Лидия Грот - Прерванная история русов. Соединяем разделенные эпохи
Один из таких шведских деятелей – Хенрик Бреннер, оказавшийся в России в период Северной войны, придумал версию о связи имени Русь с финским наименованием шведов «rotzalainen». Он родился на территории Финляндии, был финноязычным, но историю учил по шведским учебникам. А в них было сказано, что предки финнов заселяли Восточную Европу вплоть до Дона задолго до других народов, а предки шведов их покорили и собирали с них дань, а славяне где-то попозже подтянулись. В соответствии с этой логикой Бреннер и стал утверждать, что все названия в Восточной Европе были даны финнами, включая названия рек, народов и др. Так он пытался соединить название реки Русы, «которая впадает в Ильмень», с именем Руси, но потом остановился на названии шведской области Рослаген (Rodeslagen), от которой, по его мысли, финны стали назвать шведов rotzalainen или rossalainen. Преамбулой к разысканиям Бреннера могла послужить диссертация 1675 г. филолога из Лунда Э. Рунштеена, который доказывал, что все этнонимы Восточной Европы – шведского происхождения, например, роксоланы – выходцы из Рослагена. Или рассуждения вдохновителя шведской «гипербореады» Ю. Буре, полагавшего, что финское название шведов rodzelainen произошло от шведского названия прибрежной полосы в Упландии Рослаген (Roslagen).
Так выглядят гребцы на картине художника Гюстава Кайботта
Через несколько лет после Бреннера шведский профессор Арвид Моллер подтянул к этому конструированию и финское Руотси. В 1731 г. он защитил диссертацию «Dissertatio de Waregia (Wargön)», в задачу которой входило опровергнуть аргументацию, доказывавшую происхождение варягов из Вагрии (C. Мюнстер, С. Герберштейн, М. Стрыйковский, К. Дюре, Б.А. Селлий, Б. Латом, Ф. Хемниц, Г. Лейбниц и др.). Моллер собрал в кучу все, что имелось по вопросу «доказательств» происхождения Руси из Швеции, и выстроил следующую цепочку: Roxolani или Russi произошли от Ruotsi – финского названия Швеции. Привлечение финского Руотси Моллером объясняется тем, что он вслед за Бреннером верил, что славяне позднее шведов добрались до Holmgard или Gardarrike. Поэтому, по его убеждению, «варварское» население в Холмогардии, над которым господствовали шведские наместники, составляли только финны, говорившие, соответственно, по-фински.
Новгородская торговля. Художник Н.Ф. Некрасов
Как же это так все получилось? В промежуток времени от Столбовского мира до завершения Великой Северной войны в течение ста лет в Швеции было выстроено практически все, что мы встречаем в работах норманистов. И все это, как сейчас говорят, – конструктивы, т. е., проще говоря, выдумки.
Конструктив 1 – это конструктив о варягах и Рюрике из Швеции, из Рослагена – области, не существовавшей в то время. Поскольку имя Рюрик не носил ни один из шведских правителей, то Рюрик в шведском конструктиве потерял свое княжеское звание и сделался безродным наемником, который пришел в Приильменье не то как завоеватель, не то как контрактник по договору. Так до сих пор норманисты и путаются: то ли завоеватель Рюрик, то ли контрактник.
Конструктив 2 – это конструктив о норманнах из Скандинавии. Хроники по истории Западной Европы с конца VIII в. по начало XI в. полны описаний масштабных военных действий, которые осуществлялись теми, кого они называли норманны – северные люди. Норманнские походы представляют собой военные операции, вполне сравнимые с операциями на Западном фронте во время Второй мировой войны. Вот этих-то норманнов шведские историки, воспитанные на образах великих шведо-готских и шведогиперборейских походов, в начале XVIII в. также приписали собственной истории.
Скромный фонтан в честь Рюрика, Олега и Игоря в Норрчёпинге, Швеция. Фото Monkan
Тогда же и придумали байку о том, что шведо-норманны действовали на востоке Европы. Дескать, западные хроники упоминают в основном предков датчан как норманнов, но восток Европы хроники не описывали, значит, ясно – там были мы. Древнерусские летописцы нас тоже не описали? Ну, кто ж верит древнерусским летописцам: все перепутали, замолчали, не заметили. А предки шведов там обязательно были, тому порукой наше шведо-готское и шведо-гиперборейское прошлое!
