Антон Первушин - Тайная миссия Третьего Рейха
Тогда же за вычурной мозаикой из философских, мифологических, палеофантастических и эзотерических элементов обнаруживается грубый монолит ярого антисемитизма. Этот элемент мировоззрения будущего фюрера, обернувшийся бедой и смертью для миллионов евреев, также получил развитие в венский период его жизни. Посмотрим, что сам Гитлер говорит по поводу своего отношения к евреям:
Венские евреи (1915 год)
«Проходя однажды по оживленным улицам центральной части города, я внезапно наткнулся на фигуру в длиннополом кафтане с черными локонами.
Первой моей мыслью было: и это тоже еврей? В Линце у евреев был другой вид. Украдкой, осторожно разглядывал я эту фигуру. И чем больше я вглядывался во все его черты, тем больше прежний вопрос принимал в моем мозгу другую формулировку.
И это тоже немец? <…>
Но окончательно оттолкнуло меня от евреев, когда я познакомился не только с физической неопрятностью, ной с моральной грязью этого избранного народа.
Ничто не заставило меня в скором времени так резко изменить мнение о них, как мое знакомство с родом деятельности евреев в известных областях.
Разве есть на свете хоть одно нечистое дело> хоть одно бесстыдство какого бы то ни было сорта и прежде всего в области культурной жизни народов, в которой не был бы замешан по крайней мере один еврей? Как в любом гнойнике найдешь червя или личинку его, так в любой грязной истории непременно натолкнешься на еврейчика.
Когда я познакомился с деятельностью еврейства в прессе, в искусстве, в литературе, в театре, это неизбежно должно было усилить мое отрицательное отношение к евреям. Никакие добродетельные заверения тут не могли помочь. Достаточно было подойти к любому киоску, познакомиться с именами духовных отцов всех этих отвратительных пьес для кино и театра, чтобы ожесточиться против этих господ.
Это чума, чума, настоящая духовная чума, хуже той черной смерти, которой когда-то пугали народ. А в каких несметных количествах производился и распространялся этот яд! Конечно, чем ниже умственный и моральный уровень такого фабриканта низостей, тем безграничнее его плодовитость. Этакий субъект плодит такие гадости без конца и забрасывает ими весь город. Подумайте при этом еще о том, как велико количество таких субъектов. Не забудьте, что на одного Гете природа всегда дарит нам 10 тысяч таких пачкунов, а каждый из этих пачкунов разносит худшего вида бациллы на весь мир».
Антисемитизм Гитлера имел глубокие корни, подпитываемые культурным стереотипом, сложившемся к началу XX века в Европе, и был вовсе не частным вопросом мировоззрения будущего фюрера, как можно подумать. Наоборот, став уже вполне зрелым политиком, он неоднократно подчеркивал принципиальность своих позиций по данному вопросу.
Важно, что Гитлер, опять же в силу плохой образованности и зависимости от первого впечатления, не сумел разобраться в национальной ситуации своего времени. Ко всему он стал сторонником теории «всемирного еврейского заговора», что весьма распространено среди людей с неокрепшим разумом, которые пытаются упростить многообразный и часто хаотичный исторический процесс, придав ему некий смысл и определенность через признание гипотезы о тайных силах, «управляющих историей».
С течением времени антисемитизм Гитлера изменился, превратившись из бытового в животный. Гитлер не считал евреев ни народом, ни расой, ни религиозной общностью – для него евреи были «болезнью», симптомом разложения национальной государственности.
