Сергей Калабухин - Мой Лермонтов
Но Белинский не мог долго удовлетворяться пустословием. На столе у меня лежал том записок Дидерота; взяв его и перелистав, он с удивлением начал говорить о французских энциклопедистах и остановился на Вольтере, которого именно он в то время читал. Такой переход от пустого разговора к серьёзному разбудил юмор Лермонтова. На серьёзные мнения Белинского он начал отвечать разными шуточками; это явно сердило Белинского, который начинал горячиться; горячность же Белинского более и более возбуждала юмор Лермонтова, который хохотал от души и сыпал разными шутками.
— Да я вот что скажу вам о вашем Вольтере, — сказал он в заключение, — если бы он явился теперь к нам в Чембары, то его ни в одном порядочном доме не взяли бы в гувернёры.
Такая неожиданная выходка, впрочем, не лишенная смысла и правды, совершенно озадачила Белинского. Он в течение нескольких секунд смотрел молча на Лермонтова, потом, взяв фуражку и едва кивнув головой, вышел из комнаты.
Лермонтов разразился хохотом. Тщётно я уверял его, что Белинский замечательно умный человек; он передразнивал Белинского и утверждал, что это недоучившийся фанфарон, который, прочитав несколько страниц Вольтера, воображает, что проглотил всю премудрость.
Г. Белинский — художник Кирилл Горбунов 1843
Белинский, с своей стороны, иначе не называл Лермонтова, как пошляком, и когда я ему напоминал стихотворение Лермонтова «На смерть Пушкина», он отвечал: «Вот важность написать несколько удачных стихов! От этого ещё не сделаешься поэтом и не перестанешь быть пошляком!»
На впечатлительную натуру Белинского встреча с Лермонтовым произвела такое сильное влияние, что в первом же письме из Москвы он писал ко мне: «Поверь, что пошлость заразительна, и потому, пожалуйста, не пускай к себе таких пошляков, как Лермонтов».
Так встретились и разошлись в первый раз эти две замечательных личности. Через два или три года они глубоко уважали и ценили друг друга…»
Сатин старается оправдать Лермонтова, пытаясь явное злословие того выдать за юмор, но у него это плохо получается.
Позднее, уже в Петербурге, прочитав роман «Герой нашего времени», Белинский изменил своё мнение о Лермонтове как о писателе и тот завоевал его уважение именно в этом качестве. Но вот поверить в то, что и Лермонтов в свою очередь вдруг стал ценить Белинского, я не могу. Лермонтов рвался в высший свет столичной аристократии, к которому Белинский ни в малейшей степени не принадлежал, и, следовательно, знаменитый критик был ему малоинтересен. Они не раз встречались у Андрея Краевского, редактора литературного журнала «Отечественные записки». Белинский писал восторженные статьи о Лермонтове, но никакого сближения между ними, а тем более дружбы не было. Мишель по–прежнему не желал примыкать к каким–либо литературным партиям, предпочитал держаться наособицу.
Да, стихи и прозу Лермонтова стали, наконец, публиковать в одном из лучших журналов России, но для всех этих князей и баронов из высшего петербургского света, в чьё общество так жаждал попасть Мишель, он оставался мелким, ничего не значащим офицеришкой, а не литературной знаменитостью. Нынешние литературоведы стараются уверить нас, что имя Лермонтова гремело по всей России, что всё образованное общество зачитывалось его стихами и прозой. Однако факты этого не подтверждают. Приведу наглядный пример.
Роман Михаила Лермонтова «Герой нашего времени» был издан в Санкт — Петербурге в типографии Ильи Ивановича Глазунова в конце апреля 1840 года в двух книгах тиражом всего лишь в тысячу экземпляров. История издания изложена в «Кратком обзоре книжной торговли и издательской деятельности Глазуновых»:
«Это первое издание романа Лермонтова, напечатанное типографией Глазунова, несмотря на хорошие отзывы в «Отечественных записках» В. Г. Белинского, сначала совсем почти не расходилось; это побудило издателей обратиться к Ф. В. Булгарину и попросить написать его в «Северной пчеле» статью об этом произведении. Как только появилась в «Северной пчеле»… статья Ф. В. Булгарина, издание раскупили почти что нарасхват».
