Павел Милюков - История второй русской революции
Где «причины и корень зла?» Резолюция отвечает: это «подмена великих общенациональных задач революции мечтательными стремлениями партий, принадлежавших к социалистическим, но забывших начала собственного учения и повторяющих ошибки, более века и полувека назад проделанные их предшественниками на Западе». Резолюция прямо указывает на полное соответствие того, что делают эти заблуждающиеся люди с намерениями неприятеля. «В слепом увлечении отвлеченными теориями они не видят, что ведут нас по пути, желанному для врага... Разлагая армию и флот, обостряя вражду между классами, создавая безвластие в стране, потворствуя чрезмерным стремлениям народностей и тем невольно готовя в самые дни неприятельского нашествия волнения и восстания в тылу наших войск, вселяя недоверие к силам свободной России и тем ослабляя их готовность к поддержке, они шаг за шагом осуществляют хитро задуманный план неприятеля».
После 3-5 июля, собственно, можно было бы говорить не только о «слепом увлечении», о «заблуждениях» и «увлечениях», о «невольном» содействии врагу. Факт подкупа влиятельнейших вождей революции германскими деньгами был установлен официальной следственной властью, хотя и не были еще обнародованы те данные иностранной разведки, которые стали известны впоследствии, в начале 1918 г. Но резолюция общественных деятелей предпочитала не будить страстей введением спорных моментов, а утверждать лишь объективно бесспорное. Приведенное изложение фактов и их причин приводило совещание к решительному утверждению, что «страна, идущая этим путем, роковым образом приближается к собственной гибели, и правительство, сознающее свой долг перед страной, должно признать, что оно вело страну по ложному пути, который должен быть немедленно покинут». «Время не ждет и медлить нельзя. Правительство должно немедля и решительно порвать со служением утопиям, которые оказывали пагубное влияние на его деятельность. Оно должно начать самую энергичную борьбу с ядовитыми всходами этого посева во всех областях народной жизни: в армии и флоте, во внешней политике, в социальных отношениях, в промышленности и финансах, в земельном и национальном вопросах». Во всех этих областях государственной жизни совещание общественных деятелей набрасывало программу политических задач, совпадавшую с требованиями, предъявленными А. Ф. Керенскому при формировании кабинета членами партии народной свободы и кандидатами торговопромышленного класса. «Пусть в войсках будут восстановлены дисциплина и полнота власти командного состава, пусть возродится понимание национальных интересов России и вера в ее доблестных союзников, теперь особенно необходимых ей в дни ее временной слабости. Пусть центральная власть, единая и сильная, покончит с системой безответственного хозяйничанья коллегиальных учреждений в области государственного управления. Пусть восстановит свои органы на местах и через их посредство прекратит безначалие и хаос, обеспечит личность и собственность, обеспечит пользование гражданскими и политическими правами, приобретенными революцией. Пусть в сознании общей опасности извне и великих задач национального освобождения внутри прекратятся злоба и ненависть классовой розни, пусть восстановится национальное единение на почве общих жертв для родины, на началах равенства и братства. Пусть требования отдельных народностей введены будут в законные и справедливые пределы, не угрожающие разрушением национального единства. Пусть Учредительному собранию будет предоставлено установить основные начала государственного бытия России и провести коренные социальные реформы. Пусть до тех пор ни одна часть народа не заявляет претензии выражать волю всего народа».
Какое правительство может осуществить эту программу? Резолюция отвечала: только то, «которое не заслоняет этих всенародных задач партийными.., которое решительно порвет со всеми следами зависимости от каких бы то ни было комитетов и Советов и других подобных организаций». «Только такое правительство может... объединить вокруг себя не одни только верхи общественности, связанные партийными лозунгами, а широкие, пока еще неорганизованные народные массы. Только оно, наконец, может обеспечить населению полную свободу выборов в Учредительное собрание, призванное выразить подлинную народную волю». В заключение резолюция вспоминала, что именно в Москве 300 лет назад, «в годину внутренней разрухи и иноземного плена», пришли спасать ее «последние, мизинные люди», и к ним обращались с призывом «бросить малодушие, рассеять дьявольский туман, которым враг хотел заслепить очи», и в порыве «жертвенного подвига» «вернуть России ее крепкую волю стать счастливой и великой».
