Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 17. Царствование Петра I Алексеевича. 1722–1725 гг.
Скоро пришло известие и о женитьбе. Прусский король сказал русским министрам Толстому и Головкину, что если б он имел дело с одним английским королем, то не заключил бы с ним договора; но французский посланник граф Ротембург вместе с посланником императорским принуждал его к заключению этого договора и грозил. Шлейниц поехал объясниться по этому поводу с самим регентом. Герцог сначала отвечал, что не давал никаких подобных инструкций Ротембургу; но когда Шлейниц потребовал, чтоб регент выразил свое неодобрение Ротембургу за самовольный поступок, то герцог объявил, что Ротембург оказал только содействие к соглашению между двумя курфюрстами, бранденбургским и ганноверским, которых вражда была противна французским интересам; но Ротембург действовал так вследствие данного королем прусским заявления, что в договор его с английским королем не будет внесено ничего вредного для России. Дюбуа объявил, что мир Швеции и с Англиею и с Пруссиею очень неприятен для Франции, которая не могла желать, чтоб Швеция лишилась своих владений в Германии. Но что же делать! Франция тут ни в чем не виновата, виновата Россия, которая своим впадением в Швецию заставила шведскую королеву отдаться в руки английского короля. Франция теперь ничем не может помочь, ибо не может идти против Англии и императора, с которыми у нее один интерес в испанских делах. «Когда Россия увидала, – сказал на это Шлейниц, – что Швеция на Аланде только проводит время и переговаривает с английским королем об отдельном мире, когда увидала, что оставлена своими союзниками, то ей не оставалось ничего более, как прибегнуть к оружию; царское величество все свои завоевания сделал без союзников и удержит их без союзников, для чего способ покажет бог и время, при нынешних больших приготовлениях царских водою и сухим путем». Дюбуа отвечал: «У меня правило, от которого не отступлю никогда: если державы, с которыми имею дело, сами не входят со мною в объяснения насчет своих предприятий, то я их никогда первый не спрашиваю, пусть делают, что хотят, а потом принимаю свои меры и никаких выговоров, тем менее угроз не делаю, потому что это делу не помогает, а может сильно повредить. Увидим, что окажется в северных делах, и будем поступать согласно с интересом короля, Франции и регента и с неизменною преданностию к царскому величеству». Донося об этом разговоре, Шлейниц писал: «По моему мнению, не много пользы отсюда ожидать можно, пока продолжается размолвка у вашего величества с Англиею; однако не должно ссориться с регентом, и на будущее время надобно удержать для себя отворенные двери».
6 октября 1717 года Дюбуа формально предложил Шлейницу посредничество французского короля к примирению России с Швециею. По этому поводу в начале декабря у Шлейница с Дюбуа было любопытное объяснение. Шлейниц выразил надежду, что регент покажет полное беспристрастие при посредничестве, точно так, как царь поступал до сих пор в испанских делах. На это Дюбуа отвечал: «Регент ни в какие новые и ближайшие обязательства не вступил; но о беспристрастии царского величества в испанских делах лучше не упоминайте: регенту и особенно мне известны все сношения между Россиею и Испаниею, известны во всех подробностях, известно, что ирландец Лолес был у царя в Ревеле до нападения русских войск на Швецию и вице-канцлер Шафиров имел с ним тайные конференции; потом Лолеса несколько времени держали в Данциге тайно и во время военных действий имели с ним постоянную переписку, и хотя переговоры с ним не повели ни к чему решительному, потому что он делал предложения общие и широкие, и Лолес уехал ни с чем, однако царское величество возобновил сношения прямо с Алберони через другой канал и соглашался за известные субсидии заключить оборонительный и наступательный союз. Этот союз царскому величеству бесполезен за отдалением, бесполезен и потому, что кардинал Алберони не в состоянии будет выплатить обещанные субсидии, а между тем этот союз заставит членов четверного союза объявить себя в северных делах против России; с другой стороны, сношения с царским величеством дают только кардиналу Алберони возможность отвращать испанского короля от заключения мира». Шлейниц отвечал, что все сказанное Дюбуа большею частью справедливо, но что ему, Шлейницу, неизвестно о возобновлении сношений с Алберони. «Я это знаю, – сказал Дюбуа, – от человека, который не только слышал из уст Алберони, но и на письме видел. Впрочем, это не будет иметь никакого влияния на расположение регента действовать в пользу царского величества». Тут Дюбуа взял Шлейница за руку и сказал: «Запомните хорошенько нынешний день: через шесть месяцев я вам об нем напомню, когда вы будете благодарить регента за услуги, оказанные им России, несмотря на секретные сношения царского величества с Испаниею и несмотря на затруднительное положение, в каком теперь находится регент относительно Англии и императора». «Если царское величество будет иметь причину благодарить регента, то я передам эту благодарность с величайшим удовольствием», – сказал Шлейниц. Дюбуа, хитро улыбаясь, продолжал: «Я знаю, что последние сношения с Испаниею происходили не чрез вас; но все же вы принимали некоторое участие в испанских делах». Шлейниц знал, что об его участии в испанских делах известно Дюбуа из бумаг, захваченных у Челламаре, и потому сказал: «Я знаю хорошо, что вы хотите сказать; но вы помните, что я тогда же принес вам покаяние и получил прощение». «Теперь еще не время объясняться об этом, – отвечал Дюбуа, – подождем, когда кончатся испанские дела, и тогда посмеемся насчет прошлого».
