Коллектив авторов - Древние германцы
Веллей Патеркул
Гай Веллей Патеркул (Gaius Velleius Paterculus), начальник конного отряда в войске Тиберия, совершил под его командованием походы в Германию и Паннонию; написал краткий очерк римской истории в двух книгах – от основания Рима до 30 года н. э.
РИМСКАЯ ИСТОРИЯ
Книга IГл. 105. [Тиберий] тотчас вступил в Германию и покорил каннинефатов, хаттуариев, бруктеров, а херуски, вскоре прославившиеся нанесенным нам поражением, сами отдались в наше подданство; затем он переправился через Визургис и стал продвигаться дальше, по ту сторону этой реки…
Гл. 106. …Римское оружие проложило себе путь через всю Германию; были покорены племена, до тех пор едва известные по имени. Племена хавков56 были приняты в наше подданство. Все их боеспособное юношество – бесчисленная масса огромного роста людей, защищенных природными особенностями их страны от всяких опасностей, – вместе со своими вождями сложило оружие и склонилось перед трибуналом императора, окруженное нашими войсками в блеске их сверкающего оружия. Сломлена была мощь лангобардов, народа еще более дикого, чем [остальные] дикие германцы. Наконец, было сделано то, о чем до сих пор никто еще не помышлял, не говоря уже о попытках привести [эти замыслы] в исполнение: римское войско сделало под своими знаменами переход в 400 тысяч шагов57 от Рейна до реки Альбис, которая омывает страну семнонов и гермундуров. В силу все того же, совершенно изумительного счастья, [а также] благодаря предусмотрительности военачальника и стечению благоприятных обстоятельств, нашему флоту удалось после плавания по заливам Океана, о котором раньше никто не слышал и ничего не знал, войти в Альбис и, нагрузившись в качестве победителя целого множества племен всяческими богатствами, воссоединиться с сухопутным войском и с Цезарем [Тиберием].
Гл. 108. В Германии уже не осталось [ни одного племени], которое [Тиберию] предстояло бы покорить, кроме маркоманов; они покинули под предводительством Маробода свою [прежнюю] территорию, удалились в глубь страны и поселились на равнине, окруженной Герцинским лесом. Как мне ни следует торопиться [в моем повествовании], но об этой личности упомянуть необходимо. Маробод, человек знатного происхождения, выдающейся физической силы и воинственного духа, был варваром более по национальности, нежели по свойствам ума; он достиг среди своих [соплеменников] верховной власти, не насильно навязанной, случайной и неустойчивой, а напротив, прочной и основанной на согласии подданных; обладая твердой властью и королевским могуществом, он задумал увести свой народ как можно дальше от римлян и дойти до такого места, где он мог бы, отступив перед превосходящей его вооруженной силой, [по крайней мере] увеличить свои собственные силы до наивысшего могущества. Заняв вышеуказанную территорию, он подчинил себе всех соседей отчасти при помощи оружия, а отчасти путем мирных договоров. При нем самом всегда была стража из его соплеменников. Привив своим войскам постоянными упражнениями чуть не римскую дисциплину, он быстро довел свою мощь до такого значительного уровня, что она грозила стать опасной даже нашему господству. Он вел себя по отношению к римлянам так, что не давал им повода к войне, но стремился дать им понять, что в случае нападения у него найдутся силы и охота к сопротивлению.
Гл. 109. Послы, которых он посылал к Цезарю [Августу Октавиану], то смиренно отдавали себя под покровительство этого последнего, то разговаривали с нами, как равные с равными. Отпавшие от нас племена и отдельные лица находили у него убежище. Ему с трудом удавалось скрыть, что он намерен соперничать с Римом. Его войско, которое он довел до 70 тысяч пехотинцев и 4 тысяч всадников, упражнялось в военном деле, постоянно воюя с соседями; Маробод подготовлял его к какому‐то более значительному делу, чем то, которым был занят в данное время. Его следовало опасаться еще и потому, что на западе и на севере его владения граничили с Германией, на востоке – с Паннонией и на юге – с Норикумом. Он мог в любой момент вторгнуться в каждую [из этих областей], и поэтому в каждой из них его боялись. Даже Италия не могла без тревоги смотреть на рост его мощи: ведь от альпийских горных хребтов, составляющих границу Италии, до границ владений Маробода было не более 200 тысяч шагов58. На этого‐то человека и его державу Тиберий решил напасть в следующем году59 с двух различных сторон: Сентию Сатурнину было поручено провести легионы через страну хаттов и затем, прорубив себе дорогу через задерживающий продвижение Герцинский лес, [проникнуть] в Бойгемум (так называлась область, в которой обитал Маробод). Сам же Тиберий намеревался выступить из Карнунтума, самого близкого от Норикума пункта по сю сторону Данувия, и двинуть в страну маркоманов войска, расположенные в Иллирии.
