С точки зрения Ганнибала. Пунические войны. - Гай Аноним
Посланники, которые обсуждали возможности мира, переходили из одного лагеря в другой. С ними перемещались и рабы, на которых никто не обращал внимания. В частности, почему-то никому в голову не пришло, что среди «рабов» могут затесаться разведчики. А они там были, докладывая затем Сципиону — где и что в лагере противника устроено.
В конце концов Сципион принял решение: атаковать одновременно оба лагеря и палатки там сжечь.
Весной все было готово для этой акции. Сципион прервал переговоры, сказал, что, пожалуй, продолжит войну, снял с якоря свой флот и поставил пехоту на холмы, которые возвышались над городом.
Карфагеняне принялись соображать, что означают все эти маневры. К ночи римляне выступили. Лелий с римскими легионерами и Масинисса с его людьми для начала зажгли лагерь Сифакса. Пока там царила паника, легионеры напали на Гасдрубала и устроили пожар и у него. Погибло много солдат, но оба военачальника спаслись.
В этой операции римляне практически не потеряли ни одного человека, а вот у неприятеля потери оказались существенными.
Гасдрубал и Сифакс спешно набирали новые войска. В конце весны 203 года до н. э. на расстоянии пятидневного перехода от Утики, на Великих равнинах, их тридцатитысячная армия заняла позицию. Сципион, которому требовалась убедительная и красивая победа, со своими легионами подошел туда. Несколько дней он изучал обстановку, то и дело вспыхивали обычные в таких случаях мелкие стычки с противником, а затем произошло большое сражение.
Сципион ничего не изобретал, он традиционно поставил конницу на фланги: на левый Масиниссу, на правый — своих римлян, а центр «зацементировал» римскими легионами. У Гасдрубала в центре стояли кельтиберы, которые пришли с ним из Испании. Испанцы были единственные, кто выдержал натиск римских легионов, но все, чего они добились, — это дали возможность своим военачальникам организовать более-менее сносное отступление. Сципион победил.
В Карфагене были сделаны неутешительные выводы: дело плохо, Утика под ударом, но что еще хуже — в опасности сам стольный град Карт-Хадашт. Что делать? Ну разумеется, вызывать Ганнибала из Италии в качестве пожарной команды!
Тем временем Лелий и Масинисса преследовали Сифакса, который бежал после поражения в Нумидию. Он потерял большую часть своих владений, но еще «трепыхался»: набрал каких-то солдат с бору по сосенке (обучить их времени уже не было) и с этим сбродом (в буквальном смысле слова) двинулся на римлян.
Недалеко от нынешнего алжирского города Константина (Цирта у древних авторов) в июне произошло плачевное сражение. Кое-как подготовленная конница Сифакса превосходила римскую численностью, но имела место также римская пехота, и вот этого удара солдаты нумидийского царя уже не выдержали. Они отступили. Сифакс пытался их собрать и развернуть к врагу, но тут под ним убили коня, и сам он угодил в плен.
Масинисса, хорошо знавший свой народ, предложил римлянам продемонстрировать закованного в цепи Сифакса всем мас-силиям. После этого они сдадутся, сказал он.
Зрелище действительно произвело впечатление — Цирта раскрыла перед победителями ворота. Сифакс провел остаток жизни в неволе у римлян1, охотно признав себя глупцом, который зачем-то выступил против владык мира. Впрочем, свою «глупость» он объяснял тем, что карфагеняне заморочили ему голову.
Сципион выстроил своих солдат и нумидийских воинов и перед всеми объявил царем Нумидии Масиниссу.
Прожил он, впрочем, недолго. Согласно большинству авторов, между триумфом Сципиона и смертью Сифакса прошло около года.
Глава XXVI. В ожидании Ганнибала
В Карфагене тем временем настроение упало ниже нулевой отметки. Сенат сотрясался от криков. Тунет[151] сдался Сципиону, сам Карфаген находился в осаде, римляне приближаются.
Баркиды выдвинули предложение: а давайте начнем с римлянами переговоры, затянем их подольше, дадим Ганнибалу время вернуться из Италии? Когда Ганнибал вернется, разговор будет уже другой, а пока надо бы потянуть.
И летом 203 года до н. э. группа карфагенских сенаторов отправилась в Тунет. В Тунете с комфортом расположился Сципион. Войдя к нему, послы пали ниц. Сципион был римлянин и республиканец, его потрясло такое самоуничижение... Карфагеняне не скупились на слова. Они признают свои ошибки. Но это все Ганнибал. Это он развязал войну. Баркиды тоже постарались. Баркиды виноваты во всех несчастьях. Нельзя, однако, заставлять целый народ платить за неосмотрительность одного только рода, пусть даже такого знатного, как род Барки. Сципион же известен своим благородством и милосердием — ну и так далее.
Сципион выдвинул свои условия: Карфаген возвращает Риму всех, кого захватил в плен или обратил в рабство — раз; выводит из Италии войска — два; отдает Риму Испанию без разговоров — три; также Балеарские острова — тоже Риму; сдает весь военный флот, выплачивает титаническую контрибуцию и обеспечивает римскую армию хлебом.
В общем и целом притязания были непомерны, повергая Карфагенскую империю во прах, тлен и разорение. В первую очередь потому, что Сципион не мог не понимать: если ему ответят отказом, он ничего противопоставить Карфагену не сможет. Римлянин просто не располагал достаточными ресурсами для того, чтобы взять такой огромный город, как Карфаген. Укрепления пунийской столицы выглядели (и были!) неприступными. Конечно, после падения Тунета и Цирты Карфагену неоткуда ждать помощи, но сказать, что он будет легкой добычей, было бы преждевременно. Лучше уж отрубить Карфагену руки, лишив его флота, и запереть в Африке. Хотя бы на время.
Но... Карфаген вназапно согласился.
Осенью 203 года до н. э. делегация из Африки прибыла к Риму. В сам город представителей враждебного государства не пустили, переговоры происходили на Марсовом поле.
Карфагеняне настаивали на том, что во всем виноват Ганнибал. Это он, мерзавец, все придумал! Это его коварными происками разорена цветущая Италия и ее обитатели оставлены без штанов! Какое ужасающее, немыслимое самоуправство! Ой вэй!
Римляне озадаченно переглянулись, поскольку с термином «штаны» в массе своей знакомы не были.
Мы помним, что еще раньше вставал вопрос: от чьего лица действовал Ганнибал, ведя войну сначала в Испании, а потом в Италии. На свой страх и риск он предпринял все эти походы или же оставался «официальным» полководцем, представителем своего правительства и своей Родины? Сейчас Карфаген изображал дело так, что Ганнибал — это авантюрист-одиночка, за чьи безответственные выходки не должен расплачиваться миролюбивый пунийский народ[152].
В ответ летели привычные обвинения в «пунийском вероломстве». И, в общем, определенная доля вероломства имела место:
