Роджер Осборн - ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира
Голландская и английская волны колонизации Северной Америки шли воедино с самого начала. В 1609 году Хендрик Хадсон (Гудзон), английский исследователь на службе Голландской Ост–Индской компании, поднялся по реке, носящей ныне его имя, в поисках морского пути в Индию. Торговцы из Нидерландов основали первое поселение, форт Нассау, в самой дальней достигнутой Хадсоном точке, и примерно с 1624 года начали заселять острова в устье самой реки, включая губернаторский остров и Манхэттен. Они привели за собой более 10 тысяч колонистов из Европы, в том числе французских гугенотов, бельгийцев, англичан, финнов и шведов и, кроме того, португальских евреев из Бразилии и африканцев. Голландцы удерживали контроль над Гудзоном лишь до 1664 года, пока прибывшие из‑за океана английские военные корабли не заставили их признать суверенитет Британии.
Несмотря на то, что автономия голландцев просуществовала недолго, их влияние было немаловажным. Нужно помнить, что для купцов и путешественников доиндустриального века вода являлась естественной стихией. Перемещение людей, товаров и вооружений всегда несравненно легче осуществляли суда, а не сухопутные обозы, а открытие Америки, Ост–Индии и путей в Индию и Китай означало, что ко множеству точек на карте мира доступ имелся олько по морю. До 1776 года, и даже до гражданской войны. Северная Америка представляла собой ряд прибрежных колоний, чье население жило морской торговлей. Голландские стоянки, лепившиеся к побережью и, в глубине континента, вдоль речных систем Гудзона и Делавэра, входили в мировую торговую сеть, связывавшую Европу, Северную Америку, Индию, Ост–Индию. Китай и Южную Америку. Кроме того, если бы не голландская автономия и принесенное ею культурное разнообразие, национальному составу ранних колоний было бы суждено оставаться почти исключительно английским.
Северная Америка «подвернулась» англичанам как раз тогда, когда это понадобилось. Хотя историки не могут прийти к единому мнению по поводу того, действительно ли Англия в XVII веке пережила «военную революцию», очевидно, что после гражданской войны 1642–1649 годов англичане уже осознали, что самой эффективной защитой берегов будет мощный флот. Государство стало вкладывать деньги в корабли и снаряжение, а не в крупную регулярную армию и солидные фортификационные сооружения, как поступали на континенте. Побочным результатом этого стала гегемония Англии в северной Атлантике, а затем и на большей части мирового океана.
Английские морские суда традиционно служили предметом не только государственных, но и частных инвестиций. Английское дворянство еще со времен Елизаветы объединялось для финансирования исследовательских, первооткрывательских, торговых и пиратских миссий. Прибыль от этих вложений часто впечатляла: Фрэнсису Дрейку захваченное испанское золото позволило во много раз покрыть затраты инвесторов, однако с лихвой окупались и вполне законные операции. Деньги частных вкладчиков собирались под эгидой одной компании, так что и риск, и прибыль разделялись между всеми. В начале XVII века такие вкладчики, неплохо нажившиеся на торговых вояжах, стали задаваться вопросом, не стоит ли им, в подражание испанцам, начать финансирование колонистских поселений.
Хотя попытки закрепиться в Северной Америке предпринимались и ранее, единственными европейскими поселениями, существовавшими здесь на 1600 год, были испанские форпосты Сан–Хуан на территории нынешнего Ныо–Мекси- ко и Сан–Августин во Флориде. Когда в ходе революции 1640–х годов в Англии начались преследования протестантских сект, вышедших из повиновения официальной церкви, многие из их членов были вынуждены покинуть страну и поток беженцев только возрос после реставрации монархии в 1660 году, которая вызвала появление большего числа диссентеров. Нонконформистские секты, руководствуясь словами и примером Христа, отправлялись за океан, чтобы создать там религиозные общины, огражденные от вмешательства правительства и от господствующего на родине материализма: Новый Свет, казалось, давал шанс построить идеальное общество. Однако немалое число английских поселенцев гнали на запад не преследования и не собственный идеализм, а материальный интерес или элементарное стремление к лучшей жизни. У англичан имелся недавний опыт колонизации Ирландии, которая была разрезана на части и поделена между завоевателями, каковые нередко из простых солдат вдруг превращались в зажиточных землевладельцев. Многие надеялись, что та же самая судьба ждет их в Северной Америке.