Гл. 110. [Однако поход Тиберия не был доведен до конца, так как этому помешало восстание в Паннонии и Далмации, вспыхнувшее в тот момент, когда войска Тиберия и Сентия Сатурнина были на расстоянии всего пятидневного перехода от неприятеля.] 60
Гл. 117. Едва только Тиберий закончил войну в Паннонии и Далмации – всего лишь через пять дней после свершения такого великого дела, – пришла из Германии печальная весть о гибели Вара и уничтожении трех его легионов, стольких же отрядов конницы и шести когорт.
[Стараясь выяснить причины этого поражения, Веллей характеризует начальника римских легионов в Германии Квинтилия Вара как человека, мало пригодного к военному командованию, но весьма склонного к личному обогащению, что и обнаружилось во время его пребывания наместником в Сирии.] Бедняком пришел он в богатую страну и богачом ушел из нищей страны.
Поставленный во главе войск, находившихся в Германии, он вообразил, что в германцах нет ничего человеческого, кроме способности речи и строения тела, и что их, не поддающихся усмирению оружием, можно смягчить при помощи [римского] права. Держась такого убеждения, он зашел в глубь Германии и, словно находился среди людей, наслаждающихся благами мира, провел все лето в том, что творил суд и созывал судебные собрания перед своим трибуналом.
Гл. 118. Но эти люди, несмотря на всю свою дикость, чрезвычайно изворотливы (этому трудно было бы поверить, если бы это не было проверено на опыте); они представляют собой племя, как бы рожденное для лжи; и вот они для виду стали подсовывать Вару целый ряд нарочно придуманных судебных дел; то они жаловались друг на друга, измышляя [фиктивные] обиды; то благодарили Вара за то, что он решает дела согласно римскому правосудию, смягчает их дикость при помощи новых, дотоле неизвестных им порядков и разрешает споры судом, а не оружием, как это принято было раньше. Таким образом, они привели Вара в состояние величайшей беспечности, так что он воображал себя скорее претором, творящим суд на римском форуме, нежели начальником войск, находящихся в самом сердце Германии.
В то время в Германии жил юноша знатного происхождения, по имени Арминий, сын Сегимера, главы своего племени61. Он отличался личной храбростью, живостью ума и сообразительностью в большей степени, чем это свойственно варварам; в его лице и взгляде светился огонь его духа; до тех пор он постоянно сопровождал наши походы62; он приобрел права римского гражданства и сословное достоинство всадника. Он‐то и использовал беспечность нашего полководца в преступных целях, благоразумно рассчитав, что легче всего победить того, кто не предвидит опасности, и что в большинстве случаев уверенность в полной безопасности и есть начало гибели.
Итак, он посвятил в свои планы сначала некоторых, а потом многих: он говорил, что сможет осилить римлян, и убедил в этом [своих соучастников]; за решением последовало выполнение [плана]: Арминий назначил срок для засады и нападения.
Вар был предупрежден об этом Сегестом63, верным нам человеком и знатным членом того же племени… Но Bap отказался верить [этому предупреждению] и лишь заверил Сегеста в том, что умеет ценить как должно это проявление его преданности. После этого первого предупреждения уже не оставалось времени для второго.
Гл. 119. …Лучшее римское войско, занимавшее первое место по дисциплинированности, храбрости и военной опытности, попало в ловушку: столь злосчастная судьба [постигла его] из‐за бездеятельности вождя и вероломства врагов; римские воины не имели даже возможности сражаться и не могли свободно пробиться вперед, как они этого хотели; многие из них были жестоко наказаны за то, что владели римским оружием с римским мужеством: запертые среди лесов, болот и засад, они были перебиты чуть не все до одного теми самыми врагами, которых они постоянно убивали подобно скоту, жизнь и смерть которых зависела от гнева и милости римлян. Сам полководец готов был скорее умереть, чем сражаться. По примеру своего отца и деда64 он пронзил себя сам мечом… Легат Вара Вала Нумоний – обычно человек благоразумный и дельный – совершил на этот раз ужасный поступок: оставив пехоту без всякой защиты, он бежал со своей конницей по направлению к Рейну. Но судьба отомстила ему за это деяние: он не пережил тех, от кого дезертировал, и был убит во время бегства… Полусожженный труп Вара враги растерзали в диком бешенстве, голову отрезали и передали Марободу, который послал ее Цезарю [Августу Октавиану], все‐таки удостоившему ее погребения в фамильной гробнице Вара.
