Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)
280
.
вали только карманы святоюрцам. На вопли о единоверии они отвечали игриво:
„Так, так, да в тебе луцьки гроши; носит при соби вайбилыпих наших ворогив: до
мусимо тебе скарати*.
Перебивши и обобравши в святоюрских стенах живых людей, припялись козаки и
за мертвых: вскрывали и разбивали гробы львовских борцов за православие, борцов
действительных, не таких, какими, на посрамление национального достоинства
нашего, делают у нас хмельничан; выбрасывали полуистлевшие трупы; долбили стены,
всюду искали спрятанных скарбов. Наконец добрались и до образа Св. Георгия. На нем
была серебряная шата. Козаки сорвали ее, приговаривая с обычными своими жйртами:
„Не здивуй нам, Святый Юру! прощай нам за се“, и т. п. *)
Между тем другие молодцы, оставшись* без работы по непонятному повелению
гетмана, заняли НИемберкову (ныне Вронёвского) гору, взобрались на кровли
опустелых костелов и домов по близу городского вала, стреляли из окон, из-за углов, с
кровель и домовых труб в город. Жители решились на отчаянную, хотя давно
предвиденную, меру—сжечь предместья. Ночью был подложен огонь в ближайших
строениях, и Львов запылал вокруг своего тесного четвероугольника. Неприятель
оставил предместья, но зато дым душил осажденных, а раздуваемое ветром пламя
угрожало пожаром и самому городу. Истребление Львова посредством огня не входило
в соображение нового Батые, так точно как и взятие приступом. Татары пришли к нему
великой Ордою, и ему теперь надобно было отпустить их. Пилявское бегство
переменило военный план его. Он привел сюда козацких соратников только для того,
чтобы заплатить им польскими, жидовскими и русинскими деньгами, выжатыми из
города, который широко слыл богатым.
На другой же день по сожжении предместий прискакал от пего под городские
укрепления гонец, держа высоко над головой шапку, чтобы по нем не стреляли, и
оставил воткнутый в землю шест с письмом написанным по-русски. Хмельницкий
требовал выдачи князя Вишневецкого, Коцецпольского и всей беглой шляхты; в
противном случае грозил приступом, а Русинов увещевал, чтобъ
*) Почитание и вместе поругание икон можно встретить еще и теперь в Козацком
Народе (независимо от иптунды). Считают, например, грехом ветхий образ сжечь. Его
пускают на волу. Но иногда ставят в комдре, приговаривая: „Нехай мыщи и6витьсс.
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССП ОТ ПОЛЬИПИ.
281
опи в то время, когда город начнут грабить, заперлись в церквах.
Требование свое подкрепил он движением на приступ под предводительством
знаменитого Перебийноса. Но приступ, очевидно, был фальшивый, и кончился тем, что
козаки перерубили водопроводные трубы. Это Хмельницкому было нужнее
истребления города. Мещане написали к нему, что пи требуемых панов, ни шляхты во
Львове нет, и просили его не жаждать пролития християнской крови.
Вместо ответа на просьбу, Хмельницкий, на другой день, велел штурмовать
Верхний Замок, теперь уже защищаемый несколькими тысячами львовян, под
предводительством бургграфа Вратковского. Бились они с козаками мужественно, и
целый день отражали приступ. Зато козаки взяли монастырь Кармелитов, и вырезали в
нем все живое, по козацкому выражению, до ноги.
Во время штурма было получено в городе и другое письмо от Хмельницкого, на
польском уже языке, с требованием выдачи Жидов, которые де были причиной этой
войны: ибо давали деньги на ‘ вербовку жолнеров против Козаков.
Наши историки сперва повторяли вымыслы кобзарей о жидовском глумлении над
церквами и верою, а потом вооружались на них за аренды и откупи, которые
кобзарские думы переносили даже на Самару и Оаксагаи. Но Хмельницкий своим
письмом опроверг козацких панегиристов, указав совсем на иную причину
жидоистребления. И попам, и ксендзам, и папам, и Жидам козаки могли повторять
искреппо слова святогорских героев своих: „Батеньку, не треба нам твоєї виры, лише
дидчих грошей".
Мещане отвечали Хмельницкому, что Жиды-—те же подданные короля и Речи
Посполптой, несущие все издержки и подвергающиеся всем опасностям вместе с
городом.
