Древнерусские княжества X–XIII вв. - Леонид Васильевич Алексеев
Анализируя карту Восточной Европы, составленную в XII в. Идриси, Б.А. Рыбаков отождествляет диких половцев с «Внешней Куманией» Идриси. Интересно, что последний помещает Внешнюю Куманию севернее остальных половцев, или, как он их называет, «Внутренней Кумании». Даже если допустить, что Идриси сильно напутал с картой Восточной Европы, общие направления на ней он указывал в общем правильно. Поэтому можно ему поверить, что Внешняя Кумания находилась действительно севернее Внутренней, а значит, можно предположить, что дикие половцы селились вдоль русского пограничья.
Летописные сообщения о диких половцах свидетельствуют о том, что во всяком случае одна орда диких половцев несомненно кочевала в Подонье.
Вывод этот вытекает из того, что большая часть походов диких половцев на Русь была направлена на восточные и северо-восточные русские города и княжества, а сами они были связаны с чернигово-новгород-северскими Ольговичами и с владимиро-суздальским Юрием Долгоруким. Так, в 1146 г. на помощь Святославу Ольговичу к Новгороду-Северскому и далее — к Корачеву подошли его «уи» (дядья) — дикие половцы Тюпрак и Камоса Осолуковичи[1212], в 1148 г. дикие половцы с Юрием ходили на «вятичей»; в 1151 г. они с Ольговичами и Юрием подошли к Киеву с левой стороны Днепра — в летописи было подчеркнуто, что половцы «идяху по лугу» и перешли Днепр у Зарубского брода.
Итак, на левом берегу Днепра, в Подонье, севернее основной массы половцев в непосредственной близости к русским княжествам, в частности к Рязанскому, обитала орда диких половцев. Вполне возможно, что с ними можно связывать обнаруженные мной на среднем Дону остатки поселений с древнерусской керамикой и почти без культурного слоя, что является свидетельством кратковременности или сезонности пребывания на этих поселениях населения[1213].
На одном из этих поселений была обнаружена лепная типично кочевническая — половецкая керамика. Если эти поселения действительно принадлежали диким половцам, то это означает, очевидно, что их орда перешла уже на следующую ступень кочевания — с сезонными кочевками и ежегодным возвращением на постоянную зимовку[1214].
Впрочем, возможно и иное предположение, а именно: обнаруженные нами поселения были оставлены бродниками, которые начали упоминаться в летописи с 1147 г. и, как правило, были в повествовании связаны с какой-нибудь донской ордой (в 1147 г. с Токсобичами, в 1172 г. с Кончаком и т. п.). Бродники, как и дикие половцы, были изгоями, только русскими изгоями, и селились они, естественно, тоже на русско-половецком пограничье[1215], на землях, безусловно близких к диким половцам, кочевавшим на том же пограничье.
Помимо упоминаний о восточных и северо-восточных связях и походах диких половцев в летописи несколько раз говорится о диких половцах, участвовавших в западных походах в качестве союзников киевского князя. В том же 1146 г., когда дикие половцы были упомянуты в летописи первый раз, они не только подходили к Новгороду и Корачеву, о чем говорилось выше, но и ходили на Галич. Во главе этого похода на галичского князя Владимира стоял киевский князь Всеволод Ольгович с братьями и сыном Святославом. Ясно, что идти на Галич через все южнорусские степи донские дикие половцы не могли. Это было бы крайне нецелесообразно. Одного этого, конечно, было бы недостаточно для утверждения о существовании еще и правобережных диких половцев.
Рассмотрим следующие, более поздние сообщения. Когда умер в 1157 г. Юрий Долгорукий, преемником его стал черниговский князь Изяслав. Свою деятельность в качестве великого князя он решил начать с захвата земель в Подунавье (на Берлади). Отправившись в поход из Киева, он дошел до Мунарева (верховья Стугны и Роси) и «ту ждаше сыновца своего, послал бо и бяше противу половцем дикым, веля им поехати к собе вборзе»[1216]. Далее сообщается, что племянник его Святослав вместе с половцами пришел к Белгороду и встал на киевском пути. При этом нет даже упоминания о переправе через Днепр, о каком-либо днепровском броде. Половцы явно были правобережные, и находились они поблизости от Мунарева, из которого Святослав и отправился в их вежи.
В 1162 г. на Изяслава ополчилось несколько князей: Мстислав из Владимира-Волынского с галичской помощью, Рюрик из Торческа с Владимиром Андреевичем, Васильком Юрьевичем и с берендеями, коуями, торками и печенегами. Встретились и соединились они у Котельницы, т. е. опять-таки в районе верховий Стугны и Роси, и оттуда двинулись к Белгороду на Мутижир. Об этом походе первыми узнали дикие половцы, они «устрегоша рати» и, поспешив к Изяславу, рассказали о наступающих на Киев полках. Как могли узнать половцы об этом походе? Возможно только одно решение: они кочевали на пути или поблизости от пути этого войска.
Наконец, в 1195 и 1196 гг. опять упоминаются дикие половцы — союзники киевского князя Рюрика. В 1195 г. он «дикыи половци отпусти в вежи своя», а сам поехал во Вручий. Может быть, эти два события поставлены рядом потому, что оба они касаются западной окраины Киевского княжества?
Итак, летописные данные позволяют предполагать, что правобережные дикие половцы размещались на землях западнее Киевского княжества, а точнее — западнее верховий Роси, видимо, в верховьях Южного Буга (см. рис. 4). Вероятно, именно этими половцами оставлен был большой могильник в междуречье Буга и Днестра (у с. Каменка бывшего Ольгопольского уезда Каменец-Подольской губернии), раскопанный в 1899 г. Н.Е. Бранденбургом[1217]. Эта группа половцев кочевала на довольно широкой территории, контролируя все западные связи Киева и при этом твердо придерживаясь прокиевской ориентации. Кроме того, их кочевья преграждали путь в Поросье по «бужскому степному коридору». Характерно, что после того, как половцы поселились там, летопись только дважды сообщает о набегах половцев, прошедших по забужскому пути в Поросье и на Киевщину (1173 и 1190 гг.). Таким образом, дикие половцы, не являясь вассалами киевского князя, исполняли в какой-то мере обязанности черных клобуков, будучи своеобразным заслоном Руси от остальных степняков.
Если установление границ Половецкой земли было первым существенным изменением географии южнорусских степей в первой половине XII в., то вторым не менее важным явлением было возникновение в степях сравнительно небольших, но устойчивых объединений двух типов.
