Надежда Ионина - 100 великих сокровищ
Часы «Павлин» были куплены у английской герцогини Кингстонской, которая в 1777 году на собственном корабле с грузом художественных ценностей, вывезенных из Англии, приплыла в Санкт-Петербург. Герцогиня щедро дарила свои сокровища Екатерине II, графу Г.А. Потемкину-Таврическому и его секретарю Гарновскому, который впоследствии стал ее фаворитом и наследником имущества герцогини в России.
Хотя мастер Д. Кокс довольно часто ставил подпись на своих произведениях, но на часах «Павлин» ее нет. На медной верхней доске главного механизма только выгравирована большая буква «L» (означающая, может быть, Лондон?). Однако исследователи не сомневаются, что эти замечательные часы сделаны именно Д. Коксом, настолько их стиль характерен для его работ.
Часы были куплены князем Г.А. Потемкиным-Таврическим в 1780 году, но до начала 1790 года описание их не встречается нигде. Первое упоминание знаменитого теперь «Павлина» принадлежит Г.Г. Георги, который в своей книге «Описание столичного города Санкт-Петербурга» говорил о них следующее: «В одной из комнат сего[55] дворца есть искусная работа одного англичанина, имеющая вид кряжа, во внутреннем расположении коего играют куранты и в самое то время сова бьет такт, павлин поднимает крылья, а петух поет. Механик Кулибин привел оные в прежнее их состояние и действие».
Действительно, без великого русского механика-самоучки И.П. Кулибина эта великолепная машина осталась бы в безвестности. Из Англии часы были привезены герцогиней в разобранном виде и, вероятно, еще лет десять лежали бы где-нибудь в дворцовой кладовой, теряя свои части и детали. Например, из 55 граненых хрусталей, лежащих на основании часов, к 1791 году уцелел лишь один.
Но однажды «светлейший князь Потемкин-Таврический пожелал подарить государыне императрице знаменитые часы: одни с павлином, петухом и совою, а другие – со слоном. Но они были испорчены до того, что никто из известных иностранных механиков и мастеров не брался починить их. Один только Г.Г.[56] вызвался починить их, но требовал непомерную цену: 3000 червонных…
И тогда князь призвал И.П. Кулибина и просит: «Пожалуйста, г. Кулибин, возьми моих бедных птичек и слона, оживи и поставь их на ноги – тебе честь и хвала».
В кладовой Таврического дворца мастер И.П. Кулибин нашел 10 больших ящиков (наполовину развалившихся) и две корзины, в которых и были сложены детали и механизмы к этим часам. Он привез их к себе на Васильевский остров, где жил в доме Академии наук, и с первого взгляда гениальный самоучка увидел, что к часам недостает нескольких очень важных механизмов.
Долгое время (почти три недели) И.П. Кулибин только смотрел на «Павлина», однако не видел никакой возможности проникнуть внутрь его. Но однажды на спине загадочной птицы он заметил одно небольшое перышко, которое чуть-чуть отличалось от других. Так механик нашел ключик, с помощью которого и разобрал всю птицу. Сначала И.П. Кулибин отвинтил само это перышко, потом остальные, а когда раскрыл внутренность «Павлина», то увидел его удивительный механизм.
Однако пружины часов лопнули, цепочки порвались, колесики поломались. Многие части и детали вышли из своих мест и повредили другие части «Павлина». Порою трудно было даже догадаться, к чему они относятся, так как недоставало многих частей.
Но прошло время, и И.П. Кулибин все разобрал, разложил на отдельных столах, и, казалось бы, можно было приступать к делу. Но тут мастера вызвали в Яссы к князю Г.А. Потемкину-Таврическому. Собираясь в дорогу, он наказывал старшему сыну разложенные на столах механизмы беречь пуще своего глаза. А в случае пожара, все бросив, сложить их в корзины и вынести в безопасное место. Для этого И.П. Кулибин даже приказал сыну спать в этой комнате.
В самом начале сентября 1791 года сын его вдруг проснулся от шума и крика и увидел свою комнату ярко освещенной от горящих под окном барок с сеном на Неве. В испуге он бросился складывать со столов все механизмы и бросать их в корзины без всякого разбора.
Опасность миновала, но все детали опять оказались перемешанными. После кончины князя И.П. Кулибин все спрашивал, что же теперь делать с этими часами. Вот тогда ему и было поручено починить их за счет государственной казны.
