Николай Анциферов - Душа Петербурга (сборник)
Однако вся статья Державина проникнута оптимизмом. Россия должна быть приближена к своей столице. Ее окрестности, глухие и суровые, должны быть заселены и возделаны.
«Окружность Петербурга привесть удобрением и населением земель в такое состояние, чтоб она могла прокормить коренных и штатных его обитателей».
Державин, очевидно, хотел видеть Петербург окруженным хорошо культивированною зоной, приспособленной к нуждам столицы, подобно той, что окружала древний Рим, распространяясь на весь Лациум.
Прекрасный образ Северной Пальмиры начертан кн. Вяземским (в 1818 г.):
Я вижу град Петров чудесный, величавыйПо манию царя воздвигнутый из блат,Наследный памятник его могущей славы,Потомками его украшенный стократ.Искусство здесь везде вело с природой браньИ торжество свое везде знаменовало.Могущество ума мятеж стихий смиряло,Чей повелительный, на зло природы, гласСодвинул и повлек из дикия пустыниГромады вечных скал, чтоб разостлать твердыниПо берегам твоим рек северных глава,Великолепная и светлая Нева?Кто к сим брегам склонил торговли алчной крыльяИ стаи кораблей с дарами изобильяОт утра, вечера и полдня к нам пригнал.Кто с древним Каспием Бельт юный сочетал?Державный дух Петра и ум ЕкатериныТруд медленных веков свершили в век единый.
Железо, покорясь влиянию огня,Здесь легкостью дивит в прозрачности ограды,За коей прячется и смотрит сад прохлады,Полтавская рука сей разводила сад.Но что в тени его мой привлекает взгляд,Вот скромный дом, ковчег воспоминаний славных,Свидетель он надежд и замыслов державных.Здесь мыслил Петр об нас.Россия, здесь твой храм[35].
Кн. Вяземский, воспевая дело Петра, в синтетическом очерке Петербурга приводит ряд конкретных образов: решетка Летнего сада, летний дворец. В этом отношении сделан шаг вперед в сравнении с Державиным (его общее описание Петербурга).
Соединительным звеном между Северной Пальмирой Державина и пушкинским городом Медного Всадника является Петербург Батюшкова. У первого – человек и природа в содружестве созидают стольный город, у Пушкина, который знал «упоение боя» и «края бездны», гармония нарушена; грозно восстают безликие стихии против державного города, страшна их лютость, но конечное торжество и победа остаются за созданием чудотворного строителя.
Батюшков уже уловил мотив борьбы человеческого творчества с косными стихиями, но ему осталась еще неведома трагическая сила и глубина этой борьбы.
«Сидя у окна с Винкельманом в руке», герой Батюшкова любовался «великолепной набережной» Невы, «первой реки в мире», «на которую, благодаря привычке, жители петербургские смотрят холодным оком»[36].
Поэт, наблюдая «чудесное смешение всех наций» столицы великой Империи, стал представлять, что было на этом месте до построения Петербурга. «Может быть, сосновая роща, сыров дремучий бор или топкое болото, поросшее мхом и брусникою; ближе к берегу лачуга рыбака… Здесь все было безмолвно. Редко человеческий голос пробуждал молчание пустыни дикой, мрачной, а ныне?.. Я взглянул невольно на Троицкий мост, потом на хижину Великого монарха, к которой по справедливости можно применить известный стих: souvent un faible gland rеcéle un chêne immense![37] И воображение мое представило мне Петра, который первый раз обозревал берега дикой Невы, ныне столь прекрасные…
«…Великая мысль родилась в уме великого человека. «Здесь будет город, – сказал он, – чудо света. Сюда призову все художества, все искусства, гражданские установления победят саму природу». Сказал – и Петербург возник из дикого болота».
Таков первый образ, который дает нам Батюшков. «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною. И дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет, и стал свет».
Образ микрокосма и его Создателя. Упоенный мотивом творчества, Батюшков хочет присутствовать при его творении. Второй образ – Петербург под резцом своего творца.
«С каким удовольствием я воображал себе монарха, обозревающего начальные работы: здесь вал крепости там магазины, фабрики, адмиралтейство. В ожидании обедни в праздничный день или в день торжества победы государь часто сиживал на новом вале с планом города в руках, против крепостных ворот, украшенных изваянием апостола Петра из грубого дерева».
«Именем святого должен был назваться город, и на жестяной доске, прибитой под его изваянием, изображался славный в летописях мира 1703 г. римскими цифрами. На ближнем бастионе развевался желтый флаг с большим черным орлом, который заключал в когтях своих четыре моря, подвластные России. Здесь толпились вокруг монарха иностранные корабельщики, матросы, художники, ученые, полководцы, воины…»
Победив природу, наперекор стихиям, вызвал к жизни Петр Великий – Великий Петербург. Необычайно его рождение, необычаен и рост его.
