Геогрий Чернявский - Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917
Троцкий, однако, выжидал. Его отделяли от Ленина не только сохранявшиеся принципиальные разногласия, но, главным образом, нежелание попасть в прямую зависимость от руководителя экстремистской фракции, превратиться в деятеля второго ранга, что было бы неизбежным в случае присоединения к большевикам. Такая позиция Троцкого была тем более оправданной, что сам Ленин в этом вопросе не был последователен и, уведомляя о своем желании сблизиться с Троцким, продолжал навешивать на него ярлыки, объявляя «каутскианцем» [916] (во время мировой войны у Ленина, кажется, не было более ругательного слова).
Между тем публикации в «Нашем слове» сделали Троцкого в глазах французских властей крайне нежелательным элементом. В сентябре 1916 г. Троцкий был вызван в префектуру Парижа, где ему выдали предписание о немедленной высылке его из пределов Франции. Не помогло и вмешательство депутата-социалиста Жана Лонге (внука Карла Маркса), явившегося с протестом против проведения этой акции к премьер-министру и министру иностранных дел Аристиду Бриану [917] . Префектура информировала Троцкого, что он высылается из Франции в любую страну по его собственному выбору. Но его тут же предупредили, что Великобритания и Италия отказались предоставить ему убежище. Вслед за этим в визе отказала Швейцария. Оставалась Испания, куда Троцкий выехать отказался, считая ее европейской провинцией. Тем не менее в какой-то момент на квартиру к Троцкому явились два инспектора полиции и препроводили его на скорый поезд, шедший к испанской границе. Здесь высылаемого перевели, причем фактически нелегально, из французского пограничного пункта Ирун в лежавший по ту сторону границы испанский город Сан-Себастьян (точнее, показали ему, как можно без документов проехать на трамвае через границу из одного пункта в другой). Франко-испанская граница почти не охранялась, тем более что нередко одна часть поселка или городка находилась на французской, а другая – на испанской территории.
Из Сан-Себастьяна Троцкий отправился в Мадрид, откуда вновь обратился с просьбами о визах в министерства иностранных дел Швейцарии и Италии. Одновременно он написал открытое письмо французскому министру и лидеру социалистической партии Ж. Гэду, в котором объявил о «падении и позоре» французского социализма. «Изгнанный Вами, – завершал он письмо, – я покидаю Францию с глубокой уверенностью в решительной победе. Через Вашу голову я посылаю братский привет французскому пролетариату, который пробудится для великих достижений без Вас и против Вас» [918] .
Троцкий поселился в небольшом дешевом пансионе, где прожил полторы недели, посещая богатейшие музеи и великолепные памятники средневековой архитектуры испанской столицы. Виз он так и не дождался, а в один прекрасный день за ним опять пришли «два очень определенной внешности молодчика» [919] . На этот раз в мадридской префектуре ему вначале было заявлено, что он должен «незамедлительно» покинуть Испанию, но до того, как это произойдет, свобода Троцкого будет подвергнута «некоторым ограничениям». Из префектуры его прямиком отправили в тюрьму, в которой он, правда, провел всего три дня, после чего был выпущен под полицейский надзор.
В Мадрид приехала Наталья с сыновьями, и все семейство было отправлено в порт Кадикс. После протестов, запроса республиканского депутата Кастровидо, внесенного в Кортесы (испанский парламент), и нескольких недель ожиданий ему было определено новое место высылки: Барселона.
Еще находясь в Кадиксе, Троцкий 21 ноября написал для меньшевистской газеты «Начало» статью «Испанские «впечатления. (Почти арабская сказка)» [920] , где в живой и остроумной форме давал известное представление о том, как он провел время в столичной тюрьме. Многое в этой статье выглядело карикатурно. Можно предположить, например, что испанские чиновники не были такими уж откровенными тупицами, какими их рисует Троцкий, приписывая одному из начальников фразу: «Ваши взгляды являются слишком передовыми для Испании». Скорее Троцкому, которому было в тот момент не до смеха, отказало чувство юмора. Кажется, это была первая и последняя публикация, где Троцкий попробовал себя в жанре фельетона.
В Барселоне после некоторых проволочек Троцкий с семьей был посажен на пароход «Монсеррат», принадлежавший Испанской трансатлантической компании, и отправлен в Нью-Йорк. Вскоре после отплытия корабля испанские власти получили телеграмму из Швейцарии, в которой сообщалось, что Троцкому предоставлено в этой стране право убежища. «Ему опять не повезло: по-видимому, телеграмма о том, что он может ехать в Швейцарию, его в Испании уже не застала (она была послана в последний момент) и он, возможно, уже на пути в Америку» [921] , – писал 9 января 1917 г. Мартов своей возлюбленной Н.С. Кристи. «Опять не повезло» – применительно к Троцкому эта фраза тоже оказалась пророческой. Новый, 1917 г. семья Троцкого встретила на борту испанского корабля, в океане, отнюдь не предполагая, что принесет этот год России, миру и Троцкому. 13 января пароход пришвартовался в порту крупнейшего города Нового Света – в Нью-Йорке.