Часы «Павлин» являются теперь одним из сокровищ Эрмитажа, а часы «Слон» только некоторое время пребывали в России. В «Описании вещам, находящимся в Эрмитаже» о них сказано: «Часы бронзовые, золоченые с музыкой, состоящие из слона, покрытого налетом золоченой же бронзы. У него вместо бахромы вынизано мелким жемчугом. На голове слона стоящий на одном колене китаец с молотком, а посередине беседка с сидящею фигурой и держащею на плечах сферу. Наверху палатки из красных и белых хрусталей вертящийся фейерверк. Ход часов устроен в виде горы золоченой бронзы; кругом цыркуль-плаца две связанных лавры из хрусталя и металлового листа. Под оными часами коробка осьмиугольная золоченой бронзы с живописью и белыми вертящимися хрусталями в виде каскада».
Часы «Слон» упоминаются и в описании поэтом Г.Р.Державиным великолепного потемкинского праздника в 1791 году. «Тогда в другой комнате Таврического дворца золотой слон, обвешанный жемчужными бахромами, убранный алмазами и изумрудами, начал обращать хобот. Он был как бы жив. Персиянин,[57] сидящий на нем, ударил в колокол, и сие было возвещением театрального представления».
Часы «Слон» тоже были куплены у герцогини Кингстонской, а в Эрмитаж они поступили из Таврического дворца в конце XVIII века. Некоторые исследователи предполагали, что «Слон» двигался посредством общего с «Павлином» механизма, но это предположение впоследствии оказалось ошибочным. До 1817 года часы «Слон» стояли не только в другой комнате, но и на другом этаже Эрмитажа – третьем. Они располагались на шкафу для гравюр, под стеклянным колпаком из пяти стекол. Следовательно, по размерам своим «Слон» был не больше обычных каминных часов. В 1817 году «Слона», в числе других ценностей, отправили в Персию – в подарок Фет Али Шаху.
Златоустовские клинки
К концу XVIII века Тула продолжала сохранять ведущее положение в оружейном деле России, но в 1811 году возникла идея организовать еще один оружейный центр, который бы «разгрузил» Тулу, взяв на себя производство какого-нибудь определенного вида оружия. Из-за начавшейся Отечественной войны 1812 года этот проект пришлось отложить, и вернулись к нему только после ее окончания. Требовалось найти новый центр, который бы размещался в непосредственной близости от исходных материалов для производства оружия, и, конечно же, его нужно было обеспечить квалифицированными кадрами.
Выбор российского правительства пал на уральский городок Златоуст, так как здесь еще со второй половины XVII века на базе местных залежей руды действовал железоделательный завод. Для организации производства «белого» (холодного) оружия решили пригласить иностранных мастеров, так как в Златоусте предполагалось изготовлять исключительно клинковое оружие. Из Германии – из Золингена и Клингенталя – первоначально рассчитывали пригласить 35 семейств общей численностью более 100 человек. Были заключены соответствующие соглашения, по которым иностранные мастера обязывались не только непосредственно участвовать в производстве холодного оружия, но и – что особенно важно! – передавать свой опыт местным ремесленникам. За каждым иностранцем закреплялось «потребное число для обучения мастерствам русских мастеровых».
Фабрика «белого» оружия была основана в Златоусте в 1815 году у горы Таганай, а уже через год после ее открытия в Санкт-Петербург были отправлены первые изделия. Основную массу оружия, выпускавшегося этой фабрикой, составляло оружие строевое, но не менее важным направлением производства стало и изготовление художественного оружия, или, как оно тогда именовалось, «украшенного». Отчасти именно с этой целью и приглашались тогда опытные иностранцы.
Однако заграничные мастера неохотно делились своими секретами. Один из них, Н. Шааф, уезжая в 1824 году в Петербург, оставил секрет своего производства в запечатанном конверте, который вскоре затерялся среди множества канцелярских бумаг. Обнаружен он был только в конце столетия, но к тому времени русские мастера уже намного опередили своих иностранных учителей.
Сейчас, оценивая искусство Златоуста, обычно отмечают великолепное убранство клинков, а о старых оружейниках говорят как о непревзойденных мастерах «гравюры на стали». И действительно, златоустовский клинок всегда отличим уже одним только сочетанием покрывающей его позолоты и глубокого по тону воронения, на фоне которых обычно располагаются сложные и изящные орнаменты или целая сюжетная композиция.
Наряду с золочением и воронением, уральские мастера-оружейники возродили забытое в XVIII веке травление (или «вытравку»), и в совокупности всех этих приемов они получили основные компоненты для декоративного оформления своих изделий: клинки у них выходили украшенные позолотой, воронением и гравировкой с травлением.