Юлий Анненков - Флаг миноносца
Арсеньеву не понравилась эта осторожность.
- Как ты полагаешь, Владимир Яковлевич? - спросил он.
Яновский посмотрел на Земскова:
- Ваше мнение? Много войск в Адагуме?
- Полагаю - немного, но, безусловно, есть танки. Если немцы захотят подбросить сюда еще какие-нибудь силы, мы этого не увидим, так как они могут подойти не только по шоссе, но и с правого берега Кубани. Считаю, что нужно немедленно двигаться вперед, пока свободен перекресток дорог на Адагум и на Варениковскую. Даже если нам попытаются перерезать дорогу, мы сможем прорваться на Ново-Георгиевскую, а там, как я уже говорил, наша мотопехота.
Яновский поддержал Земскова, что же касается Арсеньева, то он еще раньше принял решение.
- Капитан Ермольченко!
- Слушаю вас, товарищ капитан второго ранга.
- Высылайте вперед вашу разведку и двигайтесь полным ходом на Ново-Георгиевскую. Сейчас шестнадцать сорок пять. В семнадцать тридцать, не позже - залп! Установите связь с командиром батальона, о котором докладывал Земсков. Действуйте сообразно обстановке. Через полчаса я с двумя дивизионами выйду следом за вами.
Ермольченко попрощался и отправился к своим машинам. Стоя у окна, Арсеньев и Яновский смотрели, как машины вытягиваются в колонну на шоссе. Несмотря на утомительные ночные марши, вид у бойцов был бодрый и веселый.
- Ты не считаешь, что мне следует поехать с дивизионом? - спросил Яновский.
- Только сейчас хотел тебе предложить, Владимир Яковлевич. Ермольченко - горячая голова, вроде Николаева. Твое присутствие будет очень полезно. Ты чего улыбаешься?
- Нравится мне, Сергей Петрович, смотреть, как выходят на задание наши машины. Скоро будем с тобой у Керченского пролива, а дальше - Крым. Может, Октябрьские будем праздновать в твоем Севастополе!
Арсеньев смотрел вперед на дорогу, теряющуюся в степи.
- Севастополь - это хорошо, - сказал он. - Я дальше вижу...
- Что?
- Вижу, как идут наши машины по Украине. Наверно, на Днепре будут жестокие бои. А может, пошлют нас совсем на другой фронт, но это все равно. Ты знаешь, Владимир Яковлевич, о чем я думал иногда, когда было очень тяжело? Я представлял парад на Красной площади после победы. Проходят лучшие части, особо отличившиеся в эту войну, и среди них - наш морской полк. Боевые машины без чехлов, со снарядами на спарках, вступают на площадь. Неподкрашенные, какие есть, с вмятинами от осколков. На головной машине развевается наш флаг. Идем мимо Исторического музея, приближаемся к Мавзолею, а впереди - Василий Блаженный - витые разноцветные купола. Мы с тобой сидим в кабинах боевых машин, а на трибунах у кремлевской стены - полно народу. Знамена, цветы. Много цветов. И почему-то мне представляется: в тот момент, когда мы будем проходить мимо Мавзолея, оркестр заиграет знаешь что? "Варяга"! В память всех тех, кто не дошел до кремлевской стены...
Никогда не слыхал Яновский от Арсеньева таких слов. Вот, кажется, знаешь человека, как самого себя, и кто мог подумать, что мрачный, холодный Арсеньев хранит в своей ожесточенной душе эту мечту?
Дивизион Ермольченко уже вышел на дорогу. Яновский надел фуражку, протянул руку Арсеньеву:
- Я пошел, Сергей Петрович. Ты очень хорошо сказал сейчас. Я тоже верю в это. Пройдут наши машины по Красной площади под Флагом миноносца, а пока пройдем по дороге на Ново-Георгиевскую.
Яновский уехал с дивизионом капитана Ермольченко. Улеглась на дороге пыль. А спустя полчаса в том же направлении вышли два других дивизиона и штаб полка.
В Павловском было тихо. Небольшой хутор, окруженный садами, напоминал те кубанские хутора, которых так много было на пути моряков от Армавира до Майкопа. Косые лучи пробивались сквозь зелень садов, выхватывая то яблоко, то ветвь чернослива, то сочную желтую грушу среди темных запыленных листьев. Белые аккуратные хатки, разбросанные без всякого порядка, сбегали к речке, через которую были перекинуты две доски с шаткими перилами. Под мостиком оживленно беседовали гуси. Кривая верба отражалась в спокойной воде, а на вербе, над ручьем, сидел рыболов лет пяти, без штанов, с сачком на длинной рукоятке.
Машины управления полка остановились у самой воды. Рыболов покинул свою позицию, вошел в воду, доходившую ему в самом глубоком месте до пупа, и уставился на машины.
- Симпатичная речушка! - сказал один из связистов. - Интересно, как она называется. Наверно, Павловка.
- И вовсе не Павловка, а Михайловка! - уверенно заявила Людмила. Она начинается у станицы Михайловской.
- А ты откуда знаешь, лохматая? - удивился Косотруб.