Фаддей Булгарин — художник И. Фридерик, 1828
Что ж это за известность такая, при которой даже мощная рекламная кампания самого Виссариона Белинского в одном из популярнейших журналов того времени не подвигла читателей раскупить какую–то жалкую тысячу экземпляров романа? Более того, издателям, чтобы не впасть в убыток, пришлось пойти на хитрость и обратиться за помощью во вражеский стан. Существует версия, что бабушка Лермонтова, Е. А. Арсеньева, по чьему–то совету отправила Фаддею Булгарину два экземпляра романа, вложив в один из них пятьсот рублей ассигнациями — жалованье офицера за два месяца! И вскоре в журнале «Северная пчела» появилась статья Булгарина, в которой этот знаменитый писатель и критик того времени пишет:
«Скажите, ради Бога, где созрело, где развилось это необыкновенное дарование? Каким волшебством этот юный ум проник в тайники природы, в глубину души человеческой? Какая непостижимая сила сорвала пред ним личину общества и объяснила болезнь, которою оно страждет в наше время, в XIX веке?! Всё это чудеса для меня! «Герой нашего времени» — первый опыт в прозе юного автора, первый — понимаете ли! Генияльные умы взвиваются на высоту при первых поэтических порывах, но в прозе эти примеры чрезвычайно редки. Проза требует глубокой науки и обдуманности. Виктор Гюго написал множество плохих романов и повестей, пока создал «Notre Dame de Paris». Бальзак долго влачился по земле, пока возвысился до «Евгении Гранде», «Отца Горио», «Истории тринадцати» и «Шагриновой кожи». Вальтер Скотт начал писать свои романы уже в зрелых летах, богатый опытами жизни и наукою…
Автор «Героя нашего времени» в первом опыте стал на ту ступень, которой достигали другие долговременною опытностью, наукою, трудом и после многих попыток и неудач. О Русь, мать всех племён славянских, сколько дарования, сколько ума и нравственной силы сокрыто в твоих недрах! Другие народы уже истощили дар слова, а мы едва тронули поверхность нашего рудника…
Лучшего романа я не читал на русском языке! Это говорит вам романист, рассказчик и критик, которого многие почитают неумолимым, беспощадным и даже привязчивым критиком, потому что он говорит откровенно правду напыщенной бесталантности, дерзкой самонадеянности и пронырливому литературному корыстолюбию, прикрывающемуся глупым чванством. Вот юный автор, незнакомый мне и, вероятно, не благоприятствующий мне, судя по его литературным связям, в которые он мог попасть нечаянно. Этот юный автор с истинным, неподдельным дарованием, и я хвалю его сочинение с такою же радостию, как будто бы делился с ним его славою. И точно делюсь, потому что слава русской литературы отражается на всех нас, на всей России, а её можно искренно поздравить с таким автором, каков творец романа «Герой нашего времени»! С этих пор автор должен вооружиться мужеством и терпением. У него будут бесталантные подражатели и завистники. Зависти не знает истинный литератор, посвятивший литературе всю жизнь свою, всё свое время, пожертвовавший ей своим честолюбием и светскими преимуществами. Зависть есть удел тех самозванцев в литературе, которые употребляют её как средство к достижению других целей. Истинный литератор — раб своей обязанности. Если б жесточайший враг его написал хорошее — он должен хвалить, если не хочет сам унизиться до степени своих клеветников. Литератор, как судья, должен смотреть не на лица, а на дела…»
Как видно из статьи, Фаддей Булгарин не был до этого знаком с творчеством Михаила Лермонтова! В приведённых отрывках он даже ни разу не упоминает его имя, прекрасно понимая, что читателю проще запомнить название романа, чем фамилию малоизвестного автора. В то время Фаддей Булгарин был известным на всю Россию журналистом и весьма популярным автором интереснейших исторических романов. Ещё при его жизни вышло полное собрание сочинений в семи томах. Оно так понравилось императору Николаю I, что тот объявил Булгарину «высочайшую благодарность» и наградил бриллиантовым перстнем. Поэтому нет ничего удивительного, что статья Булгарина в издаваемой им «Северной пчеле» привёла к тому, чего не смог добиться Белинский — роман Лермонтова «Герой нашего времени» мгновенно раскупили, и вскоре начало готовиться второе издание.
В досаде на столь очевидную всем демонстрацию весомости мнения обоих критиков в глазах читателей, В. Г. Белинский не удержался и ядовито назвал рецензию Булгарина «купленым пристрастием», намекая на полученные тем пятьсот рублей. И это высказывание гораздо сильнее бьёт по самому Белинскому. Во–первых, оно показывает явную зависть одного критика к авторитету другого. Во–вторых, бросает тень на роман Лермонтова: так ли уж он хорош, как говорил сам Белинский, или его можно хвалить только за деньги? Белинского, между прочим, тоже можно было бы обвинить в ангажированности, так как он являлся штатным критиком журнала А. Краевского «Отечественные записки», где были ранее напечатаны три из пяти повестей Лермонтова о Печорине. Три из пяти! Выходит, что читатели журнала почему–то не захотели приобрести роман в полном виде, чтобы узнать, что же там дальше стало с Печориным.