Гитлер всерьез полагал и доказывал это своим поклонникам, что на Земле существует не имеющее собственной территории, но вполне развитое, универсальное и интернациональное государство евреев. Главное качество этого мифического государства – враждебность по отношению к любому другому национальному государству; главное орудие в «борьбе за выживание» – пацифизм, интернационализм, капитализм, коммунизм, либерализм, демократия и парламентаризм. Все вышеперечисленные доктрины евреи придумали, чтобы помешать другим народам свободно развиваться. По мнению Гитлера, коварные евреи делают вид, что не участвуют в этой борьбе, а на самом деле стремятся к мировому господству, забирая под свой контроль экономику и культуру. Развивая мысль, Гитлер писал, что еврейский интернационал со своим пацифизмом, мировым коммунизмом и мировым капитализмом нарушает все известные правила игры, лишая нормальные державы даже минимального шанса на защиту своих интересов. При этом он считал, что даже если евреи откажутся от своей религии (иудаизма), ничего не изменится, ведь они не являются религиозной общностью; если они откажутся от своей национальности, смешиваясь с другими народами, будет еще хуже, ибо таким способом они подорвут здоровье этих народов; если же они откажутся от своей культуры и истории, став правоверными патриотами – немцами, англичанами, французами, – наступит катастрофа: евреи столкнут эти народы между собой, используя деньги и пропаганду. Гитлер не оставлял евреям ни одной «лазейки» – что бы те ни делали, они ответственны за любые беды и проблемы, посему в любом случае они должны быть удалены, выселены, ликвидированы.
В результате доведенный до предельной крайности антисемитизм стал основой расового мифа, культивируемого в Третьем рейхе. Наряду с другими мифами он должен был превратиться в догмат новой религии для империи, которую пытался построить Гитлер в самом центре Европы.
2.3. «Космисты» в черном
Впрочем, пора вернуться в 1912 год. В том году Гитлер переселился из Вены в Мюнхен. В мемуарах он называл несколько причин переезда. В частности, заявил, что его просто бесило «засилье» евреев в австрийской столице, и с определенного момента он уже не мог их выносить. Скорее всего, эта причина надуманная – для молодого человека куда важнее было попробовать найти применение своим навыкам художника в городе, который считался «культурной столицей» Германии.
Несмотря на то, что доходы после переезда не повысились, Гитлер всегда вспоминал два первых года жизни в Мюнхене как счастливейшее время. Там Адольф сошелся с поэтом-символистом Стефаном Георге (Stefan George). Современники называли Георге «воплощением римской культуры на рейнской почве» и «Наполеоном при дворе муз». Ницшеанское по своим истокам и антидемократическое по сути мировоззрение поэта привело его к националистическим идеям. Однажды он предсказал, что вскоре в Германии появится герой, который приведет к возрождению страну, Европу и весь мир. Этот сверхчеловек, по словам Георге, сумеет разорвать оковы прогнившего общества, внесет порядок в хаос и посеет семена нового рейха.
Он сорвет кандалы и вернет на руиныПорядок, заблудившихся он возвратит к очагу,К вечному праву, где великое снова станет великим,Господин – господином.Повиновение – повиновеньем.Он начертит Истинный символ на знамя народа.Он поведет через бурю и под литавр громыханьеС ранней зарей своих воинов верных на делоСветлого дня и Новое Царство воздвигнет.
Еще накануне Первой мировой войны литературные последователи, единомышленники и поклонники творчества поэта образовали «кружок Стефана Георге» – нечто среднее между богемным литературным салоном и духовно-эстетическим орденом. Называя себя «космистами», члены кружка широко пропагандировали собственные эстетические концепции, придерживались определенного ритуала поведения и даже, в подражание своему лидеру, облачались в черные балахоны. Немало членов этого кружка стали провозвестниками германского фашизма. А один из «космистов» – Альфред Шулер – едва ли не первым в Германии начал применять свастику в качестве символа.
Мюнхенский поэт-космист Стефан Георге
Когда Гитлер приехал в Мюнхен, он не раз посещал кафе и таверны, где собирались члены «кружка Стефана Георге». Атмосфера, царившая там, пришлась ему по вкусу. Он присутствовал на выступлениях Альфреда Шулера и был очарован их антисемитской направленностью и эзотерической насыщенностью. Весьма вероятно, что именно тогда Гитлеру пришла мысль использовать свастику как логотип националистического движения. Подобно другим эйдетикам он был очень зависим от первого впечатления.
Начало мировой войны коренным образом изменило жизнь Адольфа. Он и сам понимал, что теперь его жалкому существованию на «дне общества» приходит конец и появляется шанс без всяких усилий попробовать себя на совершенно новом поприще: «Я испытал в эти дни необычайный подъем. Тяжелых настроений как не бывало. Я нисколько не стыжусь сознаться, что> увлеченный волной могучего энтузиазма, я упал на колени и от глубины сердца благодарил Господа Бога за то, что он дал мне счастье жить в такое время».
