Пайпс - Русская революция. Агония старого режима. 1905-1917

Приводимая нами далее таблица наглядно демонстрирует зависимость роста цен от выпуска бумажных денег в России в период войны*:

* Сидоров А.Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны, 1914—1917 гг. М., 1960. С. 147. Из суммы на первую половину 1914 года 1633 млн. рублей были в бумажных дензнаках, остальные — в разменной монете.

Инфляция не только не вредила, но, скорее, даже шла на пользу сельскому населению России, ибо в руках крестьянина был самый ценный товар — продовольствие. Описания сельской жизни в 1915—1916 годах дружно свидетельствуют о необыкновенном благоденствии деревни. Под военные знамена ушли миллионы мужчин, благодаря чему снялась напряженность земельного вопроса и в то же время возросла ценность сельскохозяйственного труда. Призванные в армию крестьяне состояли теперь на государственном обеспечении. Правда, мобилизация вызвала нехватку сезонных рабочих, и использование с этой целью военнопленных и беженцев из прифронтовых районов могло лишь частично покрыть образовавшийся дефицит. Но крестьянам удавалось справляться с возникающими затруднениями, отчасти за счет сокращения площади обрабатываемой земли. Мужики просто купались в деньгах, текших к ним из самых разных источников: от повышения цен на продукты сельского хозяйства, от правительственных компенсаций за реквизированный скот и лошадей, от пенсий, установленных солдатским семьям. Закрытие питейных заведений тоже способствовало сбережению денег. Крестьяне копили эти «бешеные деньги», как их стали называть, либо помещая в государственные сберегательные кассы, либо просто в кубышке. Но и при все том еще хватало денег на барские утехи, вроде «какавы», «шоколата» и даже граммофонов, к которым пристрастились крестьянские нувориши. Наиболее рачительные крестьяне использовали излишки денег на приобретение земли и скота: согласно статистике за 1916 год, крестьяне владели 89,2% обрабатываемой (пахотной) земли в европейской части России10.

Современники были поражены благоденствием деревни на второй год войны: война, как говорили, покончила с «китайской недвижностью деревни» 11. А департамент полиции — свидетельство которого, по видимости, наиболее авторитетно, — все более обеспокоенный положением в городах, наоборот, о деревне осенью 1916 года сообщал, что там наблюдается «довольство населения» и «спокойное или, скорее, безразличное отношение почти ко всему тому, что так тревожит городское население»12. И отдельные случаи насилия, время от времени наблюдавшиеся в деревне, были направлены не против правительства и помещиков, а против владельцев «отрубов» и «хуторов», то есть против своих же собратьев-крестьян, которые, воспользовавшись законодательством Столыпина, вышли из общины13.

Вся тяжесть инфляции и нехватки продуктов ложилась исключительно на плечи городского населения, значительно разросшегося за счет наплыва промышленных рабочих, беженцев и расквартирования войск. В период с 1914-го по 1916 год население в городах возросло с 22 до 28 млн.14. Дополнительные шесть миллионов увеличили тот слой городских жителей, который составляли крестьяне, поселившиеся в городах еще до войны. Как и их предшественников, их трудно было назвать горожанами в строгом смысле слова, скорее, это были все те же мужики, которым довелось жить в городе: мужики в шинелях, ожидающие отправки на фронт, мужики, занявшие места призванных в армию рабочих на заводах и фабриках, мужики, приехавшие в города торговать. Их корни оставались по-прежнему в деревне, куда они готовы были вернуться в любой момент, как это и случилось в действительности после большевистского переворота.