17 декабря Шлейниц получил царский рескрипт, подписанный 16 ноября. На основании этого рескрипта Шлейниц подал регенту следующий мемориал: «Нижеподписавшийся полномочный министр его величества царя всея России имеет указ объявить вашему королевскому высочеству именем царя, своего государя, что его величество принимает охотно предложение христианнейшего величества насчет посредничества о мире между его царским величеством и королевою и короною Шведскою; если его христианнейшее величество изволит ему дать декларацию на письме за рукою вашего королевского высочества, что его христианнейшее величество не имеет никакого обязательства ни прямым, ни посторонним образом с королевою и короною Шведскою, ниже с каким иным союзником ее, или с какою иною державой, кто бы они ни были, противного силе и смыслу договора, заключенного с его царским величеством и подписанного в Амстердаме 4-го числа августа по старому стилю 1717 года. Причины, заставляющие его величество царя требовать этой декларации, суть повторительные известия, которые его величество получил от министров своих. пребывающих при других иностранных дворах, что министры его христианнейшего величества по согласию с министрами его британского величества действуют почти при всех европейских дворах в пользу королевы и короны Шведской. Царь мой, государь. знает еще, что министр его христианнейшего величества при короле прусском усиленно старался привести его, прусское величество, к заключению последних договоров с английским королем, которые довели до отдельного мира между Пруссиею и Швециею, с исключением царского величества. Подлинно известно также, что его христианнейшее величество велел заплатить недавно значительные суммы отчасти в самом Стокгольме прямо шведской королеве, отчасти ландграфу гессен-кассельскому. Но больше всего удивило его царское величество содержание писем британского министра лорда Картерета и адмирала Норриса, написанных неупотребительным между великими государями слогом: в обоих говорится, что король английский вместе с христианнейшим королем и прочими своими союзниками, между которыми находится и Швеция, принял меры для скорейшего окончания Северной войны. Нижеподписавшийся просит всепокорно ваше королевское высочество дать ему письменный скорый ответ на этот мемориал, потому что в таком важном деле дорога каждая минута, и царь, государь его, будет поступать по содержанию вашего ответа: или начнет мирные переговоры, или будет продолжать войну против Швеции».
В начале 1720 года регент отвечал, что союзный договор 1717 года он свято исполнял и всегда исполнять будет, но требуемую письменную декларацию дать не может, потому что это противно его чести. Если царь поверит его обнадеживаниям и примет посредничество, то увидит, что он, регент, будет поступать с совершенным беспристрастием: впрочем, если с русской стороны питается хотя малейшее недоверие к этому посредничеству, то ему, регенту, во всяком случае будет приятно, когда царское величество заключит мир с Швециею прямо или при посредничестве какой-нибудь другой державы.
