Валерий Шамбаров - Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции
«От ВЧК. Чрезвычайной комиссией не обнаружен револьвер, из коего были произведены выстрелы в тов. Ленина. Комиссия просит лиц, коим известно что-либо о нахождении револьвера. Немедленно сообщить о том комиссии».
И 2 сентября рабочий фабрики им. Савельева А. В. Кузнецов приносит револьвер. Приносит Кингисеппу. Хотя показания разных свидетелей друг с другом совершенно не стыкуются. Гиль утверждал, будто стрелявшая кинула браунинг ему под ноги. Но куда же он исчез? И появляется свидетельство красноармейца Сафронова, одного из тех, кто помогал сажать Ленина в автомобиль. Что он, мол, увидев в двух шагах от лежащего Ильича револьвер, подтолкнул его ногой под машину. Да-а, странноватая реакция — увидев револьвер, пинать его ногой. Вот вам, например, увидев на улице «шпалер», пришло бы на ум футболить его?
А Кузнецов, принесший оружие, дает такие показания. Он, дескать, сперва протискивался через толпу. «И увидел такую картину: товарищ Ленин уже лежал на земле и около него — браунинг… При виде этой картины я сильно взволновался; поднявши браунинг, я бросился преследовать ту женщину, которая совершила преступление…»
То есть как — «поднявши»? Под машину за ним полез? Или — какой же револьвер футболил Сафронов? И какую женщину бросился преследовать Кузнецов, если никакой женщины не видел, он в толпе протискивался? И попал к Ленину, когда уже толпа разбежалась. А среди преследователей, задержавших Каплан, его не было… Но эти неутыки следствие почему-то не смущают. Все подшивается в дело. А многочисленные сотрудники, наперекрест друг с другом ведущие расследование, только 2 сентября узнают, что револьвер — марки браунинг, № 150487, и что из него сделано три выстрела.
В тот же день, 2 сентября, Кингисепп и Юровский на машине Гиля приезжают на завод Михельсона и вместе с председателем завкома Ивановым и членом партии Сидоровым проводят «следственный эксперимент». Ставят во дворе автомобиль, «как было», расставляют людей — вместо Ленина, вместо Каплан, Поповой. А Юровский все это фотографирует в разных ракурсах (он же профессиональный фотограф). Смещает действующих лиц туда, сюда. Происходит, собственно, не эксперимент, а моделирование Юровским картины покушения, приглаживание неувязок — где должна была стоять Каплан, откуда и как должны были производиться выстрелы. И появляются серия снимков — фальсификат происшествия. С надписями «Каплан стреляет», «Совершено покушение» и т. п. Отсюда и противоречивость в показаниях Гиля. Он их переписывал и, судя по всему, несколько раз. Когда уже знал, что револьвер — браунинг, что стреляла — женщина, что она — Каплан.
После чего Каплан неожиданно переводят с Лубянки… в Кремль. Под совершенно фантастическим предлогом — как бы сообщники не напали и не освободили. Куда напасть? На здание ВЧК?! Нет, переводят. В Кремле — последние допросы, последние показания обвиняемой. Причем самые полные, самые исчерпывающие показания. И 3 сентября в 16 часов ее быстренько расстреливают. Для сравнения — Канегиссера держали и допрашивали целый год, пытаясь вызнать предполагаемых сообщников. И лишь тогда вынуждены были признать, что он действовал в одиночку, и казнили. Но и смерть Каплан выглядит совсем необычно. Аванесов вызывает Малькова и предъявляет постановление. По одной версии — ВЧК, по другой — ВЦИК. «Приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову». Самому коменданту! Так сказать, должностному лицу «генеральского» уровня! Зачем тогда нужно было везти Каплан в Кремль? На Лубянке своих «расстрельщиков» хватало.
После Аванесова Мальков имел разговор и со Свердловым. И был поднят вопрос, как быть с трупом. Яков Михайлович дает еще одно загадочное указание. Труп — сжечь. Мальков берет нескольких латышей из охраны и в 16 часов собственноручно пристреливает Каплан в кремлевском гараже. А вечером тело жгут в Александровском саду. И жгут опять два крайне доверенных человека. П. Д. Мальков и… «пролетарский поэт» Демьян Бедный (вот и шут пригодился). Вдвоем. Трудятся, запихивая худое, угловатое тело в железную бочку, заливают бензином, палят… Возможно, сперва расчленяют… Конечно, вряд ли сожгли полностью. Это не такое уж простое и быстрое дело, труп сжечь. Но куда девалась потом обгорелая бочка с жутким содержимым, история вообще умалчивает.