«Так, мой друг, сколько чудес мы видим пред собою, и чудес, созданных в столь короткое время, в столетие, в одно столетие!»
Третий образ Петербурга – образ, современный Батюшкову.
С приятелем своим совершает автор «письма» прогулку по городу.
«Великолепные здания, позлащенные утренним солнцем, ярко отражались в чистом зеркале Невы».
«Посмотрите на Васильевский остров, образующий треугольник, украшенный биржею, ростральными колоннами и гранитною набережною с прекрасными спусками к воде. Как величественна и красива эта часть города!»
«Теперь от биржи с каким удовольствием взор мой следует вдоль берегов и теряется в туманном отдалении между двух набережных, единственных в мире».
Проходят они и мимо Адмиралтейства, перестроенного Захаровым, превратившим его «в прекрасное здание», украсившее город. Отсюда они с восторгом любуются архитектурным пейзажем города. «Вокруг сего здания расположен сей прекрасный бульвар, обсаженный липами, которые все принялись и защищают от солнечных лучей. Прелестное, единственное гульбище, с которого можно видеть все, что Петербург имеет величественного и прекрасного: Неву, Зимний дворец, великолепные домы дворцовой площади, образующие полукружие, Невский проспект, Исаакиевскую площадь, конногвардейский манеж, который напоминает Партенон, прелестное творение г. Гваренги, сенат, монумент Петра I и снова Неву с ее набережными».
Во всех этих беглых замечаниях сказывается глубокое чувство города, понимание значения его архитектурного тела, тонкая оценка его особенностей.
Основная черта Петербурга у Батюшкова, это – его гармоничность. «Какое единство, как все части отвечают целому, какая красота зданий, какой вкус и в целом какое разнообразие, происходящее от смешения воды со зданиями!»
Великолепные здания, позлащенные утренним солнцем, ярко отражались в чистом зеркале Невы.
Можно добавить, и с зеленью. «Взгляните на решетку Летнего сада, которая отражается зеленью высоких лип, вязов и дубов! Какая легкость и стройность в ее рисунке».
Батюшков увлечен жизнью города, как единства, возникшего из сочетания природы с творчеством человеческого гения.
* * *А. С. Пушкин является в той же мере творцом образа Петербурга, как Петр Великий – строителем самого города. Все, что было сделано до певца «Медного Всадника», является лишь отдельными изображениями скорее идеи Северной Пальмиры, чем ее реального бытия. Правда, Батюшков понимает глубже характер нового города, но образ Петербурга не достигает еще и у него полновесного значения. Только Пушкин придает ему силу самостоятельного бытия. Его образ Петербурга есть итог работы всего предшествующего века и, вместе с тем, пророчество о судьбе. Пушкин властно предопределил все возможности дальнейшего развития. Он создает то, что казалось уже немыслимым в эпоху оскудения религиозной культуры: создает миф Петербурга.
Образ Петрова града нашел свое целостное выражение в «Медном Всаднике», и анализом этого лучшего памятника Петербургу следует завершить характеристику образа Пушкина. Но наряду с поэмой-мифом можно найти обильный и многообразный материал для нашей темы и в других его произведениях.
Впервые как цельный образ выступает Петербург в «Оде на вольность» (1819). Из тумана вырисовывается романтический замок мальтийского рыцаря – «увенчанного злодея».
Когда на мрачную НевуЗвезда полуночи сверкаетИ беззаботную главуСпокойный сон отягощает,Глядит задумчивый певецНа грозно спящий средь туманаПустынный памятник тирана,Забвенью брошенный дворец.
Этим зловещим образом начинает свою речь о Петербурге Пушкин. Позднее, в полушутливой форме вспоминая маленькую ножку и локон золотой, поэт вновь создает безотрадный образ.
Город пышный, город бедный,Дух неволи, стройный вид,Свод небес зелено-бледныйСкука, холод в гранит.
Город, полный двойственности. В стройной, пышной Северной Пальмире, в гранитном городе, под бледно-зеленым небом ютятся ого обитатели – скованные рабы, чувствующие себя в родном городе как на чужбине, во власти скуки и холода, как физической, так и духовной – неуютности, отчужденности. Вот образ Петербурга, который придется по вкусу последующей упадочной эпохе. Но Пушкин сумеет с ним сладить и выводит его лишь в шутливом стихотворении. Судьба Петербурга приобрела самодовлеющий интерес. Пусть стынут от холода души и коченеют тела его обитателей – город живет своей сверхличной жизнью, развивается на пути достижения великих и таинственных целей.
