Иоахим Гофман - Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945
Для того чтобы ознакомить советских писателей с директивами Коммунистической партии, была как всегда использована «Литературная газета». Смирнов, главный редактор этого центрального литературного органа, изложил официальную партийную программу 27 октября 1959 г. в статье под заголовком «Именем солдат [784]». Его определение еще полностью отвечало изначальному клише: «власовцы» – это «солдаты так называемой «Русской освободительной армии» (РОА), банд, сформированных генералом-предателем Власовым из изменников родины», «выродки, без чести и совести, моральные отбросы общества». А затем – неожиданное вынужденное признание. «Но мы знаем, – заявляет Смирнов, – что «власовцы» в своем подавляющем большинстве были непримиримыми врагами нашего строя, нашего государства», т. е. что они, иными словами, являлись политическими противниками. Совершенно новый тон, позволяющий понять, по каким причинам от советских писателей требовали непримиримости. В первый раз было признано, что в случае с Власовым дело прежде всего в политической проблеме. «Идеологической диверсии» надо было противостоять, и по поводу того, в какой форме это должно было делаться, не оставлялось сомнений. Лейтмотивом директивной статьи Смирнова явился эпизод из 1944 г., когда капитан Красной Армии, недолго думая, приказал расстрелять нескольких пленных военнослужащих «РОА» при всеобщем одобрении красноармейцев. «Возмездие народа было справедливым», – так характеризуется это убийство военнопленных. Статья Смирнова заканчивается заверением, что «наш народ», т. е. Коммунистическая партия Советского Союза, «никогда и никому не простит одного» – а именно «измены родине», которую якобы совершил Власов. От имени «миллионов бывших фронтовиков» советских писателей призывали не проявлять идейно-литературной мягкотелости и разоблачать каждого из оставшихся «власовцев».
Для придания полемике большей убедительности, было решено впрячь в работу имевшихся в Советском Союзе бывших сторонников Власовского движения и использовать их специфические познания в тщательно отредактированном виде. Одним из них был Брунст, представитель НТС, который даже после войны вел в СССР антисоветскую подпольную работу вплоть до своего ареста органами госбезопасности [785]. В своем длинном повествовании Брунст в 1961 г. разоблачил прежние попытки НТС приобрести политическое влияние на РОА через таких своих видных членов, как генерал-майор Трухин и подполковник Тензоров. То, что он так сильно впутал в дело НТС, имело достаточные основания, ведь одновременно нужно было политически скомпрометировать эту организацию, игравшую активную роль в эмиграции на Западе. Брунст, который в критические дни мая 1945 г. находился в свите Тензорова в Богемии и, таким образом в непосредственной близости от Власова, стремится показать, сколь невыносимо было для него уже тогда «откровенно бесстыдное и презренное бегство» генерала и его людей от «наступающих советских армий». Под заголовком «Путь к правде» в «Известиях» от 2 сентября 1962 г. [786] высказался о Власове и других деятелях Освободительного движения (странным образом – в заметно более умеренном тоне) другой носитель информации, добровольно возвратившийся в 1955 г. в СССР бывший член украинской национальной организации «Просвите» и позднее КОНР профессор Василакий. Но обращение к теме, выглядевшее объективно (неважно, по каким причинам), не допускалось. Генерал-лейтенанту Фоминых пришлось снова наводить порядок, и он в «Известиях» от 7 октября 1962 г. рассказал об обстоятельствах пленения Власова («Как был пойман предатель Власов») таким тоном, который в меру своего отхода от правды позволил выпятить якобы имевшиеся негативные черты характера генерала.
В стремлении выступать перед читающей публикой с убедительными аргументами особого внимания заслуживает 1-я часть исторического романа А. Н. Васильева «В час дня, Ваше превосходительство», напечанная в сентябрьском номере литературного журнала «Москва» за 1967 г. [787] Впервые публикация о «власовщине» для пущей убедительности прямо ссылалась на документальную основу. Она базировалась на воспоминаниях Мартынова, якобы советского агента в штабе Власова, который, выдавая себя также за «уполномоченного КОНР в Курляндии», еще в 1965 г. опубликовал в «Голосе Родины» интересную в психологическом отношении статью «Правда о власовцах» [788]. Наряду с необузданными оскорблениями по адресу Власова, которого Мартынов сравнил с простой «шарманкой» немцев, их «марионеткой-автоматом» и даже обвинил в методичной помощи Гитлеру при реализации плана «истребления населения» России, в этой статье все же проступали и внешние контуры Освободительного движения. Для идеологического прояснения власовской проблемы документальный роман А. Н. Васильева имел теперь еще большее значение. Это вытекает и из того, что Кривицкий особо подчеркнул его историческую достоверность перед советскими читателями в еще одной статье «Литературной газеты» («Отголоски прошлого» [789]), процитировав в этой связи ленинские слова: «Смешно не знать военную историю». Однако достоверность Васильева выглядит сомнительной с самого начала, т. к. «подполковника Павла Никандрова» – псевдоним Мартынова – в штабе Власова вообще не было, а обращение «Ваше превосходительство» в РОА не использовалось. Полковник Поздняков, подвергнувший роман А. Н. Васильева основательному анализу вследствие грубых и непростительных ошибок мнимого авторитетного лица, также приходит к выводу, что достоверность автора может существовать лишь в искаженном восприятии КГБ.