И объяснить такие странности очень трудно. Может быть, Каплан гарантировали жизнь в обмен на признание? А в качестве «гарантии» перевезли в Кремль. Или в Кремле показали ее Гилю, который сказал — не она? Или в ее показаниях проскользнула опасная для кого-то информация? И требовалось, чтобы эта информация умерла вместе с ней? Если даже что-то скажет перед смертью, чтобы не вышла за пределы узкого круга лиц? Или просто, добившись признаний и навесив на нее всю вину, требовалось от нее избавиться побыстрее. Закрыть дело, да так, чтобы и Дзержинский, вернувшись в Москву, возобновить не смог. И чтобы эксгумация была невозможна. Чтобы стало невозможным так и не проведенное опознание Каплан свидетелями теракта. Или — свидетелями каких-то ее прежних контактов и встреч?
Мое мнение — что она случайно попалась под руку и оказалась самой подходящей кандидатурой в террористки. После чего ее то ли дожали и вынудили, то ли какими-то посулами упросили взять на себя вину, то ли подделали протоколы. Хотя, не спорю, нельзя стопроцентно исключать и ее действительной причастности к покушению. Если так, то заказчика она не выдала. В любом из этих случаев она была обречена и должна была умереть. Но обратим внимание на «почерк». Когда говорят об убийцах, их часто характеризует специфический «почерк» преступлений. А при устранении Каплан уже явно прослеживается «почерк» Свердлова. В июле, при жертвоприношении царской семьи, важное место занимал вопрос об уничтожении трупов. И решался путем их сожжения. В сентябре Яков Михайлович хватается за этот же, знакомый ему вариант и требует полного уничтожения тела путем сожжения.
Хотя, может быть, и сожжение трупа Каплан требовалось ему для каких-то магических ритуалов?
27. «Красный террор»
Террор начал гулять по России задолго до Октябрьской революции. Еще с Февраля — в виде солдатских и матросских самосудов, деревенских погромов помещиков и «мироедов». А к осени 1918 года он принял весьма значительные масштабы. Комиссарам, направляющимся для формирования воинских частей или выполнения иных важных задач, выдавались мандаты с правами расстрела. Страшная жестокость царила на фронтах гражданской войны и при подавлении восстаний — в Ярославле, Рыбинске, Муроме, на Кубани. Да и в тылу советские органы не останавливались перед физическим уничтожением неугодных.
В этом смысле особенно «отличался» начальник Питерской ЧК Урицкий (по некоторым данным, число его жертв достигало 5 тысяч человек). Еще без всяких «красных терроров» выделялась зверствами «вотчина» Свердлова, Урал, где те же самые цареубийцы, бандиты из бывших боевиков, став властью, убивали направо и налево, то за «нелояльность», а то и просто с целью грабежа. Особенно свирепствовали подручные Шаи Голощекина и Пинхуса Войкова в отношении священнослужителей. Епископ Пермский Андроник был зарыт живьем, епископ Феофан, викарий Соликамский, после истязаний утоплен в Каме, епископ Тобольский и Сибирский Гермоген после пыток утоплен в Туре… Только в Екатеринбургской епархии было уничтожено свыше 300 священников и диаконов.
И все же террор весны-лета 1918 г. еще не был доведен до своего кровавого абсолюта. Во-первых, по «содержанию» — он подразумевался или как кара за какую-то вину (действительную или мнимую), или осуществлялся исподтишка, тайно. Например, жертвы уральского Совдепа просто исчезали. Их убивали втихаря, а тела топили в болотах, чтоб «концы в воду». Во-вторых, по «форме». Расправы чаще всего являлись «самодеятельностью» на местах. Правом смертной казни пользовались командиры, комиссары, Совдепы разных рангов — у кого сила есть. Но и проявления террора, его масштабы зависели от облика этих конкретных командиров, комиссаров, Советов. По сути инициатива исходила «снизу». И в одних районах лилась кровь, в других было спокойнее.
Однако Яков Михайлович Свердлов умел оценивать вещи «многосторонне». Использовать весь комплекс прямых и побочных возможностей, которые открывает то или иное событие. Помните? Борьба с бандитизмом — повод разгромить анархистов. Восстания учредиловцев — повод изгнать из ВЦИК меньшевиков с эсерами… А покушение на Ленина дало отличный предлог, для развязывания террора уже не «снизу», а «сверху». Шаги в данном направлении Свердлов предпринимал и прежде, породив Ревтрибунал ВЦИК и легализовав смертную казнь. Но Трибунал — масштабы не те. Многих ли уничтожишь по суду, даже и упрощенному, с процессуальными формальностями?
Уже 30 августа в обращении по поводу выстрелов на заводе Михельсона Свердлов объявляет: «На покушения, направленные против вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит массовым террором против врагов революции».