Как отнеслась к этой платформе, впервые выставленной от имени широкого фронта несоциалистических групп населения, «революционная демократия» Советов? Платформа «буржуазии» сама по себе отнюдь не противопоставляла себя «демократической» платформе. Она исключала только утопические элементы социалистических платформ. Хотя у несоциалистических групп и прежде всего у партии народной свободы, единственной «демократической» в их среде, и не было надежды убедить в чем-либо «революционную демократию», тем не менее не из этой среды шло желание сорвать Московское государственное совещание. «Буржуазия» шла на это совещание с самыми примирительными намерениями. В докладах кн. Е. Н. Трубецкого и П. Б. Струве было категорически указано, что речь идет не о борьбе с «демократизмом» и даже «социализмом», а о восстановлении истинного значения этих лозунгов, затемненных партийными и демагогическими злоупотреблениями. Решение съезда кооператоров выйти из свойственного кооперации состояния нейтралитета и занять в политической борьбе позицию, независимую от позиции Советов и утопического социализма, давало даже некоторую надежду, что в Государственном совещании найдется большинство, могущее поддержать общенациональную демократическую платформу.
Позиция советских партий (программа 14 августа). Но позиция советских социалистических партий оказалась иная. Созыв Московского совещания не входил в намерения этих партий и был неудобен для умеренного советского большинства, как неудобно всякое гласное обсуждение средних компромиссных позиций с политическими противниками.
Трудность положения советского большинства увеличилась, когда крайняя левая печать начала протестовать против Московского совещания как против хитрой попытки правительства создать себе поддержку среди буржуазного большинства и при его содействии вырвать у Советов монополию представительства общественного мнения. Большевики резко протестовали против участия «революционной демократии» в этом «обмане» и настроили рабочие массы против Государственного совещания. Дни совещания предлагалось ознаменовать уличными выступлениями и забастовками протеста. Советское большинство не могло стать на эту точку зрения, если хотело поддерживать коалиционное правительство. И Совет рабочих и солдатских депутатов постановил участвовать в Государственном совещании. Но делегаты Совета шли туда, с тем «чтобы защищать намеченный революционной демократией путь спасения изнемогающей родины». Это значило, что платформой, с которой явятся представители Советов, будет пресловутая декларация 8 июля, то есть та самая спорная платформа, которая «была провозглашена революционной диктатурой из пяти министров-социалистов», как своевременно напомнило об этом «Дело народа» (16 августа).
Правда, что и в этом лагере вожди шли на Московское совещание с примирительными целями. Поэтому платформа 8 июля была переработана в несомненном расчете на то, что «демократические» элементы «буржуазии» смогут ее принять. Вожди «революционной демократии», склонившие Советы идти на Государственное совещание в Москву, смотрели на это совещание как на всероссийский экзамен несоциалистической «демократии». Вот почему они развернули платформу 8 июля в обширную программу, местами детально разработанную специалистами. Программа эта, оглашенная Чхеидзе с трибуны Государственного совещания 14 августа, состояла, кроме длинного предисловия и послесловия, из семи разделов, в которых трактовались: 1) вопросы продовольствия и снабжения; 2) торгово-промышленные; 3) финансовые; 4) земельные; 5) организация армии; 6) местного управления и самоуправления и 7) национальные вопросы.
Предисловие программы 14 августа рисовало положение страны в красках, не менее мрачных, чем резолюция «малого» совещания общественных деятелей. Мы видели, что эта резолюция видела причины распада армии и страны в ошибочной тактике «революционной демократии». Этому обвинению программа 14 августа противопоставляет попытку самооправдания. Революционная демократия «не стремилась к власти, не желала монополии для себя». «Она была готова поддерживать всякую власть, способную охранять интересы страны и революции». «Она стремилась организовать и дисциплинировать народные массы для государственного творчества, направлять стихийные стремления народа-гиганта, сбрасывающего вековые цепи, в русло правомерности, работать над восстановлением боеспособности армии, организовать народное хозяйство.., интересы целого... ставить выше интересов отдельных классов...». Но она натолкнулась на «бесчисленные затруднения»: «отсутствие навыков к организованной деятельности» у масс, «противодействие», которое «она встретила со стороны защитников привилегий и своекорыстия». «Явление разложения армии» и «анархические вспышки» предисловие объясняло «гибельным наследием старого режима». При этом высказывалось подозрение, что «явные и скрытые враги революции» «сознательно хотят вернуть революционную страну» к старым порядкам. При таких условиях «демократия неотделима от революционной страны», и правительство «обязано опираться на демократические организации». «Всякая попытка разрушить их, подорвать их значение, вырыть пропасть между ними и властью» есть «не только измена революции. Это есть прямое предательство родины». А скрепить связь между властью и «демократическими организациями» может только «более решительное и последовательное проведение в жизнь программы 8 июля». Предисловие подчеркивает, что эта программа — компромиссная, что она «не выражает всей полноты требований демократических классов». Совершенно в духе ораторских приемов Церетели здесь утверждается, что программа 8 июля — «не что иное, как развитие программы 6 мая, на почве которой создалась коалиция». При этом совершенно забывается, что программа 8 июля провозглашена не коалицией, а «революционной диктатурой пяти министров-социалистов».
