Тим Вейнер - ЦРУ. Правдивая история
10 августа 1968 года Никсон и Хелмс провели первую длинную беседу.
Президент Джонсон в свое время приглашал кандидата на свое ранчо в Техасе, угощал стейком и вареной кукурузой, катал по обширной территории ранчо в кабриолете. Тогда они с Хелмсом обсуждали острые проблемы: конфронтацию между Чехословакией и Советским Союзом, поддержку Фиделем Кастро революционных движений в мире и, наконец, секретные переговоры о мире между Северным Вьетнамом и Соединенными Штатами.
Никсон обратился к Хелмсу с резким вопросом.
– Они все еще полагают, что мы проиграли войну? – спросил он.
– Северные вьетнамцы убеждены, что после сражения при Дьен-Бьен-Фу они одержали победу, – сказал Хелмс.
Это было последнее, что хотел услышать Никсон.
Через три дня после своей победы на выборах Никсон позвонил Линдону Джонсону.
– Что вы думаете о Хелмсе? – спросил он. – Вы бы продолжили с ним работать?
– Безусловно, – ответил Джонсон. – Это чрезвычайно компетентный человек. Он лаконичен. Говорит все так, как есть, и он лоялен.
Это была высокая похвала. После полутора лет присутствия на обедах за одним столом с президентом Хелмс завоевал доверие Линдона Джонсона и заработал себе в Вашингтоне репутацию высококвалифицированного профессионала. Он считал, что ЦРУ за двадцать лет вырастило кадры аналитиков с уникальным опытом противодействия советской угрозе и сформировало тайную службу, способную успешно заниматься шпионажем. Себя он рассматривал как верного солдата на службе у своего президента.
Очень скоро Хелмсу предстояло узнать цену этой лояльности…
«Неизлечимо скрытные»
«Ричард Никсон никогда никому не доверял, – вспоминал Хелмс двадцать лет спустя. – Он стал президентом Соединенных Штатов и, следовательно, руководителем исполнительной власти, но при этом постоянно твердил, что военно-воздушные силы в своих бомбардировках во Вьетнаме не могут поразить собственную задницу, что Государственный департамент – это всего лишь группа попивающих коктейли дипломатов, облаченных в костюмы в тонкую полоску, и что агентство не в состоянии предложить способ добиться победы во Вьетнаме… И так далее и тому подобное… Они тупые, глупые, не могут сделать то, не могут сделать это».
В один из январских дней 1969 года, когда новое правительство находилось у власти уже несколько дней, Хелмс сидел в Белом доме за ланчем. Стояла напряженная тишина. Никсон, сидящий неподалеку, вдруг встрепенулся, словно решив выместить свой внезапный гнев на твороге и консервированных ананасах, находящихся перед ним на столе. Президент принялся ругать ЦРУ, в то время как его советник по национальной безопасности Генри Киссинджер внимательно слушал.
«У меня нет малейшего сомнения, – вспоминал Хелмс, – что критика Никсона больно задела Киссинджера».
Избранный президент и выходец Гарварда обнаружили, что они – родственные души. «Оба были неизлечимо скрытными, оба окутаны тайнами, но Киссинджер в этом деле заметно выделялся, – вспоминал Томас Хьюз, директор бюро разведки Государственного департамента. – Оба являлись неисправимыми манипуляторами, но Никсон был более откровенным». Они как бы договорились между собой: «Мы, и только мы замышляем, командуем и управляем тайными операциями». Секретная операция и шпионаж могли быть инструментами, приспособленными для их личного пользования. Никсон использовал их, чтобы построить себе политическую крепость в Белом доме, а Киссинджер, по словам его помощника Роджера Морриса, стал действующим главой государства по вопросам национальной безопасности.
В качестве приоритетного акта самозащиты Хелмс создал Комитет мудрецов, названный Группой по расследованию секретных операций, чтобы донести до избранного президента значимость тайной службы и заодно защитить ее от нападок. Группу возглавлял Фрэнклин Линдсей, когда-то правая рука Фрэнка Виснера; территориально она размещалась в Гарварде и собиралась тайно; основными ее участниками были Ричард Бисселл и Лаймон Киркпатрик. В нее также входило несколько профессоров из Гарварда, по совместительству состоящих на службе у Белого дома, Пентагона, Государственного департамента и ЦРУ. Трое из них были достаточно близки к Генри Киссинджеру и догадывались, что именно он, скорее всего, станет очередным президентским советником по национальной безопасности независимо от того, кто победит в президентской гонке, поскольку Киссинджер одновременно служил в качестве конфиденциального консультанта и Никсону, и Хамфри. Никакая другая кандидатура на этот пост не рассматривалась.
