Николай Черкашин - Чрезвычайные происшествия на советском флоте
Орден Василию вручали на палубе крейсера. Обмывали награду, как положено, опустив её на дно фужера. Только вместо шампанского — откуда его возьмёшь в океане? — налили яблочный сок. Потом, по морскому обычаю, Глушко кортиком проколол дырку на парадной тужурке и привинтил к ней тяжёлую тёмно-вишнёвую звезду. Если внимательно в неё вглядеться, то увидишь в лучах фас заходящего на посадку самолёта.
Глава четвёртая
К ЛЮБИМОЙ — ЧЕРЕЗ ПОЛСВЕТА!
Индийский океан и аравийские пустыни, блок-посты и кордоны, выставленные охранкой Саддама Хусейна, все преграды преодолел на своём пути к любимой офицер советского флота в 1977 году.
В Индийском океане старший лейтенант Геннадий Нероба получил почти что убийственное сообщение: «Ваша жена находится в тяжёлом состоянии». И всё, и никаких пояснений, никаких подробностей — думай, что хочешь: то ли под машину попала, то ли скоропостижная болезнь… Старший лейтенант Нероба спал с лица. В глазах такая тоска застыла — хоть за борт бросайся и плыви к любимой подруге.
Всего три года, как они с Наташей сыграли в Житомире свадьбу. Статная черноокая дивчина, соседка по дому, расцвела в один год — в тот самый, когда курсант Высшего военно-морского училища радиоэлектроники прибыл на каникулы в родной Житомир. Гуляли они по берегу реки Тетерев, бродили по песку среди сосен Корбутовки, а потом он и сказал ей эти самые главные слова, которые мужчина, если он настоящий мужчина, дарит женщине лишь однажды…
Что с ней случилось? Жива ли? Выживет ли? И не перезвонить, и не уточнить, хотя под его, Геннадия Неробы, началом находилась самая мощная и современная аппаратура связи, включая ретрансляторы министра обороны. Но сапожник всегда без сапог, как связист — без личной связи. Нечего было и думать об уточнении ситуации по радио. Шла Холодная война, и на борт корабля управления «Даурия», на котором боевую часть связи (БЧ-4) возглавлял старший лейтенант Нероба, только что перебрался походный штаб 8-й оперативной эскадры Индийского океана во главе с контр-адмиралом Ясаковым.
Содержание шифровки, пришедшей из Москвы от оперативного дежурного ВМФ СССР насчёт жены Неробы, командиру эскадры доложили, разумеется, самому первому, и теперь адмирал ломал голову, как поступить. Обычно извещения о болезни и смерти близких родственников морякам на боевую службу не высылают. С войны, даже если она и «холодная», отпусков по семейным обстоятельствам не бывает. Ну как ты выберешься с Индийского океана в Житомир, если срок боевой службы определён на восемь месяцев? Два уже прошло, через полгода всё узнаешь и бросишь сам себе с горьким упрёком: «Эх, моряк, ты слишком долго плавал…»
Как прорвалась эта печальная весть из Донузлава, где служил Нероба, через штаб Черноморского флота в Москву — на узел связи оперативного дежурного по всему огромному — всеокеанскому — флоту СССР, а оттуда — в Индийский океан, оставалось только гадать. Ведь Нероба был самым обычным офицером, женатым вовсе не на адмиральской дочери и не состоявшим в родстве с членами Политбюро или хотя бы ЦК КПСС. Но не зря же говорят, что любовь творит чудеса, даже в таких немыслимых сферах, как система боевого управления флотами.
Командир 8-й эскадры контр-адмирал Ясаков, человек отнюдь не склонный к сентенциям подобного рода, здраво рассудил: от убитого горем офицера, у которого умирает жена, толку будет мало, и запросил Москву, может ли он отпустить старшего лейтенанта Неробу домой. Москва в лице ОД ВМФ (оперативного дежурного) ответила, что этот вопрос может решить только Главнокомандующий флотом или его первый заместитель. Ясаков попросил доложить кому-нибудь из них о ситуации с Неробой. В подтексте шифровки это звучало примерно так: «Вы зачем-то передали нам информацию о тяжёлом состоянии гражданки Неробы, вот вы и решайте проблему в Москве». Оперативный дежурный весьма оперативно вышел на первого заместителя Главнокомандующего адмирала флота Николая Ивановича Смирнова, тот дал «добро» на возвращение Неробы с боевой службы. Но как это осуществить, никто не знал. Прецедентов не было. Да и «Даурия», находившаяся в северной части Индийского океана, ни в какие иностранные порты заходить не собиралась.