Прошло три месяца. В апреле является к Шлейницу граф Деламарк, бывший французским послом в Стокгольме, с тайными предложениями от регента. «С Испаниею, – начал Деламарк, – заключен теперь мир, и это обстоятельство заставляет регента без потери времени думать о союзе с некоторыми державами, а именно о союзе между Россиею, Франциею, Испаниею, Швециею, Пруссиею и некоторыми более значительными имперскими князьями протестантского исповедания, между которыми находится ландграф гессен-кассельский. Приступить к этому союзу надобно немедленно; но так как этого сделать нельзя прежде мира между Россиею и Швециею, то регент берется хлопотать об этом мире и велел Дюбуа объявить вам, что он ни прямо с Швециею и ни с какою другою державой не находится в таком обязательстве, какое могло бы быть противно союзному договору его с Россиею 1717 года или могло бы поколебать беспристрастие его как посредника. Мало того, регент обязывается и впредь не вступать в подобные обязательства. Император, Англия, Польша сильно настаивали, чтоб регент вошел в такие обязательства, но он решительно отказался, и здесь заключается настоящая, хотя и тайная, причина несогласия с королем английским. Регент надеется, что такое поведение его заслужит доверенность царского величества и посредничество его примется безо всяких письменных деклараций. Английский король велел пригрозить шведской королеве, Сенату и государственным чинам, что он флота в Балтийское море не пошлет или назад отзовет, как скоро королева шведская без его ведома покусится вступить в переговоры с царем. Английский король как в испанских, так и в северных делах употреблял имя регента совершенно произвольно, безо всякого соглашения с ним, как, например, в письмах лорда Картерета и адмирала Норриса, отправленных к царскому величеству. Английские министры французского министра в Стокгольме Кампредона принудили к тайному договору между Англиею, Франциею и Швециею. Регент не одобрил этот поступок Кампредона, поступившего без полномочия; но так как до сих пор Франция должна избегать всего, что может возбудить в Англии преждевременное подозрение и недоверие в Швеции, то регент мог удержать ратификацию договора только под тем предлогом, что в проекте договора дело недостаточно уяснено. Для предупреждения подобных поступков со стороны Англии регент послал указ всем своим министрам при иностранных дворах, чтоб они по северным делам без инструкции ни в какие соглашения не вступали. Если предполагаемый союз состоится, то все европейские дела будут от него зависеть: это тот самый союз, о котором царское величество в бытность свою в Париже предлагал регенту. Регент для этих секретных изъяснений потому назначил меня, что английские министры, находящиеся здесь, зорко смотрят на его поступки и он не мог решиться призвать вас в свой кабинет; кроме того, Дюбуа не должен об этом ничего знать. Регент знает, что царское величество находится в сношениях с герцогом голштинским, который намерен отправиться в Петербург, чтоб вступить там в брак с старшею царевною. Это дело очень важно: смотря по тому, как его поведут, можно или всю Европу вовлечь в долгую войну, или способствовать заключению общего северного мира. Если герцог в злобе своей на королеву шведскую успеет склонить царское величество вести дело до крайности для доставления ему шведского престола, то в случае дурного успеха он лишится своих наследственных земель и всякой надежды быть когда-нибудь королем шведским, и обязательства в отношении к нему царского величества будут противны предлагаемому регентом союзу. Но если царское величество отдаст герцогу за дочерью в приданое завоеванные у Швеции провинции и потребует, чтоб герцог был признан наследником шведского престола после тетки его и её мужа, если у них детей не будет, то регент готов помогать этому всеми своими силами». Донося об этих изъяснениях Деламарка, Шлейниц писал: «Я верю, что регент поступает искренно; ему союз с императором и Англиею уже наскучил: лорд Стерс поступал с ним как с рабом и сильно огорчал его своими гордыми поступками. Регент видит, как он своею помощию в Делах испанских усилил австрийский дом, и теперь не находит другого средства поправить дело, кроме союза, предлагаемого им вашему величеству. Что же касается наследства французской короны в случае бездетной смерти короля, то для обеспечения его себе регент не нуждается в помощи императора и Англии, ибо благодаря распоряжениям генерал-контролера Лау наличные деньги всего народа в руках у регента, у народа только одни бумаги; никакой король французский, даже покойный Людовик XIV, не был так самовластен и силен внутри государства, как герцог Орлеанский, хотя он только регент, а не король». В то же время воспитатель короля маршал Вилльруа свел у себя Шлейница с шведским сенатором Шпаром, чтоб они вступили в мирные соглашения прямо, безо всякого посредничества. Наступил май-месяц. Ветер подул из Вены; узнали, что там ведутся переговоры о сближении России с Австриею, которая также хочет быть посредницею в северных делах. Деламарк опять приезжает к Шлейницу с тайными изъяснениями: «Регент увидал, что император в своих сношениях с царским величеством более имеет в виду втянуть Россию в дальнейшую войну, а не привести к заключению мира, и для этого венский двор употребляет герцога голштинского. В империи идет теперь вражда между католиками и протестантами; император, разумеется, доброхотствует католикам, но, с другой стороны, боится соединения Англии, Швеции и Пруссии, к которым пристанут и все другие протестантские владельцы Германии. Силою противиться этому союзу для императора не пришло еще время, и потому он хочет отдалить опасность продолжением шведской войны». При этом Деламарк сообщил Шлейницу коллективное письмо, присланное регенту от имперских князей – гессен-кассельского, гессен-дармштадского, саксен-готского и вольфенбительского; князья пишут, что они готовы выставить армию от 30 до 40000 человек для обеспечения империи от замыслов иностранных государств, для сохранения Вестфальского мира и для спасения Швеции от погибели; армия будет выставлена, если регент даст субсидии. Регент, по словам Деламарка, сейчас же догадался, где эта машина сочинена, догадался, что она главным образом направлена против России, и отвечал, что, по его мнению, империя вовсе не нуждается в армии, потому что ни одна чужая держава ей не угрожает, да и Швеция заключила мир с курфюрстом ганноверским, с Пруссиею, мир с Даниею скоро будет заключен; надобно ожидать, что не замедлит и примирение с Россиею.
