Александр Островский - Глупость или измена? Расследование гибели СССР

«После первой встречи и продолжительной беседы один на один с Горбачёвым в Елисейском дворце в октябре 85 - го, - пишет А.С. Грачёв, - президент Франции Франсуа Миттеран сказал своим ближайшим советникам: «У этого человека захватывающие планы, но отдаёт ли он себе отчёт в тех непредсказуемых последствиях, которые может вызвать попытка их осуществления?» [195].

Что же сообщил М.С. Горбачёв Ф. Миттерану?

Одна из идей, с которой Михаил Сергеевич, по его собственному признанию, ехал во Францию - это идея создания «общеевропейского дома» [196]. Впервые он озвучил её 18 декабря 1984 г., выступая в британском парламенте («Европа, - сказал он тогда, - наш общий дом. Дом, а не «театр военных действии») [197], затем повторил в своём выступлении по французскому телевидению 30 сентября 1985 г., перед вылетом в Париж: «Мы, - заявил он, - живём в одном доме, хотя одни входят в этот дом с одного подъезда, а другие - с другого. Нам нужно сотрудничать и налаживать коммуникации в этом доме» [198].

Чтобы понять значение этих заявлений, необходимо учесть, что, выступая 14 января 1985 г. перед Европейским парламентом, новый президент Европейской комиссии Ж. Делор сообщил, что главной целью возглавляемой им комиссии является создание к 1992 г. «внутреннего рынка Европейского союза». В марте 1985 г. Европейский совет приступил к разработке специальной программы решения этой задачи. Она была одобрена в июне того же года. В феврале 1986 г. состоялось подписание Единого европейского акта, предполагавшего постепенное создание с 1 января 1987 г. «единого пространства», в котором будут ликвидированы внутренние границы между государствами и обеспечено свободное перемещение капитала, товаров и физических лиц [199].

Таким образом, М.С. Горбачёв выступил с идеей «общеевропейского дома» в тот самый момент, когда процесс западноевропейской интеграции вступил в свою решающую стадию. Как же в этих условиях лидер советского государства представлял реализацию своей идеи?

Ответа на этот вопрос до сих пор нет. Однако если он действительно желал принять участие в создании «общеевропейского дома», то должен был понимать, что на этом пути существовало много препятствий.

Во - первых, это касалось существования двух военно - политических блоков: НАТО и ОВД. Ликвидация военного противостояния в Европе означала бы не только сокращение армий, но и один из трёх возможных вариантов устранения военного противостояния: а) ликвидацию названных блоков, б) превращение их в политические организации и в) поглощение одного блока другим.

Во - вторых, необходимо учитывать, что СЭВ (Советский Союз и находившиеся в его орбите страны Восточной Европы) превосходил ЕЭС (Европейский экономический союз) и по численности населения, и по экономическому потенциалу. В таких условиях ЕЭС мог допустить своих восточных соседей в «общеевропейский дом» только при трёх условиях: а) дезинтеграции СЭВ, б) ликвидации СССР и в) расчленения России.

В - третьих, на пути интеграции СССР и его союзников в «общую Европу» стояли особенности этих стран: а) монополия государственной собственности и как следствие этого неразвитость рыночных отношений, б) административно - командная система управления, в) единая идеология.

Таким образом, если М.С. Горбачёв действительно думал о создании «общеевропейского дома», этому должны были предшествовать радикальные перемены и в системе международных отношений, и в советском блоке, и в самом Советском Союзе.

В связи с этим обращает на себя внимание, что в 1985 г. в СССР была переиздана книга одного из организаторов и руководителей Римского клуба А.А. Печчеи «Человеческие качества», содержавшая обоснование необходимости единого планетарного управления обществом [200].

Когда 9 июня 2008 г. в беседе с В.А. Медведевым я поинтересовался, обсуждалась ли в 1985 г. идея «общеевропейского дома» на Политбюро, он ответил: «Нет». Более того, по его утверждению, тогда не существовало ни проекта этого «дома», ни графика его сооружения, а сам он рассматривался лишь как некий идеал, к которому необходимо было стремиться, продолжая движение по пути, намеченному хельсинским актом 1975 г. [201]

Если допустить, что в данном случае речь шла только о возобновлении хельсинского процесса, это могло означать, что, призывая к строительству «общеевропейского дома», Советский Союз предлагал отказаться от дальнейшей эскалации международной напряжённости и заявлял о готовности пойти на выполнение взятых в 1975 г. обязательств по демократизации общества.

И действительно, Михаил Сергеевич познакомил французского президента со своими планами реформирования СССР. «На Миттерана, - пишет А.С. Грачёв, - явно произвела впечатление решимость нового лидера подвергнуть критическому пересмотру все основные механизмы советской системы» [202]. «Главное, чем он поразил и «воспламенил» социалиста Миттерана, пожалуй, ещё больше, чем суперконсервативную Тэтчер, был развёрнутый план внутреннего раскрепощения советского общества» [203].

Выслушав эти откровения, Ф. Миттеран заявил: «Если вам удастся осуществить то, что вы задумали, это будет иметь всемирные последствия» [204].

По возвращении из Франции М.С. Горбачёв решил довести цель своей внешней политики до сведения всего советского народа. 13 октября на страницах «Правды» появилась передовая статья «Европа - наш общий дом» [205].

Через месяц, 19–21 ноября 1985 г. в Женеве состоялась ещё более важная встреча М.С. Горбачёва: с президентом США Рональдом Рейганом [206].

В этой встрече на высшем уровне с советской стороны принимали участие A.M. Александров - Агентов, А.Ф. Добрынин, Л.М. Замятин, Г.М. Корниенко, Э.А. Шеварднадзе, А.Н. Яковлев, с американской стороны - «госсекретарь Шульц, руководитель аппарата Риган, посол Хартман, помощник по безопасности Маркфарлейн, сотрудники Нитце, Риджуэй и Д. Мэтлок» [207].

«Первый день, - вспоминает М.С. Горбачёв, - начался с беседы наедине». «Вместо пятнадцати минут» она «продолжалась более часа». «Это был скорее диспут «коммуниста № 1» с «империалистом № 1», чем деловой диалог руководителей двух самых мощных государств» [208]. «После обеда» «разговор пошёл о контроле над вооружениями» и о необходимости «сокращения наступательных вооружений» [209].

«На следующий день, - говорится в мемуарах советского генсека, - мы снова уединились с президентом», «на этот раз речь пошла о правах человека». Затем переговоры продолжились «в составе делегаций» [210]. «После обеда» главы государств встретились снова и решили выйти «на какое - то соглашение» [211], которое и было оглашено «на следующее утро», когда «состоялась заключительная процедура встречи» [212].

Самым главным её результатом было то, что обе стороны признали невозможной победу в ядерной войне и договорились о возвращении к разрядке [213].

Характеризуя принятое заявление как «поистине историческое», М.С. Горбачёв пишет: «Раз это признаётся и будет трансформировано в практическую политику, бессмысленными становятся гонка, накопление и совершенствование ядерных вооружений» [214]. В связи с этим была достигнута договорённость о необходимости сокращения ядерного оружия на 50 процентов и достижении «промежуточного соглашения по ракетам средней дальности в Европе». Одновременно обе стороны договорились с целью сближения встать на путь расширения культурных контактов и обмена между двумя государствами [215].

Рассматривая женевскую встречу как первый шаг на пути к разрядке, лидеры двух стран решили продолжить контакты и «встретиться вновь в ближайшем будущем»: Р. Рейган принял приглашение посетить Москву, М.С. Горбачёв - Вашингтон [216].

Чтобы продемонстрировать начало новой эпохи во взаимоотношениях между США и СССР, было решено, что М.С. Горбачёв выступит с новогодним обращением к американскому народу, а Р. Рейган - к советскому [217].

По возвращении из Женевы Э.А. Шеварднадзе пригласил к себе бывшего советского посла в ФРГ, слывшего интеллектуалом и находящегося в опале, Валентина Михайловича Фалина, и предложил ему возглавить в Министерстве иностранных дел Управление планирования. Считая названное управление неэффективным органом, Валентин Михайлович отклонил это предложение [218]. Но обращение к нему свидетельствует, что министр иностранных дел готовился к радикальному изменению внешнеполитического курса СССР.

Как явствует из воспоминаний бывшего начальника Генерального штаба маршала С.Ф. Ахромеева и заместителя министра иностранных дел Г.М. Корниенко, ещё в конце 1983 - начале 1984 гг., т.е. при Ю.В. Андропове, Генеральный штаб начал разрабатывать план возможной ликвидации ядерного оружия к 2000 г. «К середине 1985 года, - писал С.Ф. Ахромеев, - это была уже не просто идея, а детально проработанный проект программы полной ликвидации ядерного оружия во всём мире в течение 15 лет». Поэтому как только завершилась женевская встреча, маршал положил этот план на стол генсека [219]. В середине января 1986 г. он был обнародован [220].