Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)
привели таки его наконец, через шесть лет резни, пожогов и всевозможных злодейств.
Много ли, или мало было у него таких знакомых, как Мокрский, только он возжелал
теперь содействовать избранию на польский престол экс-иезуита и экс-кардинала,
королевича Яна Казимира, которого, по разведкам царских людей, в начале козацкой
войны желала выбрать одна Корона, а Литва и козаки не желали. Именно трубчевский
воевода, Нащокин, доносил царю, от 8 июня, о словах почепского шляхтича, пана Яна
Станкевича: „потому де у нас, Лехов с Черкасы война, что де Коруна Полская хочат на
королевства королевича Казимера, а повет де Литовской с Черкасы—на королевства
королевича Казимера не хотятъ*.
Для предварительных переговоров с будущим королем, Хмельницкий послал в
Варшаву того же Мокрского. Ему вручил он и примирительное послание к сеймовым
панам. В этом послании он уверял панов, что всему злу виною Александр
Конецпольский да князь Вишневецкий. Один де был виновен тем, что всячески
тиранил Козаков и едва не запрягал в ярмо (о чем, однакож, не было сказано ни в
кратком, ни в пространном реестре козацких обид), а другой тем, что нападал на них с
войском своим, когда они, но разгроме коронных гетманов, хотели вернуться на
обычное место свое, на Запорожье, и позволял себе мучить попадавших в его руки
Козаков и духовных людей самыми страшными муками. Хмельницкий плакался на
свирепого князя, точно как будто козаки вели войну с одними жолнерами, табор против
табора, как будто они не вторгались в дома мирных помещиков, не избивали одним и
тем же махом прадедов и правнуков, не наполняли замков побитыми женщинами да
детьми, не насиловали жен и дочерей в виду мужей и отцов, не дарили алых, лент
обесчещенным девицам и не совершали над храмами и их усыпальницами всяческого
поругания, какое только могли придумать их сатанинские умы. Козак Тамерлан,
издеваясь над бедствиями Шляхетского Народа, придавал его защитникам зверские
черты Народа Козацкого.
Он по-прежнему свидетельствовался всемогущим Богом, что только крайняя беда и
порабощение заставили Козаков так оскорбить маестат 'Божий и их милостей
вельможных панов; по-преж-
288
.
нему жаловался на грабительство Конедпольского и на наступление Вишневецкого.
Козаки де уже было и * вернулись на Запорожье, но князь Вииппевецкий, по совету ли
некоторых панов (стоявших за Вишневецкого на сейме), или собственным упорством,
наступил на? них с войсками своими; Козаков и духовных они грабили, мучили, сажали
на кол, буравом глаза пробуравливали (этого в обширной панской переписке, весьма
прямодушной и даже враждебной Вишневецкому, нет) и иные неслыханные мучения
делали. „Видя, что уже и за душами нашими гонятся" (писал Хмельницкий), „мы были
принуждены двинуться (опять) и давать отпор шипим наступателям, и это потому, что
тут нас успокаивают ласковыми .письмами от их милостей панов Комиссаров,
посланпь.х Речью Посполитою, а тут, сговорясь между собой, с войсками на нас
наступают. Поэтому шли мы по следам кпязя Вишневецкого под Замостье, имея верные
известия, что князь его милость Вишневецкий опять собирает войска, чтобы с нами
воевать. Эти два пана были всему злу причиною. Они своею жадностью и завзятостыо
едва не в ничто обратили землю. Ведь и князь Вишневецкий за Днепром был точно как
за пазухой у нас, а мы его выпустили живым, помня о давшшиней приязни... Просим
отпустить нам невольный грехъ" (напевал Хмельницкий с голоса Адама Киселя), „а
этих панов, которые тому причиною, покрыть хулою (aby lym Panom... zganiono byиo).
Если же не будет нам помилования, и вы начнете против нас воевать, то мы это поймем
так, что вы нас не желаете иметь своими слугами, и это было бы нам весьма горестно".
Хмельницкий, очевидно, домогался опалы Вишневецкому: только под этим
условием готов был он пощадить панов, и в тоже время грозил московским
подданством.
Сын князя Вишневецкого, Михаил, царствовал в Польше после Яна Казимира.
Вместо Япа Казимира, паны могли бы сделать королем Князя Иеремию, и тогда
Хмельпицкии достиг бы только того, чего достигли Наливайко, Сулима и Павлюк.
