Петр Рябов - История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I
Самые богатые купцы образовывали привилегированную корпорацию «гостей» (имевших право царского суда, свободного выезда за границу, право владения землёй и освобождения от посадского тягла). В середине XVII века в Московии насчитывалось 13 «гостей»! Однако положение купечества в целом было крайне нестабильно, а купеческие династии постоянно, целенаправленно и неуклонно разорялись государством. За исключением династии купцов и солепромышленников Строгановых, практически все русские купеческие династии XVII века были недолговечны, влачили жалкое существование и уничтожались жадной и своекорыстной политикой царских чиновников, за их счёт набивавших казну и собственные карманы.
Завершение становления системы крепостного права в Московской Руси XVII века
Хотя начало закрепощения населения в Московской Руси восходит ещё к XV–XVI векам – эпохе Ивана III и Ивана IV, – окончательное своё оформление система крепостного права достигли в XVII веке (а XVIII век стал веком апогея крепостного рабства).
Если Судебник Ивана III (1497) и Судебник Ивана IV (1550) ограничивали право ухода крестьянина от своего хозяина Юрьевым днём и необходимостью уплаты «пожилого», а в 80-е – 90-е годы XVI века вводятся «заповедные» годы, отменяющие – «временно»! – Юрьев день, и «урочные годы», устанавливающие срок сыска и возвращения беглых крестьян их владельцам, то в XVII веке, после Смуты и разгрома движений народного сопротивления, процесс закрепощения стремительно завершается, а право ухода крестьян принципиально и навеки отвергается.
После воцарения Михаила Романова срок сыска беглых был установлен в пять лет, в 1637 году – девять лет, в 1642 году – десять лет. Соборное Уложение 1649 года подвело черту под этим процессом. Идя навстречу требованиям дворян и запросам государственной казны (и в ущерб интересам боярства), оно, во-первых, установило бессрочный сыск беглых (отменив «урочные годы») и, во-вторых, распространило крепостное право на посадское тяглое население, запретив ему покидать свои г ор ода и тем у клоняться от тягла. Отныне крепостное право, идущее рука об руку с утверждающимся самодержавием, из набора «временных», «чрезвычайных», нелегитимных и эпизодических мер становилось всеобъемлющей, постоянной, законной, юридически закреплённой системой, охватывающей все слои русского общества. Соборное Уложение признало крестьян живым движимым имуществом государства, запретило им жаловаться на помещиков (кроме случаев государственной измены) и существенно ограничило их судебные права. В 1658 году была введена смертная казнь за самовольный переход из посада в посад. А в 1667 году было введено отбирание имений у тех, кто осмеливался принимать у себя беглых людей.
Отныне всё общество было порабощено самодержавным государством и подавлено игом повинностей без оговоренных и нерушимых прав: крестьянин был прикреплён к земле («крепок земле» – отсюда и выражение «крепостное право»), посадский – к своему городу и тяглу, а помещик – к пожизненной службе государству (причём помещикам строго запрещалось переходить в холопы, чтобы избежать постылой и непосильной государственной службы). Государство отныне окончательно закрепляло за собой монополию на всё: на политическую власть (свободную от «земских» начал), на религиозную жизнь (проводя насильственные церковные реформы и обязав подданных ходить в церковь), на землю, торговлю, информацию и на полный контроль за населением, изолировав его от иноземцев (ибо отныне запрещалось выезжать за границу без государева разрешения, а все международные новости и новости внутрироссийской жизни объявлялись «государственной тайной»).
Если в XV–XVI веках бояре были лишены исконного аристократического права на отъезд от князя, то теперь крестьяне были также лишены права ухода от помещиков, а горожане были лишены права ухода из своих городов. Все категории населения должны были пожизненно нести «тягло» перед государством: купцы, торгуя по царской воле (и отдавая самую прибыльную торговлю в руки чиновников, и выплачивая немыслимые пошлины), дворяне – пожизненно служа в войске, крестьяне – содержа дворян и всё государство на своей шее, посадские – неся повинности. Отныне вся земля оказывалась государевой вотчиной, управляемой бюрократией, а население прикреплялось к земле, службе, тяглу, было лишено прав (взамен давались отдельные привилегии и монополии, которые могли быть легко отняты) и возможностей контроля (через Земские Соборы) за государством.
