Андрей Зубов - История Русской Церкви
Другая еще более опасная идея, но более тонкая, это понимания отношений человека и Бога. В исламе в отношении человека и Бога есть онтологическая преграда. Главная поговорка ислама: ты можешь стать другом Бога, вали Алла, но ты не можешь стать Богом. Основа христианского учения, прямо из «Отче наш», это что человек становится сыном Божиим. Идея теозиса, обожения, это главный нерв в христианстве. Без этого вообще никакого христианства нет. Но это теперь кажется невероятной претензией, гордыней, и люди забывают об этом, отходят от этого.
Эпоха между 8 и 10 веком — это время упадка внутри самого христианства понимания многих богословских идей. Начинается контр движение в этой богатой культуре, оно связано с именем Симеона Нового Богослова, 11 век. О нем прекрасная книга епископа Василия Кривошеина. Сделал он очень много, его поэмы потрясающе красивы. Вера замкнулась в монастырях и приняла обрядовый характер. Он первый говорит вновь, что каждый человек где бы он ни жил, монах или мирянин, ребенок или взрослый, мужчина или женщина, богатый аристократ или простолюдин, он может пережить единство со Христом и сохранить навсегда единство с Богом.
Эта идея живого богообщения основная идея Симеона Нового Богослова. Потом наступает опять время, когда его идеи немного забылись. (Хотя ему единственному уже в позднее время дает византийская традиция имя Теолог, Богослов. Есть апостол Иоанн Богослов, Григорий Богослов, один из каппадокийцев, 4 век, и последнему ему — Симеон Новый Богослов.) Она занимает совершенно особое время в византийской православной мудрости. И в 14 веке из-за сложного духовного конфликта и спора с Западом, но опять же этот конфликт был совершенно не политический, но идейный, конфликт идей, который с двух сторон представляли греки. С одной стороны греки латинизированные, с другой греки, выросшие на своей собственной традиции. И вот этот диалог утвердил заново идеи Симеона о возможности прямого богообщения любого человека, и это движение, связанное с именем архиепископа Фессалоник Григория Паламы, Николая Кавасилы, получило название исихия, от греческого «молчание». В молчании, в тишине — мы с вами много говорим, а истина открывается в тишине. В тишине открывается не просто богообщение, его знали и мусульмане, открывается единство с Богом.
Тот же Палама говорит, что уже здесь на земле, в ситуации несовершенства, в которой живет любой человек, в сиянии божественного света человек становится причастником божественного естества через божественную энергию, божественный свет. А там, по ту сторону смерти, когда подвижность свободной воли завершена, там он станет во Христе причастником Божества через ипостась Иисуса Христа, то есть войдет в полноту Отца, став богом по благодати. Вот это новое учение, которое открывает невероятные перспективы перед человеком. Человек, маленькое земное существо, которое в условиях политических неурядиц, гонений и разорений чувствует себя вообще никем, вдруг оказывается сыном Божиим. И вспоминаются слова Евангелия: «дела, которые Я соделал, и вы соделаете, и больше их соделаете». Для человека открываются невероятные возможности.
И это учение, которое в Греции получает огромную актуальность в середине 14 века, практически сразу попадает на Русь. Это неудивительно. В Греции, особенно на Афоне и в монастырях К-поля, немало монахов из Руси и из южнославянских земель — Болгарии и Сербии. Всё переводится на славянский язык, всё привозится сюда. Здесь это духовное возрождение твердо связывается с именем — всем нам оно известно, но не всем известно почему — с именем преподобного Сергия Радонежского. Преподобный Сергий Радонежский входил в переписки со многими греческими отцами, к-польскими епископами, с Киприаном, который был поставлен в К-поле митрополитом Киевским. Преподобный Сергий проводник этой идеи. Мы иногда удивляемся, почему от него происходит такой сонм учеников и собеседников. Не все его ученики, тот же Кирилл Белозерский — его собеседник, он сам по себе пришел к тому же, под тем же влиянием. Почему примерно180 монастырей создано учениками или учениками учеников пр. Сергия? Какой был импульс? Что он им дал? Просто аскезу? Просто то, что он ел заплесневелый хлеб и строил своими руками? Это делали многие! Но он сам явил образ знатока исихазма, стяжателя Горнего Света.
Если мы посмотрим на славословия ему и его ученикам, написанные после смерти, например, Савве Сторжевскому, мы увидим, что главное это именно их исихастский опыт, опыт прямого богообщения. Это пленяло людей, это поднимало их из этой грязи, в которой они находились после татарского завоевания. Грязи не только из-за завоевания, но и из-за междоусобиц, низких целей и интересов, одичания и прочего. И он сам на себе показал пример исихазма. Он бы сын родовитого боярина, коменданта крепости Радонеж, ему бы быть воином. Он уходит от всего этого. Более того, он уходит от всех предложений власти, ради которой другие убивают друг друга. Даже «духовной». Мы помним, как братия выгоняет Сергия из Троице-Сергиева монастыря — он не сопротивляется. Тогда он уже известный игумен, он уходит на реку Киржач и основывает свой скит. Мы помним, как митрополит Алексий незадолго до смерти говорит, что ты должен быть новым митрополитом после меня, становись епископом, а потом возьмешь митрополию всея Руси. И он, всегда послушный священноначалию, говорит: нет, если не хочешь, чтобы я ушел от тебя навсегда, не неволь меня в этом. Митрополит Алексий отступил.