Но не столько более или менее сомнительная документальная основа книги «В час дня, Ваше превосходительство» привлекает к себе подлинное внимание наблюдателя, сколько то обстоятельство, что советские писатели, как компетентные «инженеры человеческих душ», отныне начали рассматривать Власовское движение в его историческом контексте. Поначалу советские публикации, продолжая грубую линию военной пропаганды, выдавали Власова и «власовцев» за лишенных идей и убеждений трусов, эгоистов, негодяев и фашистских наймитов – более никого не удовлетворявший метод. Если это были лишь трусы и эгоисты, то как же, спрашивается, случилось, что они всюду сражались «яростно и отчаянно, буквально до последнего патрона»? Это вынужден был признать в 1959 г. даже Смирнов, а также, например, генерал-майор Теремов, советский командир дивизии, в своих появившихся в 1965 г. воспоминаниях «Пылающие берега» [790]. На отчаянную храбрость власовцев затем очень убедительно обратил внимание и Солженицын [791]. В этих условиях не удивительно, что прежние трусы и эгоисты враз стали у А. Н. Васильева контрреволюционерами, идейными противниками коммунизма. Точно так же не скрывалось, что Власов имел своего рода политическую программу, смесь «эсеро-меньшевистских» идей. Правда, когда теперь Власовское движение объяснялось как явление гражданской войны и помещалось в контекст классовой борьбы и контрреволюции, возникала определенная дилемма, т. к. приходилось умалчивать, что мнимые контрреволюционеры и классовые враги происходили из собственных рядов.
У генералов РОА Трухина, Благовещенского, Боярского, которые имели дворянское происхождение и точно так же, как генералы Малышкин, Севастьянов, Богданов и Меандров, являлись офицерами царской армии, еще можно было обнаружить социальные корни классового врага – при условии замалчивания их позднейших высоких званий в Красной Армии. Но как быть с офицерами РОА чисто пролетарского происхождения – с генерал-майорами Буняченко, Зверевым, Шаповаловым и Мальцевым, поднявшимися в Красной Армии с низов, а тем более с бывшими политработниками – полковыми комиссарами Шатовым и Спиридоновым, корпусным комиссаром Зыковым и многими другими представителями рабоче-крестьянского государства, которые даже играли политическую роль в большевистском партийном аппарате, как бывший московский партийный секретарь и армейский комиссар Жиленков? Тщетно искать данных о их жизни, т. к. фикцию монолитного единства советского общества нельзя было задевать никоим образом [792].
Особый интерес представляет образ генерала Власова, сына крестьянина и воспитанника духовной семинарии, который, чтобы сохранить избранную линию, недолго думая, выдается А. Н. Васильевым за отпрыска помещика и фабриканта. Подлинное положение Власова в Красной Армии действительно можно восстановить по советской литературе, особенно мемуарной, лишь с трудом. Например, генерал Калягин в своих воспоминаниях «По незнакомым дорогам» хотя и упоминает вскользь о деятельности Власова в Китае в 1938 г., но умалчивает о его влиятельной должности начальника штаба советского военного советника комдива Черепанова [793]. В 1940 г. рупор Красной Армии «Красная Звезда» очень хвалебно распространялась об успехах Власова в подготовке 99-й дивизии. «Командиру передовой дивизии» была посвящена обширная статья Огина [794]. 3 октября 1940 г. статья с портретом под названием «Новые методы боевой учебы» представила комдива Власова прямо-таки как образец для всей Красной Армии. А 9 декабря 1940 г. еще в одной статье откровенно говорится: «99-я дивизия завоевала первое место в Красной Армии. Генерала Власова осыпают комплиментами» [795]. «Помню, – пишет генерал-майор Григоренко, – как в 1940 г. не проходило и дня, когда бы армейская газета «Красная Звезда» не была полна похвалы по адресу 99-й пехотной дивизии, которой командовал Власов. И это были не выдумки или преувеличения журналистов. Ведь офицеры буквально массами стремились к Власову, чтобы своими глазами увидеть, как он это делал, и поучиться у него. И все, даже самые крупные пехотные специалисты, поражались результатам, которых он достигал. Эти «чудеса», о которых мне сообщали некоторые офицеры, были, конечно, итогом многолетней систематической работы» [796]. Наконец, 23 февраля 1941 г. советская общественность узнала из «Известий», что Президиум Верховного Совета наградил генерал-майора А.А. Власова орденом Ленина [797]. Но в послевоенный период больше не упоминается о когда-то столь прославленном специалисте по боевой подготовке войск.
