Розмари Горинг - Шотландия. Автобиография
Драматичность эвакуации внезапно придало появление военно-морского флота. Запели на палубе сигнальные трубы. Сразу же со шлюпбалок опустили шлюпку. Трех офицеров, сверкавших плетеными галунами, повезли на берег матросы в белых парусиновых одеждах…
Вскоре в бухте началось оживленное движение. Черные плоскодонки Сент-Килды, с захлестывающей доски настила морской водой, странно контрастировали со сверкавшим эмалью и начищенной медью кораблем военного флота.
Все утро между причалом и пароходом курсировали овцы, коровы, шкафы, столы и брезентовые мешки — все это грузили на «Замок Дунара».
Особо примечательна была погрузка косматого хайлендского скота. Большие рыжевато-коричневые животные следовали за лодками на буксире от берега к кораблю, а потом их затаскивали на борт, накинув петлю на рога. Глаза у коров были выпучены, шеи напряженны, животы вздувались.
Не успело утреннее солнце растопить туманы на Конахейре, а стойла между палубами «Замка Дунара» были забиты овцами, горными, черномордыми и всякими кроссбредами, походившими на нубийских козлов, а в трюмы складывали имущество экономных хозяев…
Последняя черная лодка отвалила незадолго до полудня. На «Замке Дунара» задраили люки, подняли якорь, судно развернулось и запыхтело в сторону выхода из бухты. Протяжные гудки прозвучали последним прощанием, эхом перекатываясь до самой вершины Конахейра.
В дверях двух домиков трепетали белые простыни. У кого-то перехватило горло…
Жители Сент-Килды, последнего островка из опоясанных морем Гебридов, примостившегося на краю великого Атлантического плато, в том месте, где дно океана круто обрывается, уходя на невообразимые глубины, спокойно готовились к отъезду, начиная с понедельника, за четыре дня до этого. Прибытия «Замка Дунара» ожидали примерно вечером в понедельник. Все зависело от погоды…
В деревне начали собирать и упаковывать вещи и имущество… Женщины принимались за работу, когда солнце поднималось над пятнистыми склонами Конахейра. Мужчины отправлялись на Муллак и Карн-Мор, пики гористого острова, вместе с пастухами и собаками с Внешних островов они сгоняли овец, которые нашли себе убежище среди скал и уступов…
В темноте я отправился в гости в один из домиков… Меня приветствовали на гэльском языке, на котором тут говорили, поскольку английским владели посредственно. Через маленькую прихожую, заставленную нагруженными ящиками, я прошел в гостиную.
Обитатели Сент-Килды вовсе не забытый народ, живущий в «черных домах». По меркам большинства островитян, их дома вполне уютны и комфортабельны. Ничто здесь не напоминает лачугу, какую мне довелось однажды видеть на острове Скай, где была такая низкая крыша, что приходилось заползать на четвереньках, и которая тем не менее дала двух столичных полицейских.
Когда я вошел в домик на Сент-Килде, то хозяин и трое его сыновей только что вернулись из негостеприимных холмов, и от них, одетых в синие рыбацкие фуфайки и латаные-перелатаные штаны, в тепле дома валил пар. Одинокая масляная лампа бросала глубокие тени на дощатые стены, оклеенные вырезанными из газет иллюстрациями и литографиями. Возле открытого очага стояла кастрюлька; в ней был ужин семейства: засоленная баранина — обычная у них еда — с овсянкой, подливкой, ячменными лепешками, а еще особые блюда островитян — засоленный глупыш и жареный тупик, пища народа искуснейших птицеловов.
В углу приткнулась метла из бакланьего крыла, которой подметали каменный пол. Эта метла, как сказала мне мать семейства с Сент-Килды, намного лучше веника из вереска, но она относится к предметам гигиены более поздних дней, так как некогда жители Сент-Килды оставляли мусор на полу своих жилищ и вычищали его раз в год.
Как обычно, за работой женщины разговаривали между собой, мать сидела за прялкой, а дочь 13 лет, с замечательными волосами — что редкость среди обитателей этого острова, — ловко чесала шерсть ручными инструментами.
Вчера утром я проснулся рано — меня разбудила следующая фаза исхода. Сквозь крепкий сон на полу в здании школы… я услышал равномерный топот и быстрый, невнятный говор на гэльском. Обычно по утрам меня будило блеяние полутысячи овец, дожидавшихся погрузки на корабль.
