Борис Костин - Вперед, сыны Эллады!
«Париж пал!»[34] – эта весть застала Ипсиланти в Карлсбаде, где он залечивал тяжкую рану. Князь искренне сожалел, что не смог вместе с гродненскими гусарами, которых вел Ридигер, участвовать в небывалом торжестве – победном марше союзных войск от Сен-Мартенского предместья к центру Парижа по Елисейским полям.
Словно вихрь пронеслись над Европой фантастические сто дней, когда Франция вновь оказалась во власти Наполеона. Отгремело эхо Ватерлоо[35], где Веллингтон и Блюхер не оставили камня на камне от военного гения величайшего полководца Европы.
Грустные думы одолевали Ипсиланти. Что его ожидало? Почетная отставка, пенсион, небольшой земельный надел с несколькими десятками крестьян, размеренная жизнь помещика с извечными заботами об урожае, наездами к соседям и сватовство к одной из провинциальных красавиц. Вот с такими невеселыми мыслями Ипсиланти прибыл в Петербург.
По правилам прохождения службы все офицеры, прибывшие в столицу Российской империи, должны были представиться царю. В одной шеренге с полковником Ипсиланти стояли незнакомые офицеры, боевые медали и ордена на мундирах которых – лучшая визитная карточка ратных подвигов. Они с удивлением и сочувствием поглядывали на Ипсиланти и на рукав правой руки, пустой от локтя. Ни честь императору не отдать, ни рукопожатием обменяться.
Ипсиланти чувствовал себя неловко, однако все разрешилось просто и по-русски. Александр Павлович появился в зале в сопровождении адъютантов, военного министра Коновницына и министра двора князя Волконского. Император подошел к Ипсиланти, стоявшему посередке, без слов обнял и поцеловал греческого князя.
– Благодарю вас, князь, за службу… К гродненцам рветесь? Сие похвально… Петр Петрович, – обратился Александр Первый к Коновницыну – Приказ о назначении Ипсиланти командиром Первой гусарской бригады готов? Командир дивизии генерал Пален на сей счет распоряжение получил?
– Точно так, ваше величество, – последовал ответ военного министра.
– Памятуйте, князь, что вакансия моего адъютанта для вас всегда останется свободной.
Так полковник Ипсиланти вновь оказался в тех самых краях, где некогда получил боевое крещение.
Любопытную зарисовку оставил один из сослуживцев полковника Ипсиланти. «В исходе 1815 года по окончанию великой борьбы с Наполеоном войска наши возвратились в Россию и расположились на зимних квартирах. В продолжение зимы отдыхали солдаты и лошади, последние от избытка корма облились жиром…»
1-я гусарская дивизия, в формирование которой Ридигер, ставший к тому времени генерал-майором, приложил немало сил, расположилась на западных границах империи, а одной из бригад, первой, в составе Гродненского и Елизаветградского гусарских полков было предписано дислоцирование близ Пскова. Императорским указом командиром Первой гусарской бригады был назначен полковник Александр Ипсиланти.
Жизнь российских провинциальных городов на глазах преображалась, когда согласно сухих строчек приказа по армии пехотные полки и кавалерийские части «располагались на постой квартирно-бивачным порядком». А уж если город заполучал на постой удальцов-гусар, то в затрапезное бытие врывался вихрь балов, на которых под чарующие звуки музыки завязывались мимолетные романы. Балы чередовались с хлебосольными застольями, на которых рекой лилось вино, звучали разудалые песни, которые сменялись былями и небылицами о жарких баталиях, незабвенных героях, и тогда все обращались в слух, сопровождая ахами и охами рассказы отважных воинов.
Когда Александр Ипсиланти был назначен командиром бригады, ему исполнилось двадцать три года. «Какой уж тут «отец гусар»?» – может усомниться несведущий, считая императорский указ досадной оплошностью. Заполучить в таком возрасте два полка лихих кавалеристов численностью более полутора тысяч человек, заиметь в своем подчинении более сотни офицеров, взвалить на свои плечи груз забот по обеспечению всем необходимым для нормальной жизни – редчайший случай в русской армии.
Однако, к чести сослуживцев, зависти к греческому князю никто из них не испытывал. Не в шарканьи ножкой по дворцовому паркету, не в мелочных интригах, не прекращавшихся даже на войне, полковник Ипсиланти заслужил эту должность. Всё и вся творилась на глазах боевых товарищей, с которыми Ипсиланти делил ратные труды и был непременным участником офицерских посиделок с безобидными розыгрышами и искрометными шутками. За карточным столом полковника никто не видывал, а вот танцором Ипсиланти был великолепным.