Первым постоянным английским поселением в Северной Америке был Джеймстаун, основанный на реке Джеймс в 1607 году Представляя собой пестрое сборище предпринимателей, небедных и готовых вложиться в рискованное дело, ремесленников, а также впавших в бедность, которые надеялись отработать свой временный кабальный договор и получить в личную собственность кусок земли. Вирджинская колония была почти обречена. Из 8–9 тысяч человек, прибывших сюда между 1610 и 1622 годами, не меньше 80 процентов не дожили до конца этого срока. Чума и малярия (занесенные с островов Карибского моря на кораблях), желтая лихорадка и дизентерия выкосили большинство обитателей. Колонию спасла проведенная в 1624 году реорганизация, естественно выработавшийся иммунитет к болезням и открытие такой ценной товарной культуры, как табак — в 1643 году население колонии уже составляло 5 тысяч человек. Внутренне устройство поселения постепенно менялось: крупные плантаторы скупали наделы более мелких производителей и земля концентрировалась во все меньшем и меньшем числе рук. Как только скопилась критическая масса колонистов и жизнь вошла в спокойное русло, район Чесапикского залива стал источником притяжения для многих британских эмигрантов.
В 1620 году группа религиозных раскольников, позднее названных отцами–пилигримами, высадилась гораздо севернее Джеймстауна, на мысе Кейп–Код. Хотя им тоже пришлось нелегко, колония выжила, и в 30–40–х годах XVII века примеру ее основателей последовали еще около 18 тысяч пуритан. Пилигримы сумели обжить территорию гораздо успешнее, возможно, благодаря взаимовыручке: к 1700 году в районе Массачусетского залива жили уже порядка 100 тысяч поселенцев. В 1681 году Уильям Пенн основал колонию для преследуемой в Англии секты квакеров на территории, которая позже получила название Пенсильвании. Эта колония, наученная опытом предшественников и существовавшая в более благоприятных природных условиях, преуспела в крайней степени, став пристанищем не только для английских квакеров, но и для протестантских сект из Шотландии, Германии и Швейцарии. К 1700 году Филадельфия, обогнав Бостон, являлась самым крупным городом на атлантическом побережье Северной Америки.
Колонисты, возможно, сохранили большинство черт европейского быта, однако общественное устройство новых колоний разительно отличалось от того, что было принято в метрополиях. Пуритане Новой Англии и квакеры Пенсильвании проживали либо в городах, либо в отдельных семейных усадьбах. В отсутствие властной иерархии города обычно управлялись по общинным принципам: знаменитые городские сходки функционировали в качестве административных советов и судов. Однако в сельской местности, где работали фермеры, деревни европейского типа, которые могли бы служить общественными, культурными или политическим центрами, так и не появились: соответственно, не возникло и крестьянских общин. Хозяйствующая семья получала участок земли, в центре которого ставила свой дом, а для сбыта продукции и закупки припасов ей приходилось совершать долгие путешествия в город. Этому изолированному фермерскому расселению предстояло стать образцом развития американской провинции на следующие 300 лет.
Несмотря на отвагу и стойкость первых жителей прибрежных колоний, европейское заселение Северной Америки отнюдь не являлось благим союзом авантюризма и коллективизма. Три фактора, омрачавших всякое колониальное предприятие, — обращение с коренным населением, влияние внутриевропейских раздоров и рабство —явственно присутствовали как в колонизации Северной Америки, так и во всей ее дальнейшей истории. Уже самые ранние контакты европейцев и аборигенов указывали на характер дальнейшего развития событий, и первым дурным предвестием стали болезни. Испанская экспедиция в 1528 году в Техас занесла на его территорию тиф; грипп появился на побережье Мексиканского залива в 1559 году; оспа попала во Флориду в 1564 году в Каролину — в 1615 году в Мэриленд — в 1616 году; чума — в Вирджинию в 1607 году и в Мэриленд в 1616 году Местные жители не имели иммунитета к этим евразийским возбудителям, и хотя количество погибших никем не фиксировалось, оно явно исчислялось десятками, если не сотнями тысяч.
Английские колонисты поначалу имели добрые намерения в отношении коренных американцев, но стоило им обжиться на новом месте (часто с помощью туземных народов), как потребность в земле стала причиной конфронтации. Поскольку они легко побеждали в любом военном столкновении, заселение, особенно в Вирджинии, превратилось в завоевание. В отличие от большинства французов, которые научились жить в добрососедстве с индейцами, англичане предпочитали изоляцию и чем дальше, тем больше смотрели на индейцев с подозрением. Уважаемые поселенцы презирали тех, кто жил торговлей с коренным населением, считали их негодяями, развращающими аборигенов и несущими порчу туземному образу жизни. Однако настоящими разрушителями традиционного американского образа жизни были вовсе не бесстыдные торговцы, а вполне респектабельные фермеры, которым требовалась индейская земля и которые прошли через весь континент, чтобы утолить свои аппетиты.