По великому счастью, к её борту подошёл сторожевик, который отправлялся в Персидский залив для пополнения запасов пресной воды в иракском порту Ум-Касре. На сдачу дел и сборы Неробе отпустили не больше часа. Главное, что он успел сделать — это сфотографироваться на фоне простыни в гражданской одежде. Корабельный особист (офицер КГБ) посоветовал переодеться в гражданское платье, а удостоверение личности офицера держать подальше от чужих глаз и предъявлять его в крайних случаях. На сём туманный инструктаж был закончен, и Нероба, побросав в чемодан белую и чёрную тужурки, фуражку и кортик, наскоро попрощавшись с друзьями, перепрыгнул на борт сторожевика.
Через сутки сторожевик ошвартовался в Ум-Касре, где Геннадия встречал помощник военного атташе — капитан 3-го ранга, назвавшийся Альбертом. На своём служебном «фиате» он отвёз Неробу в Басру, ломая по пути голову над проблемой, как оформить иракскую визу иностранному, то бишь советскому гражданину, не имеющему не только заграничного, но и даже внутреннего паспорта.
Первым делом Альберт наведался к начальнику полиции города Басра. Их встретили с восточным радушием и даже подали ледяную «кока-колу», о которой Нероба только слышал, но никогда не пробовал.
— Пока пьём «колу», о делах ни слова, — предупредил Альберт своего спутника, хотя тот ни слова не знал по-арабски.
Начальник полиции, сидевший под большим портретом Саддама Хусейна, перешёл наконец к делу. Он долго листал удостоверение личности офицера, протянутое ему Неробой, потом удивлённо воскликнул
— Но ведь это же не паспорт!
— Не паспорт, — кротко согласился помощник военного атташе.
— О, если бы вы были гражданином Катара или Саудовской Аравии, — сокрушённо воскликнул начальник полиции, — не было бы никаких проблем! Но Советский Союз — это очень непросто… Увы, выдать вам визу не в моих силах.
С тем и вышли они под палящее аравийское солнце.
— Ничего, поедем в штаб иракских ВМС, — обнадёжил его Альберт, — и там возьмём разрешение на въезд в Ирак.
Он подрулил к красивому белому зданию, оставив машину, а в ней Неробу, перед шлагбаумом под сенью пальм. Вокруг текла неспешная и весьма экзотичная жизнь, из штаба флота выходили чиновники, и матросы в белой униформе кланялись им, сновали торговцы питьевой водой со своими диковинными кувшинами, заунывный вопль муэдзина нёсся с минарета… Мыслями Геннадий был далеко отсюда — что с Наташей? Жива ли? С ней оставался полуторагодовалый Павлик — с кем он сейчас?
Ждать пришлось очень долго. Наконец Альберт вернулся. По хмурому лицу легко можно было догадаться об исходе его переговоров с начальником штаба иракских ВМС.
— Он поставил совершенно неприемлемые условия, — сетовал помощник военного атташе, давя на газ, — просил, чтобы ему гарантировали трёхлетнее обучение в Ленинградской военно-морской академии и защиту кандидатской диссертации… Поедем в наше консульство.
Советский генеральный консул в Басре был немало озадачен возникшей проблемой. Визу старшему лейтенанту Неробе могли оформить только в Багдаде. Но до Багдада — шестьсот километров. Преодолеть их без документов даже на машине с дипломатическим номером было весьма непросто. Особенно после того, как Неробу засветили в полиции и штабе ВМС. Местная контрразведка уже насторожила уши. Поразмыслив, генеральный консул снабдил моряка диковинным документом, изготовленным на бланке советского консульства. Арабская вязь извещала, что предъявитель сей бумаги, гражданин СССР Геннадий Степанович Нероба, следует в Багдад для оформления визы и покупки авиабилета для возвращения на родину. Для пущей убедительности на бумажку была наклеена фотокарточка с унылой физиономией, снятой на фоне корабельной простыни.
Зелёный «фиат» Альберта с одиноким и очень грустным пассажиром рванул из Басры на север. Геннадия не радовали ни живописные берега реки Шатт-эль-Араб справа, ни водная гладь огромного озера Хор-эль-Хаммар — слева. Ничто не могло сравниться с рекой Тетерев, породнившей их с Наташей три года назад… На мосту через Евфрат их машину задержал первый контрольный пост. Рослый офицер, явно из «шестёрки» — Шестого управления иракской охранки, — даже не взглянув на диппаспорт Альберта, унёс в будку «аусвайс» Неробы, куда-то звонил и после согласования с начальством в Басре дал разрешение следовать дальше. Но через сто километров дорогу снова перекрыл шлагбаум, и вся процедура с проверкой странного пассажира повторилась заново.
— Какой у тебя допуск секретности? — спросил Альберт.