В то же время Сергий оказывается непреклонным сторонником единства митрополии. Здесь очень важный церковный момент. Дело в том, что с самого начала русской земли вся Русь была единым митрополичьим округом. Это у нас сейчас митрополиты — это почетная должность вроде генерал-полковника, а архиепископ вроде генерал-лейтенанта, епископ — генерал-майора. Так Пётр Первый завел, а в Греции было иначе. Были митрополичьи округа (митра — полис — матерь-город), который объединяли большое количество епископий, и так до сих пор остается в Греции. Собор 17–18 года хотел в России это ввести, но не успел. Русь была единой митрополией, разделенной на ряд епископий и арихепископий, и митрополит всегда назначался из К-поля. После того, как произошло татарское нашествие, в 14 произошло важное событие, о котором мы мало знаем, но которое очень существенно. Литовское княжество продолжает развиваться в принципиальном нежелании подчиняться Орде. Если Рюриковичи готовы подчиняться, Гедиминовичи (Миндовга сменяет Гедимин, видимо, не его родственник), их идея другая. В то время литовцы малокультурные люди, у них нет своего письменного языка. Письменный язык — это церковнославянский. Часть из них католики, часть православные, значительная часть язычники. И они решают отвоевать у татар Русь. Им это удается. Сын Гедемина Ольгерд женатый дважды на двух русских княжна Рюриковнах Марии и Ульяне в 1363 году громит татарское войско в пух и прах на Синих Водах, это территория Донецкого бассейна. Этот разгром привел к тому, что вся Западная Русь, Киев, Чернигов, Переяславль, вплоть до Черного моря, которое потеряли еще в 12 веке от завоевания половцами, всё занято Литвой. На престолах там, где князья перешли на его сторону, остались Рюриковичи, там, где князья были коллаборационистами, до конца держались за татар, были смещены, и назначены князья Гедиминовичи. Но что важно! Всюду восстановлено городское управление, вечевой характер страны, нигде не было принуждения к переходу в другую веру, православие — главная религия литовского княжества, но при этом и католицизм так же признан, и язычество еще терпится.
В этой ситуации, когда Литва растет всё больше, и все русские с Востока, и Новгород, и Псков (единственное княжество, которое может брать в князья не Рюриковича, там всё чаще берут литовских), и Тверь, и даже далекая Рязань с новой столицей в Переяславле-Рязанском. Рязань разорена и больше никогда не поднялась. Все смотрят на Литву. Она становится образом освобождения. Естественно этому желает помочь Церковь, потому что она понимает всю вредоносность рабского состояния, поэтому в К-поле сохраняю единство русской митрополии, несмотря на то, что политически Русь разделена между Русью татарской и литовской.
А вот Русь татарская стремится отделиться церковно. Кто больше всего боится победы Литвы? То княжество, которое постепенно становится главным в татарских землях Руси. Вы догадываетесь, что это княжество московское. Московские князья, которые начиная с Юрия Даниловича, сына московского князя Даниила, проводят абсолютно коллаборационистскую протатарскую политику, по приказу татар наказывают жгут и убивают граждан соседних княжеств, если они сопротивляются Орде. Сам Юрий Данилович, оклеветавший Михаила Тверского и фактически убивший его в Орде. Все эти люди боятся Литвы и собственного народа, который с Литвой, а не с ними связывает будущее. Им надо создать свою церковь, церковь, которая не будет больше церковью связанной с Литвой. Не забудем, что митрополит Алексий, и даже митрополит Петр, который перенес митрополичью резиденцию формально в Москву, тем не менее был митрополитом Киевским и всея Руси. Это была так называемая странствующая митрополия, страна разорена, титул Киевский, но живет в другом более благополучном городе. Теперь надо разделить. И когда в К-поле посвящают митрополита Киприана, видимо болгарина, известнейшего исихаста, мистика и мыслителя, митрополитом Киевским и всея Руси, Дмитрий Донской в противовес ему назначает своего духовника попа Митяя, мы даже не знаем, как его зовут, потому что прозвище Митяй — то ли Дмитрий, то ли Михаил. Его иногда называют белым овдовевшим попом, назначает его митрополитом Владимирским и всея Руси, т. е. своим. Отказавшийся принять его епископ Суздальский Дионисий, который сыграет такую роль в Куликовской битве, он заковывается в кандалы. Остальные епископы боятся и подчиняются, но не подчиняется преподобный Сергий, который пишет Киприану, чтобы он не боялся и приезжал на Русь, что он с ним. И Киприан едет в Москву, будучи уверенным, что митрополита постыдятся. Ничего подобного. Дмитрий Донской не стыдится митрополита, он его арестовывает, грабит, раздевает донага, держит в холодной и под охраной высылает снова. Не буду рассказывать, есть великолепная книга Юлиана Прохорова «Повесть о Митяе», где приводится текст повести и дается бесконечно интересный исторический фон.