3. Месяцы за океаном
Небольшую главу воспоминаний о пребывании в США Троцкий начинает словами: «Я оказался в Нью-Йорке, в сказочно-прозаическом городе капиталистического автоматизма, где на улицах торжествует эстетическая форма кубизма, а в сердцах – нравственная философия доллара. Нью-Йорк импонировал мне, так как он полнее всего выражает дух современной эпохи» [922] . Троцкого встречали представители не только русской революционной эмиграции, но и американские социалисты. В числе встречавших был старый знакомый по Николаеву Г. Зив, эмигрировавший в США и занимавшийся медицинской практикой.
Как только стало известно, что Троцкий приезжает в Нью-Йорк, местная социалистическая пресса начала «кампанию подготовки и обработки публики для достойной встречи гостя». Обстоятельства для торжественной встречи были благоприятными: левая пресса писала о Троцком как о старом борце за свободу и демократию в России, изгнанном из Австрии, не допущенном в Германию, преследуемом во Франции и Испании, то есть подвергавшемся травле по всей Европе. «Чего больше надо для антимилитаристски настроенных читателей социалистических газет!» [923] Положительные отклики на прибытие Троцкого вместе с его портретами появились и в ряде либеральных изданий.
Прямо в порту Троцкий дал интервью корреспонденту еврейской газеты, которому попытался объяснить, видимо не очень убедительно, что еврейский вопрос может быть разрешен только на началах интернационального братства и только после социалистической революции. «Никогда, на самом строгом допросе жандармов я так не потел, как теперь, под перекрестным огнем этих специалистов своего дела», – имея в виду журналистов, вспоминал Троцкий. Интервью заняло полполосы газеты [924] .
Семья поселилась в скромной квартире в Бронксе. По европейским меркам в квартире оказалась роскошь, которую американцы таковой уже не считали, к примеру телефон, значительно облегчивший быт и журналистскую деятельность Троцкого. Впрочем, бесперебойное электрическое освещение, газовая плита, ванная комната, «спуск сорного ящика вниз» жизнь тоже облегчали. В рассрочку была куплена мебель [925] (Троцкий собирался обосноваться в Нью-Йорке довольно основательно, как и другие социал-демократы, включая Ленина, он не предполагал, что в России вот-вот начнется революция и придется возвращаться на родину). Имея небольшие сбережения, накопившиеся благодаря газетным гонорарам, Троцкий планировал продолжать привычную литературно-политическую деятельность. На службу он устраиваться не собирался. Он посещал публичные библиотеки, где по статистическим сборникам и прессе изучал экономическую жизнь США в годы войны. Этот анализ дал ему возможность прийти к выводу, что США начинают превращаться в крупнейшую экспортную державу, что этой стране суждено сыграть решающую роль в послевоенном развитии земного шара. Своими выводами он делился с читателями американской, в основном русскоязычной, социалистической прессы, а позже значительно более подробно рассказал о них в ряде своих брошюр, написанных уже в советское время.
Охотнее всего Троцкий сотрудничал с газетой «Новый мир», которую издавали в Нью-Йорке российские эмигранты, принадлежавшие к левому крылу социал-демократического движения. В редколлегию газеты входили трое: Николай Иванович Бухарин [926] – большевик, по ряду вопросов позволявший себе вступать в полемику с Лениным; Александра Михайловна Коллонтай, состоявшая ранее в меньшевистской фракции, но теперь превратившаяся в ярую сторонницу большевизма, воспринимавшая его, однако, скорее эмоционально, а не доктринально и проповедавшая с одинаковым рвением свободную любовь и самоуправление рабочих на предприятиях. Третьим членом редколлегии был В. Володарский [927] – так он подписывался в «Новом мире», и никто не знал, что означает инициал В., которым пользовался Моисей Маркович Гольдштейн, бывший член Бунда и меньшевистской фракции, с 1913 г. живший в США и являвшийся членом здешней социалистической партии. С Володарским, обладавшим и ораторским мастерством, и журналистской хваткой, у Троцкого установились наиболее теплые отношения. С Бухариным отношения были дружеские. Троцкий комментировал: «Со времени совместной работы в Нью-Йорке начинается все возрастающая привязанность Бухарина ко мне, которая, все повышаясь, перешла в 1923 г. в свою противоположность» [928] . О том, какие отношения у Троцкого были с Коллонтай, остается только догадываться. Но в редколлегию «Нового мира» Троцкий был включен сразу же и оказал существенное влияние на политический курс газеты, превратив ее во второе «Наше слово» [929] .