Никто не знал этого лучше его самою, и потому-то он заставлял безголовых панов
приписывать их несчастья человеку, который один был способен взять их в крепкия
руки и спасти политическую свободу Шляхетского Народа наперекор свободе личной,
которою так несвоевременно величались паны.
Козацкий идеал общественности не возвышался над сочиненною нашими
предками-варварами пословицей: „колйб хлиб та одёжа, то ив бы козак лёжа"; и
Хмельницкий знал, что размножение ко -
ОТПАДЕПИЕ МАЛОРОССП ОТ ПОЛЬШИ.
289
зачества, праздно живущего продуктами чужого труда, вызовет новую войну с
панами. ЕмуЦбыло необходимо, с одной стороны, обеспечить себе уступчивость
короля, а с другой—разлучить его с теми людьми, которые были способны одушевить
шляхетское общество боевым энтузиазмом. Во всяком случае, Польша была
сподручнее Москвы для козадких каверз,—и он предпочел ослабление Польши
бунтами усилению Москвы верноподданством. Сам ли он сочинил такой план
действий, или же был им обязан интригану Выговскому, только в этом плане была
начертана погибель Речи Посполитой— и как независимого государства, и как
хозяйственного общества. Голодный и беспощадный гений Диких Полей,
вдохновенный поэзией Кипчакской орды, воплотился в орду Козацкуго, чтобы
пустынное Посулье и Поросье, вместе с Запорожскою Тмутороканыо, распространить
до самой Вислы. Вся великая работа колонизации Батыевских кочевьев, запечатанная
кровавыми жертвами и геройскими подвигами, вся многолетняя заслуга перед
человечеством нольскорусских рыцарей и вместе хозяевъ—'долженствовали исчезнуть
от ,,козацкого духа*, опустошительного, как смертоносный самум-гаррур.
По общему мнению правительствующих панов, только новый король был способен
отвести грозу козацкого бунта. Кисель внушал им, что козаки маестат Речи Посполитой
ставят ни во что, и признают одну власть—королевскую. „Поэтому-то“ (говорил
доматорский оракул) „Хмельницкий не пишется иначе, как гетманом Войска его
королевской милости Запорожского, нужды пет, что Речь Посполитая титуловала его
просто гетманом Войска Запорожского. Король у Козаков есть нечто божественное.
Именем короля начался козацкий бунт, именем короля оп и утихнетъ*.
Слова Киселя были водою, падавшею на колеса Хмельницкого. Паны приступили
немедленно к избранию и избрали не московского царя, который сохранил бы от
гибели миллионы человеческих жизней,—избрали не отца будущего короля, который
спас бы им миллиарды червонцев, заслуженные предками,—нет, они, вместо
защитников их жизни, нх имущества и чести, избрали такого государя, какой был
нужен козаку Тамерлану.
В?
‘ т. и.
Глава XVIII.
Воспитание и характер короля, избранного по указанию козацкого гетмана.—
Монах-разстрига на польском престоле.—Избирательный сейм.
Ян Казимир родился в 1609 году. В это время все добра князей Острожских
перешли уже в католические руки. Младший сын Князя Василия, Константин, умер, в
католическом самоистязании после распутной жизни, в 1600 году; средний, Александр,
носивший только для виду „образ русского благочестияв 1603 году; а сам Князь
Василий—в 1608-м. Наследникам „Острожчины“, составлявшей, можно сказать,
государство в государстве панов сравнительно с Острожскими мелкопоместных,
сделался князь Януш Острожский, первородный сын Князя Василия, „католик с
колыбели*, крещенный и воспитанный знаменитым иезуитом, Петром Скаргою.
Это было важным для Римской Курии завоеванием. Но она имела тогда в виду
несравненно больше: была надежда присоединить к Польше Московское Царство, как
некогда было присоединено Великое Княжество Литовское. Сигизмунд, по выражению
малорусской летописи, „яровитый католик, который бы не попозорился привести под
папу целый светъ*, повел в московские пределы 29.000 войска, чтобы воссесть на
престоле великих собирателей Русской . Земли, и это дело казалось Полякам
возможным.
Вот при каких обстоятельствах родился будущий король, которому было суждено,
получив корону из кровавых рук атамана запорожской вольницы, бороться во главе
Шляхетского Народа с теми классами населения Польши, которые не принадлежали к
государственным сословиям!