Тайный доклад Группы по расследованию секретных операций был датирован 1 декабря 1968 года. Одна из содержащихся в нем рекомендаций особенно пришлась по душе Киссинджеру: там говорилось, что новый президент должен предоставить одному из высших должностных лиц Белого дома полномочия по надзору за всеми тайными операциями. Киссинджер не просто наблюдал бы за ними. Он собирался ими управлять…
Доклад настоятельно призывал вновь избранного президента «четко разъяснить директору ЦРУ, что тот должен сказать «нет», если, по его мнению, предложенная операция не может быть выполнена». Этот совет Никсон так и не принял во внимание…
«Тайные операции редко когда могут достичь одной только важной цели, – говорилось в докладе. – В лучшем случае тайная операция поможет выиграть время, упредить государственный переворот или, так или иначе, создать благоприятные условия, позволяющие применить секретные средства, чтобы в конце концов достичь важной цели». Никсон так никогда и не понял этот принцип.
«Отдельный человек, политическая партия или действующее правительство могут серьезно пострадать за счет разоблачения фактов тайной помощи от ЦРУ, – говорилось в докладе. – В итоге это может стоить Соединенным Штатам мировой репутации. Одним это продемонстрирует игнорирование Соединенными Штатами национальных прав и прав человека; другим – только наше бессилие и некомпетентность… Представления многих американцев, особенно в интеллектуальном сообществе и среди молодежи, о том, что Соединенные Штаты участвуют-таки в «грязных делишках», крепнут и постепенно отдаляют от собственного правительства… Разоблачения в такой обстановке создали для «новых левых» возможности затронуть намного более широкий спектр политического мнения, чем это было раньше. Соединенные Штаты всегда находились в центре внимания тех стран, которые заинтересованы в расширении правопорядка в международных отношениях. Наша убедительность и эффективность в этой роли пострадают до такой степени, что станет общеизвестным, что мы тайно вмешиваемся в то, что для других стран является сугубо внутренним делом». Никсон и Киссинджер преднамеренно проигнорировали все эти идеи.
«У нас создается впечатление, что ЦРУ слишком «укоренилось» за эти годы, – говорилось в заключение. – Почти все старшие сотрудники проработали в организации больше двадцати лет… Существует также значительная тенденция к изоляции и замкнутости… Ощущается нехватка инновационности и перспектив». Этому Никсон верил. Он намеревался просочиться в этот узкий круг людей. Начал он с того, что назначил генерал-лейтенанта морской пехоты Роберта Кушмана, который в его бытность вице-президентом работал помощником по национальной безопасности, заместителем директора Центральной разведки при Хелмсе. Задача Кушмана состояла в том, чтобы по поручению президента страны шпионить за шпионами Америки.
Желая выслужиться перед вновь избранным президентом США, ЦРУ направляло Никсону такие же ежедневные разведсводки, которые получал в свое время Линдон Джонсон. Так ни разу и не прочитанные, они огромной кипой хранились в сейфе в апартаментах Никсона на тридцать девятом этаже в отеле «Пирр» в Нью-Йорке. Эта кипа росла и накапливалась в течение месяца, пока Киссинджер, наконец, в декабре не дал понять, что Никсон никогда это не прочитает. Он объяснил, что отныне все, что агентство хочет сообщить президенту, будет направляться через него, Киссинджера. Ни Хелмс, ни кто-либо другой из ЦРУ никогда не встречались с Никсоном один на один.
С самого начала Киссинджер осуществлял плотный контроль за операциями ЦРУ. В 1967 – 1968 годах «надзиратели» ЦРУ в Комитете 303 вели оживленные дебаты по поводу проведения тайных операций. Но те дни безвозвратно ушли. Над всеми членами комитета и каждым в отдельности, будь то Хелмс, генеральный прокурор Джон Митчелл и высокопоставленные представители Государственного департамента и Пентагона, доминировал Генри Киссинджер. Это превратилось в настоящий бенефис. За два с половиной года Комитет технически одобрил почти сорок секретных операций, но при этом никогда фактически не собирался. В целом более трех четвертей программ секретных операций при администрации Никсона никогда не проходили процедуру формального утверждения Комитетом. Противозаконные операции Соединенных Штатов одобрял или не одобрял только один человек – Генри Киссинджер.
