льготы, превращаясь в знатного вельможу и одаренного студента, будущий кардинал завершает цикл обучения к 1607 году. 17 апреля в Риме он посвящен в епископы кардиналом Живри. Все это может показаться читателю простым и легким, но на самом деле Рим задержал пожалование инвеституры Ришелье и каноникам Люсона, возражая против назначения слишком молодого епископа[31].