Выдуманные норманны-скандинавы заслонили от нас историю норманнских походов во всей полноте. Военные действия норманнов были слишком масштабны, чтобы координироваться, финансироваться, обеспечиваться малолюдным населением стран Скандинавского полуострова. За этими походами в качестве координатора стоял еще кто-то. В пояснение позволю себе провести параллель с нашими днями. Например, на территории Западной Европы какой-либо крупный военный организатор – Евросоюз или НАТО – проводит военные операции, в которых участвуют силы многих стран, в том числе и скандинавских. Но представить, что подобные крупные военные операции общеевропейского масштаба могли бы быть обеспечены только силами стран Скандинавского полуострова, невозможно. Так же было и более тысячи лет тому назад. Так что среди норманнов выходцы со Скандинавского полуострова, безусловно, были, но только скандинавами состав норманнских войск ограничиваться не мог.
Конструктив 3 – викинги как скандинавы. Правда, этот «предок», в отличие от первых двух, был создан коллективным трудом шведских, датских и норвежских поэтов-романтиков и общественных деятелей начала XIX в. Собственно, слово викинг означает пират. Оба слова в скандинавских языках заимствованные: пират – из латыни, а викинг ранее всего, с VIII в., отмечается в старофризском, староанглийском языках, в ирландском именослове. Из чего ясно, что оно появилось в связи с пиратством в водах Атлантики, охватившим западное атлантическое побережье и Британские острова ещё с середины I тысячелетия нашей эры.
Пару сотен лет спустя это слово начинает обнаруживаться и в лексике жителей островов в западной части Балтийского моря в связи с тем, что там к этому времени сложился свой пиратский угол – как бы местная «Карибия». То есть какая-то часть западноевропейского пиратства, известного на Атлантике чуть ли не с эпохи Великого переселения народов, сделала некоторые острова на западе Балтики своей постоянной базой. Пираты – сообщество международное, без конкретной родины, хотя в истории пиратства в отдельные периоды выделялись английские пираты или итальянские и французские, породившие даже соответствующие наименования на своих языках – корсары, флибустьеры; а сегодня, например, говорят о сомалийских пиратах. Понятно также, что среди разношерстного пиратского братства были и скандинавы.
Но пираты-викинги не состояли исключительно из них и вообще не выступали как общескандинавский феномен. Например, ведущим шведским писателям XVI в. слово викинг было незнакомо, по крайней мере, они его не использовали. Они использовали латинское пират. Собственно, понимание слова викинг как обыкновенный пошлый пират господствовало в учёных кругах не только Швеции, но и Дании, и Норвегии вплоть до начала XIX в.
Но с начала XIX в. волна европейского романтизма захватила и страны Скандинавского полуострова. Старые идеи романтизированного патриотизма обветшали, национальный миф нуждался в свежей крови, и общественные деятели Скандинавских стран стали формировать тот образ «общескандинавских» викингов, который знаком нам сейчас: в шлемах с рогами и под полосатым парусом. Для формирования «викингского мифа», как и ранее, были позаимствованы атрибуты из истории других стран. Викингский шлем с рогами был позаимствован из галльской культуры и из культуры древнего народа кимвров. Такие шлемы были обнаружены археологами на Европейском континенте и оценены как ритуальные. Использовать такие шлемы в походах вряд ли возможно: неудобно в походах с рогами-то! Все шлемы, найденные на территории Скандинавии, рогов не имеют.
Однако викинги как героические предки скандинавов – это выдумка XIX в. А нам для логики повествования следует опять вернуться в XVIII в. Когда новая мифо-идея о шведо-варягах окончательно сформировалась в Швеции, то её творцам захотелось получить для неё такое же международное признание, какое в свое время получили идеи о шведо-готах и шведо-гипербореях. С начала XVIII в. идеи о шведо-варягах усиленно распространялись шведскими деятелями культуры среди западноевропейских и русских ученых, в частности через переписку с ними. Можно предположить, что Бреннер в свою бытность в России попытался заинтересовать своими фантазиями о великом прошлом предков шведов в русской истории историка В.Н. Татищева, поскольку они были знакомы и общались. Из трудов Татищева можно сделать вывод о том, что он не воспринял этого фантазирования – отсюда наверняка и ядовитая нелюбовь норманистов к Татищеву по наши дни.
