Артур Конан-Дойль - Тайна Клумбера
Кучер Израиль Стэйкс не умеет ни читать, ни писать, но пресвитерианский священник церкви в Стоней - мистер Мэтью Кларк записал его показания. Последние подтверждены крестиком, который поставил Стэйкс вместо подписи. Добрейший священник, мне кажется, слегка отшлифовал повествование Стэйкса. Я весьма сожалею об этом, так как оно могло бы оказаться более интересным, хотя, может быть, и менее понятным, будь оно передано дословно. И все же эта запись сохранила черты индивидуальности Израиля Стэйкса и, можно считать, она точно отражает то, что видел и слышал Стэйкс за время своей службы у генерала Хэзерстона.
Глава VIII
ОТЧЕТ ИЗРАИЛЯ СТЭЙКСА
(записанный и заверенный преподобным
Мэтью Кларком, пресвитерианским священником
церкви в Стоней Вигтауншира)
Мистер Фэзергил Уэст и священник велели рассказать мне все, что я знаю о Хэзерстоне и его доме, и предупредили, что не следует распространяться о себе самом, мол, читателям будет неинтересно знать о моих собственных делах. Не думаю, чтобы это было так, потому что фамилия Стэйксов очень известна и пользуется большим уважением по обеим сторонам границы с Англией. Кроме того, в Нитсдэле и Аннандэле имеется немало людей, которым было бы очень интересно познакомиться с делами, приключившимися с сыном Артура Стэкса из Эклефечена.
Но я должен делать, как велят. Я только надеюсь, что мистер Уэст не забудет меня, когда придется попросить у него какой-нибудь милости2.
Я не могу писать, потому что отец посылал меня гонять ворон, вместо того, чтобы отправить в школу. Но зато он воспитал меня в правилах и обычаях истинной церкви, за что я славлю господа.
В прошлом мае исполнился ровно год с того дня, как фактор Мак-Нейль подошел ко мне на улице и спросил, не хочу ли я поступить на работу кучером или садовником. Случилось так, что в то время я как раз сам подыскивал себе какую-нибудь работенку. Но я, конечно, и виду не подал, что нуждаюсь в заработке.
- Хотите - беритесь за эту работу, не хотите - не нужно, - сказал он раздраженно. - Только это неплохая должность, многие были бы не прочь заполучить ее. Если решите, зайдите ко мне в контору завтра в два часа, тогда вы сможете сами задать вопросы хозяину.
С тем я от него и ушел. Он скрытный и прижимистый человек. Только вряд ли это поможет ему в грядущей жизни, хотя в этой жизни он отложил немало денег. Когда наступит день суда, многие факторы окажутся по левую руку от престола, и я не удивлюсь, если и мистер Мак-Нейль будет среди них.
Ладно! На следующий день я отправился в контору и застал там фактора и высокого тощего человека с седыми волосами и коричневым лицом, морщинистым, как грецкий орех. Он пристально поглядел на меня, - а его глаза сверкали, как угли, - и затем сказал вот что:
- Насколько я знаю, вы родились в этих краях?
- Да, - сказал я. - И никогда не выезжал отсюда.
- Никогда не выезжали из Шотландии? - спрашивает он.
- Честно говоря, дважды был в Карлайле, - сказал я, так как люблю правду. Да, кроме того, я знал, что фактору известно об этом: я покупал там по его поручению два бычка и нетель для фермы Дремлея.
- Мистер Мак-Нейль говорил мне, - сказал генерал Хэзерстон (потому что это был он и никто другой), - будто вы не умеете писать
- Нет, - сказал я.
- И читать?
- Нет, - сказал я.
- Мне кажется, - тут он обратился к фактору, - что этот человек вполне подойдет мне. В наше время слуги испорчены чрезмерным просвещением, - сказал он. - Не сомневаюсь, Стэйкс, что я буду вами доволен. Вы будете получать три фунта в месяц и харчи. Но я сохраню за собою право уволить вас в любое время, предупредив за 24 часа. Устраивает вас это?
- Это не то, что на последней работе, - сказал я с недовольным видом.
И эти слова были правдивы, ибо старый фермер Скотт платил мне только один фунт в месяц.
- Ну, ну, - сказал генерал, - может быть, я потом и прибавлю. А сейчас вот вам шиллинг в задаток; мистер Мак-Нейль сказал мне, что здесь так принято. Жду вас в Клумбере в понедельник.
Когда настал понедельник, я отправился в Клумбер. Это был пребольшущий дом с сотней окон; в него можно было бы упрятать половину прихода. А что касается садоводства, то там и сада-то не было; а лошадь неделями не выводили из конюшни. Но я был достаточно загружен: надо было укреплять забор, то да се, чистить ножи, наводить глянец на ботинки и тому подобные дела, которые больше подходят старухе, чем мужчине.