Ни. третий день Хмельницкий прислал грозное требование, чтобы город
приготовил для Татар 200.000 дукатов. Все, что до сих пор делал он с городом, и имело
„только эту цель, и татарский побратим не ошибся в своем рассчете: сенат городской
республики называл полученную им новость счастлгивою после всех пре терпенных
осажденными бедствий. Он просил у Хмельницкого глейта, или безопасного пропуска
для своих послов. С этой просьбой отправился в козацкий табор ксендз Андрей Гункль
Мокрский, регулярный каноник и экс-иезуит, бывший наставник Хмельницкого в
ярославском иезуитском коллегиуме*),
*) Шляхетская фамилия Мокрского существует и ныне во Львове.-
т
т. д.
282
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССП 'ОТ ПОЛЬШИ.
' Не напрасно иезуиты воспитывали юношество в явных добродетелях и в тайных
пороках: такое воспитание приносило им в житейских делах бесценную пользу, как это
было и в настоящем случае. Мокрский принес от Хмельницкого самый благоприятный
ответ. Тогда немедленно были отправлены к нему городские уполномоченные, в числе
которых представителем Русской улицы, единственно принадлежавшей Руси во
Львове, явился Павел Лаврисевич *).
Глейт изображали собою два гетманские эсаула. Они провели уполномоченных
послов к малому костелу Св. Петра. Влево от него стояла Орда, а вправо занимал
войсковую квартиру Хмельницкий вместе с Тогайбеем, которого называл он перед
королевскими послами, братом своим, душою своею, единым соколом на свете. Оттуда
велели им ехать в Лисеницы, за милю от Львова, где жил пан гетман.
Хмельницкий принял их ласково и потчивал горилкою. Послы плакали, представляя
победителю бедствия, постигшие город их, и молили его уменьшит окуп, Видя их
слезьт, воспитанник лицемеров по профессии заплакал вместе с пими, но не уступил ни
одного дуката. Он произносил привычные случаю монологи, обвиняя в общих
несластиях Вишневецкого и Конецпольского. „Вы требуете от меня милосердия"
(сказал он между прочим). „Я сам не испытывал его. Довольно вам с меня того, что я
оставляю вас живыми*. Это великое милосердие, и за него вы мне поспешите с двуми
стами тысяч червоных злотых. Вот вам оставляю еще Жидов, этих запачканных
плюгавцев, и не домогаюсь их, лишь бы только вложили они довольно в эту сумму,
накопивши столько скарбов из козачества на Украине".
Наконец, переговорив с Тогай-беем в открытом поле, созвал он в светлице у
предводителя козацкого загона, полковника Остапа Павлюка, татаро-козацкую раду.
Первые места заняли Татары: Тогай бей с Султан-калгою (первым из двух
соправителей хана) и Пири-агою; после них сел Хмельницкий с полковниками. Козаки
держали в руках по золотой булаве, украшенной драгоценными каменьями. Одна из
них еще недавно принадлежала „ясноосвещенному князю", не дождавшемуся личного
поклона от ‘
*) Лаврисевичи также существуют во Львове, но не знаю, ополячились ли они, или
только не додяшеетвуют в унии, которую наши тамошние соплеменники приняли в
1720 году.
.
883
Хмельницкого и всего Запорожского Войска под Пилявцами. Номада была прервана
известием, что верхний замок взял наконец Кривонос, он же и Перебийнос.
Действительно, бургграф Братковский, истощив запас пороха и пуль, отступил еще
ночью в город, и козаки, вломившись в это пристанище смешанного народа, рубили с
плеча, сколько было им любо *), а остальных, обобрав до-нага, гнали келепамина
продажу Татарам. Кровь из Верхнего Замка лилась ручьями в самый город, а замковый
двор нашли потом заваленным телами побитых.
Эта весть напомнила львовским уполномоченным о Полонном и ускорила решение
вопроса между лицедеем страшной сцены и его ужасавшимися зрителями.
Уполномоченные обещали выплатить окуп немедленно. Хмельницкий послал за
получением денег полковника Головацкого, окозачившагося шляхтича, известного
своею .жадностью к добыче и развратною жизнью, а Тогай-бей, с своей стороны,
послал Пири-агу, татарского обозного. Этих коммисаров сопровождал отряд мурз,
есаулов, козацких и татарских писарей; и только тогда прекратились неприятельские
действия с обеих сторон.
Мещане прежде всего задобрили обоих коммиссаров, давши Головацкому 100
талеров,, да оружие в дорогой оправе, всего на 1.500 злотых. Пири-ага получил всего