Но весельчак и балагур полковник Ипсиланти становился непреклонным, когда речь заходила о поставках фуража, когда хозяева пытались драть три шкуры с постояльцев, когда кто-то из провиантских запускал руку в солдатскую казну.
Ипсиланти многое перенял у Кульнева и Ридигера, боевой опыт которых вошел в приказы и наставления российской кавалерии. Нет, вовсе не канцелярщина породила такие строки: «Никогда не при каких обстоятельствах, не теряя из виду заботы о сохранении сил, здоровья людей и лошадей, не следует, однако, приносить в жертву этой заботе условия безопасности и боевой готовности…»
Излюбленный принцип верного арапа Александра I, графа Аракчеева: «двух забей, третьего выучи» так и не смог в послевоенное время вытеснить подлинно боевую учебу в гусарских полках, бригадах, дивизиях. Штаты частей и соединений легкой армейской кавалерии менялись с завидным постоянством. В описываемое время гусарский полк курировал шеф, за ним шел полковой командир, штаб-офицеров – 6 человек, обер-офицеров – 33 человека, количество унтер-офицеров доходило до 60 человек, рядовых гусар – 640 человек, пеших солдат – 100 человек, трубачей – 17 человек. Количество строевых лошадей колебалось от 670 до 750. Соответственно, все цифры для подсчета количества воинов и лошадей в гусарской бригаде следует умножить на два.
Курировал российскую кавалерию брат императора, генерал-инспектор великий князь Константин Павлович. Воякой цесаревич был никудышным. Из действующей армии его гнали то Кутузов, то Барклай-де-Толли, к тому же и организаторские способности у великого князя напрочь отсутствовали.
Только в 1816 году с большим скрипом вышли в свет две небольшие брошюрки: «Эскадронный устав» и «Школа кавалерийского солдата», которые лишь сгладили огрехи в подготовке кавалеристов.
С офицерами был полных швах. Все становление гусарских командиров укладывалось в принцип: «Делай, как я!». Можно представить, чту творилось на душе Александра Ипсиланти, когда попытки превратить бригаду в слаженный организм оборачивались неудачей.
Кое-как боевым генералам удалось добиться распоряжения, чтобы офицеры периферийных полков учились уму-разуму у гвардейцев-кавалеристов. «Для узнания порядка службы» Ипсиланти поручил отобрать офицеров, что говорится, не нюхавших пороху, и вскоре пять безусых корнетов отправились в Петербург, где в течение года постигали мудреную кавалерийскую науку.
В январе 1816 года в жизни Александра Ипсиланти вполне мог произойти крутой поворот. Мы знаем, какое живое участие принимала в судьбе греческого князя императрица Мария Федоровна. Имя «юного инвалида», жертвенно служившего своему второму Отечеству и вызывавшего всеобщий интерес и сочувствие, нет-нет, да и возникало на устах вдовствующей императрицы. Сын «проявил милость» и повелел Александру Ипсиланти прибыть в Санкт-Петербург и приступить к исполнению обязанностей флигель-адъютанта. В высочайше утвержденном положении говорилось: «Назначать во флигель-адъютанты умных, трудолюбивых, храбрых молодых людей».
Сохранилось свидетельство Р. С. Стурдзы (в замужестве графиня Эделинг), дочери первого гражданского губернатора Бессарабии, на глазах которой вырос Александр: «Ипсиланти отличался легкомыслием и леностью к умственным занятиям, помешавшим ему в развитии драгоценных задатков, данных ему природой».
Роксана Скарлатовна явно запамятовала, что домашнее образование Александру продолжить было не суждено. Его университетами стали лейб-гвардии Кавалергардский полк, поля сражений Отечественной войны 1812 года и Заграничного похода. Оспаривать же такие качества греческого князя, как трудолюбие и храбрость, означало наводить тень на плетень.
…В камер-фурьерском журнале Александра I за 1817 год фамилия Ипсиланти упоминается всего один раз. О чем вели беседу Александр Павлович и Александр Константинович – сокрыто за семью печатями. Однако уже 12 декабря 1817 года последовал императорский указ о производстве полковника Ипсиланти в генерал-майоры. И в этом же месяце мы находим приказы по 1-й бригаде 1-й гусарской дивизии за его подписью. Генерал-майор в 25 лет, герой, обласканный царствующей фамилией! Кому угодно такой взлет вполне мог вскружить голову, а Ипсиланти рвется в свою стихию, в заштатный городишко на окраине Российской империи. Необъяснимо! Гусары же по достоинству оценили сей поступок, который не вписывался в прокрустово ложе логики придворных служак, а генеральские эполеты обмывали едва не неделю.