Тяготы инфляции, которые горожане впервые ощутили на себе осенью 1915 года, с течением времени все возрастали и к осени следующего года достигли высшей точки. Инфляция ударила по всем слоям городского населения: и по промышленным рабочим, и по конторским служащим, и в какие-то моменты даже по низшему чиновничеству и полицейским. Хотя подобную ситуацию трудно описать с математической точностью, все говорит о том, что в течение 1916 года рост цен значительно опередил рост заработной платы. Сами рабочие полагали, что если их жалованье удвоилось, то цены в это же время учетверились. В октябре 1916 года департамент полиции установил, что за предшествующие два года заработная плата увеличилась в среднем на 100%, тогда как цены на самые насущные товары возросли на 300%15. Инфляция для горожан означала то, что многим из них стали недоступны даже те товары, которые имелись в продаже. А самих товаров становилось все меньше, главным образом из-за транспортных неурядиц. Ведь богатейшие российские житницы и запасы топлива (нефти и угля) располагались на юге, юго-востоке и востоке страны, на значительном расстоянии от промышленных регионов севера. В предвоенные годы экономически более целесообразно было доставлять уголь в Петербург из Англии, нежели из Донецка. Когда в начале войны морской путь через Балтику для союзнического флота оказался закрыт, русская столица мгновенно ощутила топливный кризис. Снабжение продовольствием осложнялось двумя дополнительными обстоятельствами: нежеланием крестьян вывозить на рынок свой товар и нехваткой рабочих рук для возделывания частновладельческих угодий, в мирное время вносивших ощутимый вклад в поставку зерна на рынок. В 1916 году, когда хлебородные регионы утопали в зерне, на севере испытывали голод: здесь уже в феврале 1916 года было привычным наблюдать «длинные очереди бедноты, часами простаивающие на холоде перед хлебными лавками»16.

А.Н.Хвостов, вскоре назначенный на пост министра внутренних дел, уже в октябре 1915 года предупреждал о надвигающемся топливном и продовольственном кризисе в центральных и северных регионах России. Петроград, по его мнению, был особенно уязвим: вместо 450 железнодорожных вагонов, необходимых ежедневно для удовлетворения потребностей города, в указанный месяц выделялось в среднем по 11617. В течение 1916 года положение на транспорте все более ухудшалось, так как подвижной состав из-за постоянных перегрузок и небрежного обращения выходил из строя. Поставленная из Соединенных Штатов железнодорожная техника лежала мертвым грузом в Архангельске и Владивостоке, и переправить ее в глубь страны не представлялось возможным.

Люди глухо роптали, но подняться на открытый бунт были еще не готовы, с присущим им смирением перенося тяготы и лишения. На возмутителей спокойствия отрезвляюще действовала угроза быть отправленными на фронт.

* * *

Возрождение русской армии, наблюдавшееся в 1916 году, поразило всех, включая даже союзников России, так или иначе поставивших крест на военном сотрудничестве с ней. В большой степени русская армия воспряла благодаря усилиям Поливанова и его сподвижников, направленным на установление взаимодействия Думы с российскими деловыми кругами. Армейские штабы теперь пополнялись способными офицерами, извлекшими полезные уроки из кампаний 1914-го и 1915 годов. Поток военных поставок с Запада, хлынувший с середины 1915 года, существенно изменил положение: в зиму 1915/1916 годов Россия получила от союзников более миллиона винтовок — количество, равное годовой продукции ее собственных заводов18. Были обеспечены и соразмерные потребностям поставки артиллерийских снарядов. С тех пор как пост военного министра занял Поливанов, Россия стала размещать за границей заказы на артиллерийское снаряжение: в 1915—1916 годах Россия получила с Запада более 9 млн. 76-миллиметровых снарядов, а также 1,7 млн. снарядов среднего калибра, при том что в самой России за это время произвели соответственно 28,5 и 5,1 млн. штук. Из 26 тыс. пулеметов, имевшихся на вооружении армии в 1915—1916 годах, 11 тыс. были иностранного происхождения, в основном из Соединенных Штатов19.

В начале 1916 года союзники стали готовить наступление на Сомме, начало которого планировалось на 25 июня. С русским Генеральным штабом было оговорено, что десятью днями ранее, то есть 2 (15) июня, русские войска перейдут в наступление в Галиции — этой операцией, как предполагалось, будет покончено с австрийской армией. Командование четырьмя армиями, которым предстояло участвовать в этом наступлении, было поручено генералу А.Брусилову: