Владимир Шигин - Неизвестная война императора Николая I
Согласитесь, чтобы так высмеивать своего начальника, надо не то что его не уважать, надо его просто презирать…
А вот как все тот же Г.Ф. Цывинский описывает морские навыки бывшего любимца адмирала Грейга и его супруги: «“Разбойник”… шел из Нагасаки совместно с “Азией” (адмиралом Асламбековым). Адмиралу вздумалось поучить “Разбойника” (командир В.В. Житков) морскому делу, приказав ему в океане на полном ходу резать себе (т.е. “Азии”) корме, при этом требовалось резать “тонко”, т.е. как можно ближе пройти с шиком к адмиральской корме, для этого на “Азии” был выпущен за кормой буек на тонком коротком буксире. “Разбойник” обрезал раз, обрезал второй раз. “Береговой” адмирал каждый раз подымал сигнал “ближе”. В третий раз “Разбойник” угодил ему в корму; снес катер, отрезал кормовой планшир и снес гафель с флагом; себе снес бушприт со всей оснасткой и обломал форштевень. Словом, забава адмирала (по прозванию “бум-бум-эфенди”) обошлась недешево. Оба, битые, пришли в Сингапур в таком плачевном виде».
Автор не уделял бы столько места личности Асланбегова столько места, если бы не его явно провокационная роль в борьбе «грейговцев» и «лазаревцев».
Вполне очевидно, что кличка, данная Асланбегову офицерами эскадры, вполне была им заслужена. И этот человек был определен в главные апологеты адмирала Грейга! Увы, но, выставив «бум-бум-эфенди» на защиту доброго имени отца, сыновья Грейга оказали своему отцу, по сути, медвежью услугу, ибо, как гласит известная пословица: «Скажи, кто твой друг и я скажу, кто ты…»
На первый взгляд весьма странно, что сыновья Грейга взяли на роль защитника своего отца столь одиозного адмирала, как Асланбегов. Но думается, что ответ на этот вопрос все же прост — остальные более грамотные и порядочные адмиралы от данной неблагодарной миссии просто отказались. Именно поэтому сыновьям адмирала Грейга и пришлось довольствоваться тем, кого нашли… Чем соблазнили они «бум-бум-эфенди», тоже понятно. Не случайно же таскал с собой по океанам гордый сын азербайджанского народа сундуки с серебром. Уж очень любил Асланбегов звон презренного металла, а потому и не смог отказать олигархам-банкирам, предложившим ему еще сундучок-другой…
Сам ли «бум-бум-эфенди» писал «воспоминания» о том, чего никогда не видел, или это сделал кто-то за него, мы не знаем. Да и в этом ли дело…
Общий же рефрен «мемуаров» Асланбегова таков — Грейг достоин светлой памяти, потому что он лучший из лучших. Едва статья Асланбегова вышла в «Морском сборнике», как ее сразу же издали отдельной книгой. Пиар-кампания была в самом разгаре!
В это же время в «Морском сборнике» один за другим выходили и материалы, посвященные временам правления Грейга в Николаеве, с описанием его трогательной заботы о развитии и процветании этого города. При этом об одновременном запустении как Черноморского флота, так и Севастополя в них, разумеется, не говорилось ни слова.
Невольным участником компании по реабилитации адмирала Грейга стал, и наш великий военно-морской историк Феодосии Веселаго. Именно в 60-х годах XIX века он начинает работу над своими фундаментальными трудами «Очерк русской морской истории» (издан в 1875 году) и «Кратким очерком истории русского флота» (издан в 1893 году).
Любопытно, что, рассказывая о Грейге, Веселаго называет главу «Черноморский флот с 1812 по 1825 год», полностью игнорируя второй период командования адмиралом Черноморским флотом с 1825 по 1833 год. Что же пишет Ф. Веселаго о первом периоде правления Грейга? А пишет он сплошной панегирик: «Новый главный командир приступил к своей разнообразной и трудной работе с присущей ему сообразительностью, энергией и глубокими специальными сведениями. За судостроение он принялся как отличный знаток теории и практики кораблестроения… Высокое достоинство большинства нововведений заключалось в строгой их системе и верности взглядов адмирала. Вместо прежнего произвола флагманов и командиров, он все, что только было можно, подвел под строгие определенные правила… Особенно заботливое и теплое внимание обращал Грейг на научное образование своих подчиненных… Во время этих экзаменов вопросы адмирала показывали экзаменующимся глубину и обстоятельность сведений в морских науках самого Грейга, допытывавшегося ясных ответов о самых мелких практических подробностях и именно в том направлении, в каком они требовались действительной службой. Случалось также, что адмирал сам писал инструкции для занятий с воспитанниками… Зорко следя за действиями каждого корабля, адмирал не пропускал без замечания ни одной ошибки, ни одного малейшего недосмотра…. Приказы адмирала, в плаваниях и на берегу, представляли для служащих практическое, доступное пониманию каждого руководство… В городах, подведомственных Грейгу, быстро строились необходимые здания, улучшались госпитали и богадельни…»
В пространной статье Ф. Веселаго, посвященной Алексею Грейгу, нет в его адрес ни одного упрека не то что в нерадении, но даже в недосмотре какой-либо мелочи. Наоборот, Грейг неутомим и вездесущ, он не просто талантлив, он всеобъемлюще гениален! Заметим, что во всей объемистой книге Ф. Веселаго он не расточает более такой хвалы в адрес никакого другого российского адмирала. О Лазареве Веселаго вообще пишет скороговоркой. Непонятно и то, почему знаменитый историк отказался от написания периода командования Грейга Черноморским флотом с 1825 по 1833 год. Уж не потому ли, что там панегирика бы никак не получилось, ведь волей-неволей пришлось бы писать и о «доносах», и о воровстве, и о полном развале флота, и о фактическом снятии с должности «гениального» Грейга. Обратим внимание, что время написания Веселаго «Краткого очерка истории русского флота» совпадает с финансовым возвышением клана Грейга и организации им кампании по реабилитации отца. Закономерен вопрос, а не был ли и сам труд уважаемого историка профинансирован сыновьями финансистами с той же целью. Конечно, никаких прямых доказательств у нас нет, но согласитесь, что совпадения весьма странные.
Из всех статей пиар-кампании в пользу Грейга особым цинизмом отличались статьи бывшего морского врача Н. Закревского, наполненные злобой в адрес адмирала Лазарева, но в своей последней статье «Из записок морского врача» он перешел все границы приличия в своем стремлении унизить великого русского флотоводца.
Несмотря на это, Закревский вынужден признать, что незадолго до снятия с должности Грейг каким-то образом умолил императора наложить на его слезнице резолюцию: «Не контролировать распоряжений адмирала Грейга по управлению его Черноморским флотом». Чтобы объяснить эту резолюцию, которая венчала какую-то устную договоренность, Закревский вынужден изворачиваться: «Эта милость государя императора испрошена была адмиралом не в ограждение собственной личности от мелочных начетов — он был чист и подобного тому ничего не боялся, — но предосторожность эту признал он необходимою для защиты от возможных придирок к бывшему при нем обер-интендантом Черноморского флота, контр-адмиралу Критскому».
Но на воре, как говорится, и шапка горит! Далее в своих воспоминаниях Закревский делает весьма любопытную сноску, не понимая, что ею оказывает поистине «медвежью услугу» своему другу Критскому. Предваряя цитату Закревского, поясним, что после отбытия из Николаева Грейга и Критского вместе с ними пропали и важные отчетные документы, хранившиеся в канцелярии обер-интенданта в особом секретном, опечатанном печатью сундуке, выполнявшем роль сейфа. Не обнаружив ни документов, ни сундука, Лазарев быстро выяснил, что сундук с документами выкрал Критский. Бывшего обер-интенданта разыскивают и передают требование Лазарева вернуть украденные документы.
Попытку Лазарева заставить Критского вернуть хозяйственные документы Закревский пытается представить как идиотизм Лазарева и остроумие «честнейшего Критского». Вот что он пишет: «Несмотря на… ограждение контр-адмирала Критского от отчетности по управлению его интендантством, он, будучи уже в отставке, получал иногда мелочные запросы. Находясь в независимых отношениях с Критским, я читывал у него эти запросы и один из них помню по оригинальному на него ответу Критского; это был запрос от интендантства об сундуке, окованном железом, сундуке, взятом будто бы Критским из Адмиралтейства к себе и не переданном обратно по принадлежности. Ответ Критского был такой: “Я бы, ваше превосходительство, желал знать, какою опасностию угрожает Черноморскому флоту неявка сундука, о котором меня спрашиваете? Если опасность в самом деле так экстренна и неотклонима, то спешу уведомить вас, что сундук тот поступил в число мебели, требовавшейся на укомплектование квартиры начальника штаба, приказавшего сундук тот исколоть в щепы, за то, что был простой дубовый, окованный вороненым железом, а не из красного дерева и неоправленный бронзовыми скобами. Если б не на такое экстренное требование, ваше превосходительство, поспешить уведомить вас, то я на всякое другое подобное откапываемым нами дрязгам, не отвечал бы вам, или не так забавно, как теперь”».
