Дэниэл Брук - История городов будущего
Слава Дубая как города, где западные экспаты чувствуют себя как дома, основана отнюдь не только на копирующих Америку жилых кварталах. Честно говоря, эмират пользуется стойкой репутацией места, где иностранцы даже самых свободных нравов могут позволить себе расслабиться. Первый из двух выходных, которые в Дубае приходятся на пятницу и субботу, известен как день, когда мусульмане молятся, а приезжие веселятся, ведь основополагающей традицией в культуре дубайландцев является поздний пятничный завтрак с, так сказать, «шведским баром». Чтобы угодить западным специалистам и привлечь туристов, не отказываясь при этом от своих консервативных принципов, власти Дубая официально разрешили употребление алкоголя, но только в отелях. Понятие же «отель» тут трактуется чрезвычайно расширительно – как любой объект недвижимости, где есть гостиничные номера. Поскольку несколько этажей Burj Khalifa занимает Armani Hotel, а еще одна гостиница примыкает к торговому центру в основании башни, все заведения в так называемом «центре Дубая», в том числе и крупнейший в мире молл, имеют право продавать спиртное.
Ради командировочных и туристов город также лихо закрывает глаза на проституцию. Поскольку завязанная на строительстве и финансах экономика Дубая питается мечтами о быстрой наживе, подавляющее большинство приезжих тут составляют молодые мужчины. Мужчин в Дубае в три раза больше, чем женщин20. Такой гендерный дисбаланс обеспечивает огромный потенциальный рынок для проституции, а спокойное отношение дубайских властей к древнейшей профессии позволяет ей процветать. В тех ночных клубах, куда дам пускают только в сопровождении кавалеров, большинство женщин – это неизменно проститутки, как правило, из Восточной Азии, африканских стран к югу от Сахары и Восточной Европы. А такие заведения, как оформленный в стиле салунов Дикого Запада клуб Rattlesnake на шоссе шейха Зайеда, существуют исключительно для того, чтобы служить местом встречи членов интернационала проституток с представителями их не менее многонациональной клиентуры. Даже во время священного месяца рамадан, когда ночная жизнь Дубая строго ограничена не допускающими никакой музыки правилами шариата, проституция продолжает процветать в гробовой тиши ночных клубов.
Дубай – это увеличенный до размеров города отель Cathay в старом Шанхае, и не только в плане свободы нравов, но и в сфере мультикультурного урбанизма. В детище сэра Виктора Сассуна каждый люкс был отделан в особом национальном стиле; в Дубае каждый район, даже каждое здание, выглядит так, будто его перенесли из другого уголка планеты. В Дубае есть филиппинские супермаркеты прямо из Манилы, индийские рынки прямо из Мумбая и британские магазины прямо из Ливерпуля. Конечно, подобные городские пространства существуют в любом глобальном городе, но уникальным Дубай делает то, что ни одна из культур тут не господствует, а потому ни одна и не кажется оттертой на второй план. В Лондоне Tesco – это супермаркет для всех, а филиппинский рынок – место на любителя. В Дубае нет супермаркета для всех. Если в Дубае и есть лидер в области розничной торговли, то это французская сеть Carrefour. Но успешна она не потому, что французская культура стала здесь нормой, а потому, что французы хорошо разбираются в еде. К тому же Carrefour наловчился идти на небольшие уступки, чтобы соответствовать принятым в исламском мире диетическим правилам, – скажем, тут не продают алкоголь, а отдел продуктов из свинины огорожен ширмами с табличками «Только для немусульман», за соблюдением которых никто не следит.
Наряду с отсутствием самого популярного супермаркета, нет в Дубае и доминирующей культуры. Если чтящая традиции пакистанская мусульманка переедет в Лондон, она столкнется с дилеммой: продолжать ли ей пользоваться чадрой или принять обычаи британского общества. В Дубае же общепринятой нормы, которой нужно соответствовать, просто не существует. В Великобритании, независимо от степени владения английским, иностранец всегда будет «говорить с акцентом». В городе же, где английский почти для всех – второй язык, акцент не имеет значения, будь он пакистанский или филиппинский.
Вследствие отсутствия нормы, которая заставляет жителей ей соответствовать, Дубай является космополитичным городом, где большинство людей – отнюдь не космополиты. Как выразился командированный в Дубай лондонский банкир: «В Лондоне ты видишь такое же разнообразие на улицах, но по сути все там лондонцы. Здесь же индийцы – это настоящие индийцы, а египтяне – без дураков египтяне». Один местный профессор архитектуры, выросший в Марокко и получивший образование в США, жаловался, что сколько бы он ни приглашал своего коллегу-индуса попробовать марокканские блюда, тот не ел ничего, кроме бирьяни – индийского вегетарианского плова из риса басмати. Но для многих жителей третьего мира возможность жить в богатой стране, не отказываясь от своих обычаев и не будучи обязанным соответствовать чьим-то правилам, – это именно то, что привлекает их в Дубае больше всего.
