Альбигойский крестовый поход - Джонатан Сампшен
Скорость, с которой размножались вальденсы, показала, что эти идеи нашли отклик у современников Вальдо. Культ бедности и почитание "святых людей" нашли как ортодоксальное, так и еретическое выражение. Аскетичные отшельники в традиции Пьетро Дамиани, первых картезианцев и францисканцев, были одними из великих духовных героев эпохи. Были ли эти "святые люди" почитаемы как святые или отлучены от Церкви как еретики, похоже, было делом случая. Вальдо был осужден, в то время как другие странствующие проповедники, столь же самовольные, как Роберт Арбриссельский, запомнились как великие реформаторы и основатели монашеских орденов. Некоторые из этих странников, однако, были явными еретиками, а некоторые — столь же явными еретиками-дуалистами.
Шампанский крестьянин по имени Климент, основавший тайную секту в Суассоне примерно в 1114 году, был одним из самых первых западных еретиков, проповедовавших в дуалистической традиции. Помимо осуждения таинств, Климент учил, что следует избегать мяса, и что брак и деторождение являются злом. Хотя Жан I, граф Суассонский, объявил его самым мудрым человеком, которого он когда-либо встречал, однако это не спасло Климента от пожизненного заключения в тюрьму вместе с его братом и еще двумя другими еретиками. Еще более странной была карьера Одо де Л'Этуаль, бретонского еретика, который предстал перед Собором в Реймсе в 1148 году. Одо создал секту посвященных, посвятивших себя аскетизму и целомудрию и нападавших на скиты и монастыри. Его теология, если она у него действительно была, неясна, но современники описывали его как манихея, и, вероятно, справедливо.
Ранние проповедники дуализма обычно были необразованными бывшими монахами и крестьянами. В целом, маловероятно, что Климент или Одо были знакомы с неогностической теологией. Иначе обстояло дело с крупными дуалистическими общинами, которые образовались в нескольких городах Рейнской области и Нидерландов в 1140-х годах. В 1144 году четко организованные еретические Церкви появились в Льеже и Кельне и были подавлены в обоих городах со значительной жестокостью. Кельнские еретики проявляли почти все признаки восточной дуалистической традиции. Они избегали мяса и молока, не одобряли деторождение и высмеивали таинства. Они были строгими дуалистами, приписывая создание всей материи дьяволу и считая, что дьявол сосуществует с Богом. Они делились на верующих и посвященных, причем последние назывались катарами, и это название отныне использовалось для обозначения всех западных дуалистов. Само греческое слово катар (очищенный) указывает на восточное происхождение их вероучения. И действительно, когда их спрашивали о происхождении их веры, они утверждали, что она пришла из Греции, но когда именно, они точно не знали. К этому времени дуализм уже быстро продвигался в производившие сукно города Нидерландов. Архиепископ Реймсский признал в 1157 году, что "манихейская чума" поразила большую часть Фландрии и до сих пор активно распространяется странствующими ткачами и торговцами тканями. Из обсуждений на Соборе, состоявшемся в Реймсе в том же году, ясно, что Церковь к этому времени была серьезно встревожена распространением ереси. Новые секты были не только хорошо организованы, но и включали в себя людей образованных и состоятельных. Они были достаточно богаты, чтобы в 1162 году попытаться купить покладистость архиепископа Реймсского за 600 марок серебра.
Ничто в долгом опыте западной Церкви не подготовило ее к такому кризису. Не было ни четкого определения преступления ереси, ни юридических принципов, на которые можно было бы ориентироваться, ни процедур, ни предписанных наказаний. Время от времени академические споры приводили к осуждению ереси, но виновных было немного, и обычно это были клирики, над которыми Церковь осуществляла прямую власть. Столкнувшись с грозными доказательствами организованного инакомыслия, церковники некоторое время держались за веру в то, что самый упрямый еретик в конце концов уступит аргументированным доводам. Большинство из них все же прислушались к совету, который Вазо, епископ Льежский, дал своему коллеге-епископу в 1045 году. "Мы не вправе, — писал Вазо, — лишать еретиков жизни, дарованной им Богом, только потому, что считаем их находящимися в лапах Сатаны. Те, кто являются нашими врагами на земле, могут, по милости Божьей, быть нашими начальниками на небесах". Более века спустя Геро Райхерсбергский выразил то же мнение, протестуя против казни Арнольда Брешианского. Но к тому времени настроение уже менялось. Если прелаты XI века и были склонны к снисходительности, то только потому, что они всерьез не предполагали возможности того, что ересь вытеснит ортодоксию даже на местном уровне. Однако именно такая перспектива, по мнению разумных церковников, ожидала их в 1160-х годах. Святой Бернард, как и подобает человеку, предпринявшему две крупные миссии против еретиков, верил в убеждение и примирение. "Ошибки опровергаются аргументами, а не силой", — советовал он кельнскому духовенству. Тем не менее, продолжал святой, если после неоднократных предупреждений еретики будут упорствовать в своих заблуждениях, их следует отлучить от церкви, "а если окажется, что и тогда они предпочтут умереть, чем уверовать, то пусть умирают". Интеллектуалы среди духовенства продолжали опровергать мнения дуалистов в аргументированных трактатах. Петр Достопочтенный, аббат Клюни, написал трактат против петробрусианцев. Алан Лилльский написал огромный труд по опровержению ереси иудеев и вальденсов Франции. Экберт из Шонау написал тринадцать проповедей об ошибках дуалистов долины Рейна. Но в большинстве регионов Северной Европы Церковь уже начала проводить политику жестоких репрессий. Экберт сам руководил сожжением кельнских еретиков в августе 1163 года.
В эпоху, которая мало заботится о догмах и разделяет неприязнь епископа Вазо к гонителям, нелегко понять безжалостную жестокость, с которой в средние века пытались подавить религиозное инакомыслие. Объяснение вряд ли можно найти в теократических амбициях церкви. Хотя Папы XIII века взяли на себя руководство преследованиями и создали инквизицию как наиболее эффективный инструмент, инициатива исходила двумя веками ранее из других мест — от светских властителей и толп линчевателей. В обществе, которое считало религию основой светской жизни, такое отношение к инакомыслию не удивительно. Средневековая община определялась своей религией в той же степени, что и политической лояльностью или территориальной сплоченностью. "Populus et christianitas una est"