Кроме меня на кухне было еще двое: кухарка Элиза и горничная Мэри. Они прожили всю жизнь в Лондоне и совсем не знали света. Мне не о чем было с ними говорить, потому что это были совсем простые женщины. Они едва понимали настоящий английский язык, а о своих душах заботились не больше, чем жабы в болоте. Когда кухарка сказала мне как-то, что не очень-то ценит Джона Нокса и не даст и шести пенсов за проповедь мистера Дональда Мак-Сноу об истинной церкви, я почувствовал, что мне следует предоставить их высшему судье.
В семье хозяина было четверо: генерал, миледи, Мордаунт и Габриель, и я вскоре понял, что в семье не все было ладно. Миледи была тощая и белая, как привидение. Я не сразу заметил, что она плачет и горюет в одиночестве. Я видел, как она бродит по парку и, думая, что ее никто не видит, ломает руки как ненормальная.
Молодой джентльмен и его сестра тоже имели какое-то горе. А больше всех тревожился генерал. Молодые хозяева иногда приободрялись, а генерал был всегда одинаковый. Лицо у него было суровое и грустное, как у преступника, который чувствует веревку на шее.
Я как-то спросил на кухне, не знают ли они, чего не хватает нашим хозяевам, но кухарка мне сказала, что не ее дело вмешиваться в хозяйские дела, ее дело работать да получать жалованье. Это была совсем глупая женщина. Она не смогла дать мне ответ на простой вопрос, а сама любила болтать без умолку.
Ну, так вот. Проходили недели и месяцы, а дела в холле шли все хуже и хуже. Генерал становился все более нервным, а его леди с каждым днем все печальнее. Но между ними не было ссор. Когда они завтракали, я имел обычай обходить дом кругом и подрезать кусты роз под самыми окнами, так что невольно слышал большую часть их разговоров.
Генерал говорил, что он не боится смерти или какой-нибудь явной опасности, но что у него отнимают все мужество неизвестность и ожидание. Тогда миледи утешала его, говоря, что, может быть, дело не так уж плохо, как он думает, что это может случиться в самом конце их жизни. Но он и слушать не хотел.
Что касается молодых господ, то я знаю, что они не всегда сидели в имении: как только им представлялся случай, уходили к мистеру Фэзергилу Уэсту в Бранксом. Генерал был слишком занят своими тревогами и ничего не знал, а я считал, что в мои обязанности кучера и садовника не входит докладывать ему об этом. Он и сам должен был бы знать, что если запретить девушке или леди делать то или другое, то это самый верный способ добиться, чтобы они это делали. Господь увидел это в райских кущах, а разница между людьми в раю и в Вигтауне не так уж велика.
Тут есть еще одно дело, о котором я еще не говорил, но которое надо обязательно отметить.
Генерал не жил в одной комнате с леди. Он спал один в комнате в самом дальнем конце дома. Эта комната всегда была у него на запоре, и он никому не разрешал входить в нее. Он сам стелил себе постель, сам убирал комнату и стирал пыль.
По ночам генерал бродил по дому, а в каждой комнате и всюду по углам висели зажженные лампы, так что у нас нигде не было темноты даже ночью.
Нередко из своей комнаты на чердаке я слышал его шаги в коридоре с полуночи до петухов. Жутко было лежать и слушать, как он бродит, и думать - то ли он сумасшедший, то ли набрался в Индии языческой идольской премудрости и теперь совесть грызет его, как червь. Мне следовало бы спросить, не полегчает ли ему, если он поговорит с преподобным Дональдом Мак-Сноу, но я побоялся. Генерал не такой человек, чтобы можно было с ним об этом разговаривать.
Однажды, когда я работал на газоне, генерал подошел и спросил меня:
- Приходилось ли вам когда-нибудь стрелять из пистолета?
- Боже сохрани! - воскликнул я. - Я в жизни никогда не держал в руках такой штуки.
- Ну и не берите его, - сказал он. - У каждого свое оружие. Надеюсь, что вы сможете защищаться ножом для прививки деревьев?
- Конечно, не хуже любого другого парня, - сказал я.
- Наш дом находится в пустынном месте, к нам могут забраться грабители. Нужно быть готовым к этому. Я, вы, мой сын Мордаунт и мистер Фэзергил Уэст из Бранксома, который явится по моему зову, все мы вместе сможем ли встретить врага как следует, как вы думаете?
- Точно, сэр, - сказал я. - Конечно, пировать веселее, чем воевать, но если вы прибавите мне еще фунт в месяц, я не уклонюсь от участия наравне со всеми другими.
- Не будем спорить об этом, - сказал генерал и дал согласие прибавить мне двенадцать фунтов в год. Он согласился на это с такой легкостью, как будто это были камешки. Я не хочу сказать ничего плохого, но я тогда невольно подумал, что деньги, которые тратят с такой легкостью, добыты, вероятно, не совсем честным путем.