Однако позиция «чувствуйте себя как дома» имеет и оборотную сторону. В Дубае нет не только единых культурных и правовых требований, но и общих этических норм. В отличие от других богатых обществ, Дубай не делает никаких усилий, чтобы обеспечить всем своим жителям достойный уровень жизни. С жильем в Дубае то же самое, что и с супермаркетами. Но если доступность пакистанских продуктов – это плюс, то жилье, как в Пакистане, для рабочих, которые трудятся в одном из самых богатых городов мира, – это позор.
На участке, который когда-то ничем не отличался от куска пустыни, где были построены роскошные «Арабские ранчо», расположен трудовой лагерь Сонапур (что на хинди означает «Золотой город»21). Сонапур – это цепь рабочих поселков XXI века, где живут строители Дубая. Число темнокожих мужчин в синих спецовках приближается тут к полумиллиону22, что составляет примерно четверть всего населения города. На замусоренных пыльных тропах, которые тут заменяют тротуары, хваленая ультрасовременная инфраструктура Дубая с его сверхскоростными магистралями и управляемым компьютером метро кажется реалией другой страны, а не другого района. Свобод, которые Дубай гарантирует туристам и профессионалам, здесь нет и в помине. Повсюду развешаны строгие объявления: гости в трудовой лагерь допускаются только по пятницам с трех до шести часов вечера. Другое гласит: «Внимание! На территории лагеря строго запрещено: распивать алкогольные напитки; курить сигареты; жевать паан; прослушивать пиратские компакт-диски. Нарушение может привести к штрафу, временному отстранению от работы, а в некоторых случаях – к расторжению трудового договора»23. Если роскошные отели, где подают алкоголь и снимают проституток, – это настоящая «свободная зона» Дубая, то в Сонапуре все ровно наоборот.
На сложенных из бетонных блоков общежитиях Сонапура красуются логотипы компаний, чьи работники ютятся внутри, – Arabtec, Emirates или Chili’s. Гастарбайтеры в какой-то мере принадлежат своим нанимателям, поскольку попадают в Дубай по оформленной компанией визе. Не важно, уволился ты сам или тебя уволили (зловещее «расторжение трудового договора» из объявления): нет работы – вон из страны. Похожая табличка в служебном лифте небоскреба Burj Khalifa грозит расторжением (то есть депортацией) за курение в кабине24. В этом смысле Дубай является полной противоположностью довоенного Шанхая, где приют мог найти кто угодно, вне зависимости от наличия у него паспорта, визы или рабочего места.
Дубайская система трудовой миграции, в отличии от других развитых стран, жестко ограничивает социальную мобильность работников. Они не только лишены права на минимальную заработную плату и коллективные действия, но и не могут перейти на другую работу, если получат более выгодное предложение. Легально сменить место можно, только получив так называемое «свидетельство об отсутствии возражений» от своего прежнего нанимателя. В Дубае нельзя «подработать таксистом, а там, глядишь, подвернется что-то получше»: раз сев за баранку, ты навсегда останешься таксистом. Даже едва владеющий английским дубайский таксист, описывая свое положение, использует ученую фразу «гражданин второго сорта». В 2007 году недовольство выплеснулось наружу, и 40 тысяч строителей, работавших на таких проектах, как новый терминал аэропорта и небоскреб Burj Khalifa, решились на незаконную забастовку25.
Даже рожденные в Дубае дети мигрантов остаются всего лишь мигрантами – поскольку стать натурализованным гражданином ОАЭ практически невозможно. Человек, который представляется как «индийский бизнесмен, живущий в Дубае 26 лет», на самом деле – 26-летний индиец, проживший здесь всю свою жизнь. Хотя, говоря о Дубае, он использует множественное число первого лица («Нам нужно привлекать больше транснациональных корпораций», – заявил он на форуме в преддверии экономического кризиса), раз в три года он должен подавать заявление на новую рабочую визу, чтобы просто остаться в родном городе. Считая самоочевидным тезис о превосходстве белой расы, горстка иностранцев Шанхая некогда поставила себя выше коренного большинства; сегодня набравшийся постколониальной самоуверенности Дубай перевернул эту систему с ног на голову, лишив гражданских прав иностранное большинство, среди представителей которого немало местных уроженцев вроде этого «индийского бизнесмена».