Я встал и выглянул в окно — белый холодный туман проплывал по склонам Ойсевала и расползался клочьями по бухте. Через поле, в сторону школы, примыкавшей к зданиям церкви, шла из деревни вереница жителей Сент-Килды, на спинах они несли кто ящики, кто мебель… Теперь они были готовы и ждали только «Замок Дунара», и мужчины со склонов Руаивала обозревали горизонт, подобно Кортесу на горной вершине в Дарьене…
Может, «Замок Дунара» придет в этот день, а может, и не придет. Мы ждем паруса, как Робинзон Крузо. А пока ждем, у нас есть уйма времени, когда о многом можно поразмыслить. Мы вот-вот покинем остров, где люди жили со второго века… Пролетит несколько коротких часов, какими исчисляют время на этом острове, где настенным часам, как и всем механическим устройствам, суждена короткая жизнь, и очаги превратятся в холодный камень и люди уйдут и рассеются по незнакомым им местам.
Двое из них, Эван Макдональд и его сестра… никогда прежде не покидали Сент-Килду. Они впервые увидят дороги, лошадей, поезда, но для чего?
Переселение с острова, где были особая жизнь и обычаи, на «большую землю», где правят общепринятые упорядоченность и однообразие, будет благотворным. Больше не надо будет нарезать торф на Муллак-Мор и хранить его в каменных, сложенных без раствора, клейтах. Больше не нужно будет обитателям Сент-Килды, сбивая босые ноги, бесстрашно взбираться по скалам Конахейра, на головокружительную высоту в 1000 футов над бурным морем, чтобы отыскать глупыша, этого скунса среди птиц, чьи мясо, жир и перья когда-то были так важны для поддержания жизни. Манильские канаты в 60 фатомов будут позабыты и заброшены, так же как просоленные воловьи шкуры и стренги из конского волоса их отцов.
Август уже почти закончился. Молодого глупыша никто не тревожит. Скоро наступит сентябрь, но никто не разорит гнезд неопытных олушей. Парусник совершил последнее плавание в Боререй, где мужчины долгими летними месяцами стригли овец. Женщины перестали заниматься ловлей в силки тупиков и «тэмми норри», чистиков, которые на вид как попугаи, а на вкус — как копченая селедка.
Маслобойка — предмет курьезный, и ручные мельницы ушли к коллекционерам. Теперь и остров Сент-Килда ушел в историческое прошлое. Драма окончена.
Ореол Бернса потускнел, 1930 год
Кэтрин Карсуэлл
Публикация оригинальной биографии Бернса, написанной Кэтрин Карсуэлл и напечатанной несколькими частями в «Дейли рекорд», произвела сенсацию среди членов «Союза Бернса» и почитателей поэта, которые были глубоко оскорблены тем, как автор изобразила поэта — отнюдь не праведником, любителем попоек и разгула и изрядным волокитой.
Этим утром (через газету, на страницах которой печаталась книга) я получила анонимное письмо с вложенной в него пулей, которую мне просили использовать для себя, дабы мир мог стать «светлее, чище и лучше». Итак, со всей очевидностью, веселье началось. О Шотландия, страна моя!
Лохнесское чудовище, 1933 год
Р. Т. Гущ, лейтенант-коммандер Королевского флота (в отставке)
Впервые в печати о лохнесском чудовище было упомянуто в «Жизни святого Колумбы» Адамнана: миссионер якобы убедил злобное морское существо не глотать монаха, товарища Колумбы, а закрыть свои страшные челюсти и уйти с миром. Однако только в 1933 году появилось первое газетное сообщение о чудовище — известие о том, что его видели, опубликовал «Инвернесс курьер», после чего газеты запестрели рассказами о встречах с загадочным животным. Появление чудовища настолько взволновало местных жителей, что власти выставили полицейское оцепление вокруг озера, чтобы никто не пострадал, когда монстр появится вновь. Репортажи привлекли внимание одного увлеченного изучением морской фауны натуралиста-любителя, который считал себя кем-то вроде эксперта по морским змеям. Он провел собственный тщательный анализ фактов и побеседовал с пятьюдесятью одним очевидцем.
Когда я отправился на Север, то решил относиться к лохнесскому «чудовищу» с непредубежденностью, не позволяя омрачать свое отношение сожалением, что множество честных, но заблуждающихся людей подняли (как я полагал) совершенно ненужный шум, приняв гуся за лебедя. Из всех возможных или мыслимых вариантов один сильнее всего запал мне на ум — что придется столкнуться с большим числом свидетельств, утверждающих, что морское животное, в существование которого подавляющее большинство образованных людей не верит, поселилось в пресной воде озера-лоха. И все же, «факты — упрямая вещь…» и только абсолютно ненаучный ум возьмется отвергать заявления о фактах как о невозможных априори, без исследования данных, на которых основаны эти утверждения.
