Евреи в древности и в Средние века - Александр Ильич Тюменев
Следы первобытного равенства, свойственного племенному быту, сохраняли еще свою силу в конце эпохи судей и во время первого царя Саула; сам Саул, принадлежавший к одному из виднейших аристократических родов, даже после своего избрания продолжает вести жизнь скромного земледельца, и, например, послы, извещавшие его о нашествии аммонитян, застают его возвращающимся с поля, «позади волов своих». Впоследствии он жил, по-видимому, главным образом, доходами со своего небольшого поместья, «доставлявшего ему хлеб для пропитания». Условия жизни отличались еще своей простотой, и жилища и обстановка домов знати мало чем выделялись из среды жилищ остальной менее состоятельной части населения.
Но если еще в начале царской эпохи, в царствование Саула и отчасти Давида, следы первобытного общественного равенства не исчезли окончательно, если вместе с этим и в образе жизни в это время наблюдалась еще первобытная простота, то, с другой стороны, уже при первых царях встречаются и первые симптомы начинающегося разложения этих древних отношений. Из общей народной массы начинают выделяться и играть все более заметную роль в общественно-политической жизни главы родов — «старейшины», то есть, другими словами, представители племенной и родовой аристократии[20]. Они, эти старейшины, «составляют собрания во всех важных случаях, предводительствуют народом на войне, являются его судьями» и т.д.
Родовой же аристократии, по-видимому, принадлежала исключительная роль при избрании новых царей Саула[21] и Давида[22]. Именно переход на сторону Давида родовой аристократии решил в его пользу соперничество, возникшее между ним и Избаалом по смерти Саула. Наконец, и Давид незадолго до своей смерти, назначая своим преемником Соломона, точно так же счел необходимым прежде всего спросить согласия на это у собрания представителей аристократических родов.
Аристократическое тщеславие и гордость своим происхождением, выражающаяся прежде всего в пристрастии к составлению генеалогических таблиц и являющаяся одним из показателей растущего значения аристократии, точно также восходит, по-видимому, к этому времени и находится в непосредственной связи с той ролью, какую начали играть старейшины аристократических родов уже при Сауле и Давиде.
Рядом с родовой и племенной аристократией, происхождение и значение которой восходят еще к предшествовавшей эпохе, в царскую эпоху начинает усиливаться влияние и значение аристократии собственно придворной, в значительной мере, впрочем, тождественной с родовой аристократией и составляющей, в сущности, лишь часть ее. Царская власть, говорит Буль, «долго не имела столь большого влияния, как можно было ожидать. Царь довольствовался собиранием податей и правом объявления войны, оставляя старое аристократическое устройство неприкосновенным. Разделение на округа с особыми начальниками при Соломоне... не отмечало новой степени социальной организации. Естественно, царские чиновники принадлежали к главам родов, но они составляли лишь небольшую часть их, а прочие сохраняли свое влиятельное положение в силу древнего порядка».
Но если родовая и придворная аристократия и по самому своему происхождению были родственны между собой, то с течением времени та и другая окончательно сливаются в единую феодальную аристократию, образуя ядро землевладельческой знати, играющей такую видную и выдающуюся роль как в экономической, так и общественно-политической жизни времени царств и пророков. Зародыши феодальных отношений, выражающиеся, с одной стороны, в существовании уже в то время земельных пожалований и, с другой, в иерархическом порядке вассальной зависимости, мы встречаем еще в царствование Соломона и даже Давида. Уже при первых царях землевладельцы-аристократы, образующие феодальную знать, составляют могущественный совет при царе, созываемый во всех важнейших случаях, без согласия которого не принимается ни одно имеющее сколько-нибудь крупное общественное значение решение. Интересные указания относительно состава этого совета, указания, подтверждающие только, что отмеченный нами факт слияния родовой и придворной аристократии, находим в первой книге Паралипоменон. «И собрал Давид, — читаем мы здесь, — в Иерусалим всех вождей и тысяченачальников, и стоначальников, и заведовавших всем имением и стадами царя и сыновей его с евнухами, военачальников и всех храбрых мужей». Состав съезда, хотя и достаточно пестрый, все же однороден в том отношении, что вмещает в себя исключительно аристократические и правящие элементы и в этом отношении, в общем, близко напоминает состав феодальных съездов в средние века.
В позднейшее время значение феодальной знати естественно возросло еще более. В писаниях пророков «царь и князья его» обычно упоминаются рядом друг с другом. В случаях расхождения мнений и столкновения между царем и аристократией царь нередко оказывается совершенно бессильным провести свое решение помимо воли и согласия аристократических фамилий, находясь, таким образом, в зависимости от социальной знати. Знать же направляет, в сущности, и всю внешнюю политику обоих царств; борьба партий ассирийской и египетской в израильском царстве и позднее вавилонской и египетской в царстве иудейском сводилась, в сущности, в конце концов не к чему иному, как к борьбе соперничавших между собой за власть и влияние аристократических родов[23]. Представители наиболее могущественных аристократических фамилий легко возводят и низводят в это время царей по своему усмотрению и в большинстве случаев являются как инициаторами, так и главными выполнителями столь частых, особенно в северном царстве, дворцовых переворотов.
Эпоха раздельного существования израильского и иудейского царств является, таким образом, в жизни израильского народа прежде всего временем нарождения и исключительного господства феодальной аристократии. Значение и могущество аристократии растет при этом не только по отношению к выше ее стоящей царской власти, но одинаково и в отношении низших слоев населения, в отношении земледельческой массы. Рост имущественного неравенства и закабаления крестьянства, на что встречаются постоянные жалобы в писаниях пророков, и представляют, по-видимому, собою прежде всего именно обратную сторону того же самого только что охарактеризованного нами процесса нарождения и развития могущественной землевладельческой аристократии.
Общинные порядки землевладения, установившиеся, по-видимому, с утверждением и распространением земледельческого хозяйства и земледельческой культуры в стране, не могли при таких условиях в течение долгого времени просуществовать в неприкосновенном виде и должны были отступить перед развитием частной собственности на землю и прежде всего, именно, перед ростом крупной земельной собственности. С течением времени земли отдельных общинников все в большей и большей степени подвергаются насильственным захватам со стороны отдельных наиболее могущественных и сильных представителей нарождающейся землевладельческой аристократии, причем в большинстве случаев эти последние не ограничиваются захватом земельных участков, принадлежащих крестьянам-общинникам, но стремятся