- Так это ж мои родные места. Я сама родом из Варениковской, а сюда приезжала к тетке чуть ли не каждое лето. Хочешь покажу запруду? Можно купаться! А то пойдем в колхозный сад. Там сливы - во какие! - она сложила ладони лодочкой, показывая, какие большие сливы растут в колхозном саду.
Журавлев расхохотался:
- Ребята, Людмила арбузы со сливами спутала! Хватит травить-то! Веди в твой сад.
В саду уже разместились боевые машины первого дивизиона. Шацкий снял Флаг миноносца, укрепленный на машине Дручкова, аккуратно уложил его в чехол и спрятал в железный ящик, специально приделанный сзади кабины. Косотруб попробовал сливы. Они действительно были очень большие, но еще совсем зеленые.
- Так пошли к твоей тетке, значит? - он вопросительно посмотрел на Людмилу. - Может, самогончиком угостит?
Девушка замахала руками:
- Что ты, что ты! Не дай бог! Тетка умерла еще до войны.
- Ну, тогда я сам пойду знакомиться с местным населением. Здесь есть люди, кроме твоей тетки, царство ей небесное! - Он сбил на затылок свою бескозырку и направился в ближайшую хату.
Никто не умел заводить знакомства так быстро, как Валерка. Минут через пятнадцать из раскрытого окна донеслись звуки гитары. Людмила поманила рукой проходившего мимо Сомина:
- Слышал? "Колокольчики-бубенчики..." Вот проныра! Пойдем посмотрим!
Здоровенный овчар бесновался у крыльца. Он кидался вперед, вставал на задние лапы, до отказа натягивая цепь. Клочья пены падали из черной пасти.
- Солидная собачка! - уважительно отметил Сомин.
Людмила пошла прямо на овчарку:
- Трезорка, Барбос, Полкан! Как тебя? Ну! Лежать, говорят!
К удивлению Сомина, пес успокоился, погасил глаза и уселся, вывалив толстый язык.
- Ну, вот так, молодец! - Людмила победоносно взглянула на Сомина: На меня ни одна собака не бросится!
Они подошли к низкому окну и увидели, что Косотруб сидит на лавочке между двумя молоденькими девушками. В руках у Валерки была щегольская черная гитара с перламутровыми инкрустациями. На столе стояли закуска и графинчик. У печки возилась рослая пожилая женщина с двумя нитками крупных кораллов, оправленных в серебро, на темной шее.
- Прошу к нашему шалашу! - крикнул Валерка. - Мамаша, можно зайти моим корешам?
Когда они вошли, Косотруб тут же принялся всех знакомить, как будто хозяева были его старыми друзьями.
- Вот это - мамаша - Гавриловна. Сама - солдатская женка и к тому же большой спец по части холодца и сливянки. А это - лейтенант Сомин. Еще вчера говорил мне: "Как бы, Валерий Васильевич, выпить нам сливяночки, только где ее взять?"
- Не слушайте его, хозяюшка! - Сомин пожал протянутую лопаточкой жесткую руку женщины.
- То есть как не слушайте? Иди сюда, Людмила!
- Ладно, без тебя познакомлюсь! Девушки, я сама здешняя, Шубина из Варениковской.
- Уж не того ли Шубина, что перед войной горел?
- Так то - мой дядя! - обрадовалась Людмила. - Я, конечно, тогда в станице не была...
- Отставить воспоминания! - скомандовал Валерка. - Иди, Володя, с девушками познакомлю. Ирина и Полина. Одна из них - будущая моя невеста. Какая - не скажу. Военная тайна!
Болтовня Косотруба продолжалась бы и дольше, если бы на северной окраине хутора не начали рваться снаряды. За окном раздался оглушительный выкрик Бодрова:
- Боевая тревога!
Сомин поставил на стол рюмку со знаменитой сливянкой, Валерка же поспешил выпить свою. Он повесил на гвоздик гитару:
- Мировой инструмент! Первый раз держу такую в руках. Вы извините, Гавриловна, нас зовут!
Хозяйка стояла ни жива ни мертва. Девушки прижались друг к другу. Трое гостей побежали к речке, где разместилось управление полка. Людмила не отставала от мужчин. Когда они добежали до Михайловки, прогремел залп.
Командир полка был готов ко всяким неожиданностям. Он выставил на окраине, у дороги, две боевые установки и выслал во все стороны небольшие группы автоматчиков. Одна из них, во главе с Клычковым, заметила танки в рощице по дороге на Адагум. Противник тоже увидел наших бойцов. Их обстреляли из пулемета, затем на дорогу вышел танк, который начал вести огонь из пушки по хутору. Капитан Сотник не стал дожидаться приказаний командира полка. Две боевые машины дали залп по роще. Арсеньев в это время спал, сидя за столом, уронив голову на карту. Хозяйка дома - хромая старуха - прикрыла ставни, чтобы солнце не беспокоило спящего. Подобно большинству военных людей, Арсеньев умел переходить мгновенно от самого глубокого сна - к действию. Как только раздался залп, он вскочил и выбежал на улицу. Земсков стоял на крыше соседнего дома.
