Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов
Объективности ради отметим, что некоторые из наших собеседников сохранили другие впечатления о настроении выселяемых немцев. «Уезжая, они не скрывали своей радости по поводу отъезда в Германию» (Валентина Ивановна Цапенко). «Немцы уезжали с удовольствием: не хотели с русскими жить» (Мария Ивановна Токарева).
Как проходило выселение?
Уже говорилось, что депортация немцев была поручена органам МВД, но в стороне не оказались и военные (они, как всегда, обеспечивали транспортом). Привлекалась и общественность. В районах создавались комиссии по переселению, их члены составляли и уточняли списки немцев, вели среди них разъяснительную работу. Обычно подлежащих выселению предупреждали за несколько дней, но так было не всегда. Татьяна Павловна Мулинкова работала в швейной мастерской в Балтийске вместе с немками: «Однажды пришли мы все на работу, а немцев нет, работать некому. Это было в сорок восьмом году. Тогда ночью, за одну лишь ночь, все немецкое гражданское население угнали в Германию. За одну ночь — как ветром сдуло».
Узнав о предстоящей депортации, местные жители старались припрятать (в надежде когда-нибудь вернуться) или продать наиболее ценные вещи, а некоторые, как вспоминает Нина Михайловна Алексеева из поселка Полтавка Полесского района, говорили: «Проветривайте наши квартиры, мы обязательно вернемся». «Немцы перед отъездом все-все продавали. Вдоль улиц мебель всякая стояла. Продавали за бесценок. Им можно было обменивать сколько угодно рублей на марки. Вот они и стремились все продать», — вспоминает Клавдия Алексеевна Чумакина.
Ограничения при обмене денег, видимо, все-таки были. Иначе как объяснить свидетельство Маргариты Павловны Алексеевой, в то время жившей в Немане: «После продажи своих вещей они тут же тратили деньги на рынке: покупали масло, колбасы, фрукты, сметану стаканами пили».
Перед отправкой на вокзал немцев, как свидетельствует Надежда Алексеевна Агафонова, водили обязательно в баню. Так было, по крайней мере, в Калининграде. Наши собеседники вспоминали и месторасположение сборных пунктов: на улицах Комсомольской, Киевской и Павлика Морозова. Там выселяемых сажали на грузовики и везли в сторону вокзала. О том, как это проходило, рассказал Александр Игнатьевич Фурманов:
— Подразделение нашего 83-го танкового полка участвовало в доставке немцев на Южный вокзал. Мы вывозили их на машинах «студебекер». Каждому старшему группы давалось указание, сколько семей и сколько раз вывезти на вокзал. Немцам разрешалось брать с собой носильные вещи, но они брали еще перины, одеяла, домашнюю утварь — сколько могли унести. Солдаты помогали и грузить, и тащить вещи, и залезать немцам в машину, так как те были обессилены. К приезду машины они сидели на узлах и ждали. Все были какими-то безразличными, с потухшими глазами.
Похоже, на всех машин не хватало. Алевтина Васильевна Целовальникова запомнила, что выселяемые немцы уходили из города колоннами по нынешнему проспекту Мира. Несли с собой рюкзаки, чемоданы. Конечно, крупные вещи с собой не утащишь.
Александр Николаевич Пушкарев в качестве шофера принимал участие в выселении немцев из Славского района. Вот его рассказ:
— Нас подняли ночью, приехала милиция, говорят: «Готовьте машины, поедете за немцами». Нужно было привезти немцев с окраины района в Славск на станцию. Там у них был рыболовецкий совхоз. От Славска километров пятьдесят. Темно, дороги плохие. Мы, когда за немцами поехали, по дороге нагрузились кирпичом, ямы и колдобины засыпать. Вот первая машина натолкнется на яму, остановится и сбрасывает кирпичи. Потом пропускает вперед другие, а сама становится в хвост колонны. И так мы ехали. Приезжаем в поселок, темно. Немцы уже были готовы. Быстро погрузились. Чемодан в руки — и в машину. Норма такая была: один чемодан на человека. Если в семье три человека, значит — три чемодана. Ну, конечно, перины, подушки, мебель — все оставляли. Повезли немцев в Славск, прямо на станцию. Там уже стоял состав. Для них приготовили товарные вагоны. Как немцев отправляли, я не видел. Знаю только, что милиционер на вокзале собирал с них по пятнадцать рублей, будто бы за доставку их на вокзал машинами. Деньги, конечно, взял себе. Мы потом его зажали, пришлось ему раскошелиться.
Тогда же, осенью 1948 года, Анна Викторовна Зыкова бывала на вокзале в Калининграде:
— Меня в числе других послали туда торговать. Вероятно, немцев привезли на автобусе, потом они перешли в пассажирские вагоны, идущие в Германию. Видела много монашек в одежде с белыми накидками и крестами на них. Немцы покупали колбасу, сыр, особенно шоколад. Хлеб брали мало, говорили, что в Германии его хватит всем.
По-разному провожали немцев. Некоторых эта акция оставила равнодушными, но были и трогательные моменты.
— Из Багратионовска немцев эвакуировали в конце сорок седьмого — начале сорок восьмого года, — говорит Александра Петровна Прохоренкова. — Собирались они с неделю. Хорошо мы их провожали. Продукты купили. На вокзале столы поставили, буфет организовали.
По словам Варвары Даниловны Комарецкой, «в совхозе «Канашский» жили немцы очень бедно, так совхоз им устроил прощальный вечер, купили всем пальто, обули всех. В клуб две гармошки принесли, танцевали». «Когда человек двести немцев выселяли из Штампелькена (сейчас поселок Осиновка), — вспоминает Анна Ивановна Тихомирова, — так мы прощались с ними как с родными. Те тоже не хотели уезжать, говорили, что привыкли к русским».
А вот и совсем неожиданное свидетельство: «Как немцы уехали, повалили письма нашим рабочим. Например, Миша Сорокин переписывался». Об этом знаменательном факте сообщил калининградец Иван Пантелеевич Лысенко, работавший в то время в одной из строительных организаций города. Подвергшиеся принудительному выселению немцы в большинстве своем не держали зла на простых людей, с кем рядом жили и вместе работали.
— Когда я работал в Озерске, — рассказывает Александр Васильевич Кузнецов, — у нас сторожем был старик-немец, его звали Бауэром. Не знаю, была ли это его фамилия или просто так прозвали. Он жил со своей старухой. Если бы не я, он бы умер. Я ему то картошки дам, то муки немного. Он и его старушка выжили. Старичок Бауэр уезжать не хотел, плакал. Когда отправляли, приходит он ко мне
