Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 17. Царствование Петра I Алексеевича. 1722–1725 гг.
30 мая, находясь близ Наргена, Норрис отправил следующее письмо к главнокомандующему в Ревеле генералу фон Делдену: «Король, государь мой, велел мне идти с эскадрою в это море для получения справедливого и умеренного мира между Россиею и Швециею для пользы подданных его величества и дружественных с ним народов. Король истинно желает, чтоб это христианнейшее дело счастливо и как можно скорее было приведено к окончанию; для этого он велел мне возобновить предложение посредничества и дал полномочие министру своему при стокгольмском дворе и мне посредствовать между обеими коронами». При этом прислано было и письмо на имя царя, которое фон Делден отослал назад по указу. Генерал-адмирал Апраксин отправил Норрису письмо от себя: «Так как его царское величество, мой всемилостивейший государь, истинное желание имеет всегда существовавшую дружбу между ним и королевским величеством и короною Великобританскою постоянно продолжать, избегая всех случаев, которые могут подать причину к неприязни, то ваше высокоблагородие не можете принять за противное, что я при нынешнем вашем приближении с флотом великобританским к здешним местам служебно к вам отзываюсь и вас достойным образом прошу мне сообщить, в каком намерении вы приближаетесь с флотом к здешним местам? В ожидании ответа я надеюсь, что ваше высокоблагородие от здешних мест и крепостей их будете держаться в пристойном отдалении, ибо министры королевские объявили резиденту царского величества в Лондоне, что вы отправлены на помощь неприязненной нам короне Шведской, и приближение ваше к укреплениям здешних мест может быть принято нами за явный знак неприязни, и мы принуждены будем употребить надлежащие меры предосторожности».
Норрис отвечал, что он явился предложить посредничество короля своего к доброму миру и когда царское величество изволит принять это посредничество, то он, Норрис, готов будет к его услугам. На это Апраксин написал по царскому повелению, что если королевское величество великобританское заблагорассудит его царскому величеству о каких делах предлагать, то изволил бы прислать, по обычаю, своего министра или его, Норриса, с кредитивом и полномочием: царское величество изволит присланного принять дружелюбно, его предложение выслушать и вступить по возможности в переговоры.
Попытка испугать Россию не удалась: посредничество в угрожающей форме было отстранено, и в то самое время, когда Норрис грозил, русские войска опустошали шведские берега; отряд под начальством бригадира фон Менгдена углубился на 5 миль внутрь страны, не встречая никакого сопротивления, сжег два города и 41 деревню с 1026 крестьянскими дворами. Петр писал Ягужинскому: «Партия наша под командою бригадира фон Менгдена в Швецию впала и паки счастливо чрез море перешла к своим берегам. Правда, хотя не гораздо великий неприятелю убыток учинен, только слава богу, что сделано пред глазами помощников их и чему препятствовать ничего не могли».
В Англии оппозиция сильно смеялась над министерством, сильно смеялась над подвигами королевского флота, посланного на защиту Швеции и не помешавшего русским опустошать ее берега. Англия не возобновляла более попыток к посредничеству. За это дело принялась Франция.
Мы видели, что Франция по смерти Людовика XIV, в правление герцога Орлеанского, сблизилась с Россиею, и были важные основания, почему Франция, истощенная, потерявшая свое первенствующее на Западе значение, дорожила этим сближением. Но в то же время личный интерес регента заставлял его сближаться с Англиею, король которой Георг I был в сильной вражде с царем. Интересы России в Париже защищал в это время барон Шлейниц, переведенный царем к французскому двору от ганноверского. «Англия, – писал Шлейниц из Парижа в 1718 году, – и здесь старается всеми силами уничтожить действие тройного союза, заключенного между Россиею, Франциею и Пруссиею. Сверх того, я имею подлинные ведомости из Вены, что английский двор велел обнадежить цесаря, чтоб он нисколько не опасался этого союза. Английский посланник при французском дворе Стерс старается уговорить регента, чтоб он способствовал заключению партикулярного мира между королем английским и Швециею и сам вступил в оборонительный союз с Англиею и Швециею для противодействия планам вашего величества, грозящим спокойствию всей Европы. Стерс имеет большой кредит у регента; почти не проходит дня, чтоб не сидели они часа по два запершись; правда, что эти тайные конференции касаются испанских и итальянских дел; но я знаю наверное, что и северные дела тут не бывают забыты». Когда Шлейниц объявил регенту об отрешении от наследства царевича Алексея, тот отвечал: «Поздравляю царское величество от всего сердца с окончанием такого важного и нужного дела, от которого зависят спокойствие и согласие в семействе царском, благополучие всей Российской монархии и всех подданных, твердость и безопасность союзов, с Россиею заключенных. Царское величество в бытность свою во Франции открыл мне по секрету о своем намерении; признаюсь, тогда я боялся, не опасно ли это дело; но теперь мне остается только удивляться искусству царского величества, с каким он поступил в этом деле». Потом регент распространился о своих отношениях к России: «Мое истинное намерение – сблизиться как можно теснее с царским величеством и королем прусским. Я стараюсь всеми силами о примирении Испании с цесарем; но этим самым примирением я сделаю Испанию и Австрию сильными и опасными для Франции. Для избежания этой опасности мне нужно иметь контрбаланс, который всего лучше я могу найти в союзе с Россиею и Пруссиею и, если можно, с Швециею. Нужно образовать сильную партию в Германии, что всего лучше сделать чрез Пруссию; но я не хочу впасть в ту же ошибку, какую здесь сделали в начале войны за испанское наследство, ибо Франция, заключая союзы в империи, начала с ног, а голову забыла; но я теперь начну с головы, т. е. с царского величества».