Следует особенно подчеркнуть как связь крепостного права с самодержавием, так и его тотальность и всеохватность. По словам Ричарда Пайпса: «крепостное состояние крестьян не было в России неким исключительным явлением, а представляло собой основную часть всеохватывающей системы, прикрепляющей всё население к государству. В отличие от раба древнего мира или обеих Америк, крепостной Московской Руси не был несвободным человеком, живущим среди вольных людей, илотом среди граждан. Он был членом общественного организма, никому не позволявшего свободно распоряжаться своим временем и имуществом… Так что государство следило за подданными, а подданные следили друг за другом».
Каковы же причины закрепощения? К числу основных причин относятся две, тесно связанные между собой. Во-первых, потребность абсолютистского государства в извлечении максимальных средств из малолюдного населения, разбегающегося по просторам необозримо огромной страны (для ведения войн, проведения ускоренной модернизации экономики, содержания роскошного двора и служилых людей, казённой церкви и приказной бюрократии). Во-вторых, втягивание России в мировой рынок, что требовало поставлять на него всё больше дешёвого сырья, а значит, коммерциализация хозяйства и развитие товарных отношений диктовали усиление принудительного (крепостного) труда.
Следует заметить, что «повторное закрепощение крестьян» в России XVII века было, во-первых, частью подобного процесса, идущего во всей Восточной Европе и, во-вторых, не просто являлось «пережитком прошлого», но реакцией самодержавного государства на формирование мировой индустриально-буржуазной системы, в которой России была уготована странная и страшная роль «периферийной империи»: великой военной державы и, одновременно, полуколонии Запада, получающей дорогие товары и технологии и оплачивающей своим дешёвым сырьём и «даровым» трудом крепостных бурное индустриальное развитие Европы. В XVII веке Московия ввозит всё больше западных товаров и начинает борьбу за европейский рынок зерна с Речью Посполитой, тогда доминировавшей на нём и господствовавшей в Восточной Европе. Русский хлеб (а не только меха, пеньку и кожи, как раньше) начинают вывозить на Запад во всё больших количествах – особенно в годы великой общеевропейской войны XVII века – Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.), в которой Московия выступала стратегическим союзником протестантского Севера против католического мира, снабжая протестантские страны почти бесплатным хлебом (что привело к голоду и многочисленным восстаниям на самой Руси, переживающей недороды).
Впрочем, в XVII веке выяснилось, что правительству выгодно не только продавать отнятое у голодающих и нищих крестьян зерно за границу, но и перегонять его в водку, спаивая собственное население и получая на «государевых кабаках» колоссальную прибыль. (С тех пор и на века доход от алкоголя станет основой госбюджета России.) Б. Кагарлицкий верно подчёркивает: «Совершенно неслучайно, что рост производства товарного зерна идёт рука об руку со становлением крепостничества… Рыночные отношения и частное предпринимательство развиваются параллельно прогрессирующему закрепощению крестьян. Более того, крепостничество, как и рабство в Америке, стимулирует развитие рыночных отношений и предпринимательства». Крестьяне, загнанные в крепостную неволю, давали государству и помещикам дешёвый хлеб, который отчасти шёл на продажу в Европу. А на вырученные за границей деньги дворяне покупали предметы роскоши, казна строила мануфактуры и содержала дорогие полки «иноземного строя». Без русского дешёвого зерна, мехов, пеньки и конопли не могли бы так бурно развиваться английский и голландский флот и мануфактуры. Подневольный труд, всё более укреплявшийся на периферии мировой индустриальной системы (в Америке и Восточной Европе) обеспечивал накопление капиталов в её «центре» (Западной Европе), а также почётное место для правящих слоёв «периферии» среди власть имущих «центра». (Владыки Московии XVII века выступали как агенты западного капитализма по эксплуатации завоёванного ими русского населения, подобно тому, как раньше московские князья выступали на Руси проводниками воли ханов Орды по усмирению и эксплуатации населения завоёванных ордынцами русских княжеств). И, напротив, без западных капиталов и технологий не могли бы создаваться первые (чаще всего, военные) мануфактуры в Московии, основанные на крепостном труде.