Одно было на словах, другое – на деле. На словах был интерес Франции, верно понимаемый; на деле был интерес герцога Орлеанского, который нужно было обеспечить от притязаний короля испанского, а чтоб с успехом противодействовать Испании, нужно было сблизиться с императором и с Англиею. И вот Франция входит в четверной союз (с Англиею, императором и Голландиею) против Испании. Мы видели, что угрожаемая с четырех сторон Испания обращалась к далекой России, имевшей с нею одинаковый интерес по неприязненным отношениям к Англии и императору. И в Париже испанский посланник Челламаре объявил Шлейницу, что король велел ему быть с ним в дружбе и хочет быть с царским величеством в тесной дружбе и конфиденции. Между тем регент продолжал уверять Шлейница в своем дружеском расположении к России, объявил, что четверной союз не имеет никакого отношения к северным делам, не заключает в себе ничего вредного для России; велел поздравить царя с очевидною помощию божиею, оказанною ему в смерти царевича Алексея; велел объявить царю, что по заключении мира и, как надобно полагать, союза между Россиею и Швёциею он, регент, вступит в ближайшие обязательства с обеими державами… «Я знаю, – говорил регент, – что король испанский хочет заключить союз с царским величеством. Я ничего не имею против этого союза и надеюсь, что царское величество при заключении его не войдет ни в какое обязательство, противное интересу Франции, короля ее или моему собственному, точно так как я, входя в обязательства с Англиею, не позволил и никогда не позволю внести какое-нибудь условие, вредное для России; у меня одна цель – во время малолетства королевского не дать Франции вмешаться в какую-нибудь войну».
Но Шлейниц узнал, что в договоре между Франциею и Англиею находится секретная статья, по которой союзники и по достижении своей цели относительно Испании остаются в обязательстве взаимного вспоможения до прекращения Северной войны. Шлейниц узнал также, что Англия и император втягивают регента в северные дела посредством всемогущего министра его, прежнего наставника и развратителя, аббата Дюбуа, которому император обещал выхлопотать кардинальство, а лондонский двор за союзный договор с Франциею заплатил сто тысяч ефимков и назначил на все время союза пенсию в тридцать, а по другим – в пятьдесят тысяч ефимков. Люди влиятельные, члены совета регентства, имена которых Шлейниц опасался предать письму, говорили ему, что в совете регентства герцог Орлеанский предлагал уже принять немедленное участие в северных делах, но, кроме некоторых креатур его, все другие члены совета отвечали, что это участие вовсе не в интересе Франции и что по крайней мере надобно подождать окончания дел испанских. Некоторые «конфиденты» присоветовали Шлейницу попросить у регента объяснения, почему его слова не соответствуют делу? Застигнутый врасплох вопросом Шлейница, герцог отвечал, что его подлинное намерение и интерес короны Французской заключаются в том, чтоб поддерживать равновесие на севере. Шлейниц нашел, что этот ответ «состоит на винтах». Конфиденты говорили ему, что, по верному известию, ими полученному, цесарь чрез графа Фирмонда предлагал Речи Посполитой Польской оборонительный и наступательный союз, обещая освобождение от русских войск; сильно стараются о том, чтоб поднять султана против России, и в этом деле более других участвует король польский, бунтуют и казаков на Украине. Шлейниц сам видел, в какой тесной дружбе был английский посланник в Париже Стерс с польским (саксонским) министром Сумом, а прусский посланник Книпгаузен вдруг прекратил с Шлейницем всякое сообщение; только испанский посол именем короля своего настаивал на скорейшем заключении оборонительного и наступательного союза между Россиею и Испаниею, говорил, что надобно возбудить в Англии внутреннее волнение, для чего надобно согласиться с Швециею насчет возобновления прежнего плана Гёрца, сделать высадку в пользу претендента; надобно также, чтоб царь, вступив в тесный союз с Испаниею, сильно действовал против императора в Польше и Германии; надобно, чтоб герцог Орлеанский переменил свой образ действия, в противном случае надобно с помощию Испании произвести переворот во Франции и уничтожить для истинного интереса этой державы вредные союзы ее с императором и Англиею. Шлейниц заметил, что последнее очень трудно: недавно открыты были сношения с Испаниею герцога де Мэна (побочного сына Людовика XIV), за что он пострадал вместе с другими своими сообщниками, теперь регент настороже и силен. На это Челламаре отвечал: «Регент скоро увидит, что обманулся, удалив герцога де Мэна, ибо найдет место последнего занятым снова согласно с истинным интересом Франции».
