Виталий Гладкий - Кишиневское направление (журнальный вариант)
Не мешкая, он снял свое белье, порвал его на бинты, как сумел промыл водой тело вокруг ран и хорошо перебинтовал спину и грудь русского солдата.
— Во-ды… — прошептал тот, не открывая глаз. — Пи-ить…
— Что? — обрадованно подскочил к нему Георге. — Чего ты хочешь? Георге в отчаянии пытался угадать, что говорит русский.
— Во-ды… Во… А-а-а… — застонал русский.
"Может, воды?" — бросился Виеру к бачку возле двери, нацедил полную кружку и, осторожно приподняв голову раненого, принялся понемногу вливать воду в запекшиеся губы. Русский глотнул раз, другой, затем жадно припал к кружке и осушил ее до дна; бессильно откинувшись на солому, он некоторое время лежал неподвижно, словно собираясь с силами, потом открыл глаза и посмотрел на обрадованного Георге.
— Где… я? — Слова прошелестели, как легкое дуновение ветерка.
— Я солдат! — ударил себя в грудь Георге. — Понимаешь, солдат. Румын я! Георге Виеру.
— Что… со мной?
— Я Георге Виеру, румынский солдат! Ру-мы-ни-я, — по слогам выговорил Георге.
— Румын… — наконец понял раненый и в изнеможении закрыл глаза. Плен…
На этот раз и Георге понял, что сказал русский, но свою радость по этому поводу выражать не стал — молча присел рядом с ним и тяжело вздохнул…
Перед обедом звякнуло окошко, и в нем показалось лицо офицера. Георге сделал вид, что не заметил его, — закрыл глаза и притворился спящим.
— Господин капитан, здесь румынский капрал, — голос охранника.
— В другую камеру, — приказал офицер.
— Некуда, — заупрямился охранник. — Полчаса назад получили новую партию, все будет забито.
— Ладно, черт с ними, — выругался офицер. — Здесь места всем хватит. Русские, румыны — все равно…
Когда за Алексеем захлопнулась дверь камеры, его тут же сжали в объятиях.
— Живой!! — Татарчук сиял от радости и гладил Маркелова, словно маленького ребенка.
— От бисови очи… — ворчал похожий на оборванца Пригода, смахивая украдкой слезу.
Степан Кучмин молча ткнулся лицом в грудь Маркелова и отошел в глубь камеры.
— Николай… плох, — негромко молвил, не глядя на старшего лейтенанта.
Ласкин, успокоенный присутствием товарищей, лежал в полузабытьи, изредка постанывая.
— Ласкин, ты меня слышишь? — склонился над ним Маркелов.
Ласкин открыл глаза и, увидев Алексея, попытался улыбнуться.
— Ко-ман-дир… — прошептал он с трудом и снова прикрыл веки.
Маркелов стиснул зубы и отвернулся, на глаза ему попался Георге, который скромно примостился в углу камеры.
— А это кто? — спросил он у Татарчука.
— Капрал румынский.
— Подсадка? — шепнул старшине на ухо Маркелов.
— Не похоже. С какой стати?
— А вот с какой… — Старший лейтенант отошел в другой конец камеры. — Идите сюда. — И рассказал разведчикам о предложении полковника Дитриха.
— Вот фашистская морда! — Татарчук даже задохнулся от ненависти. — За кого нас принимает…
— Что теперь? — пытливо посмотрел на Маркелова Степан.
— Поэтому и хотелось вас всех увидеть. Может, в последний раз…
— Э-э, нет, командир, — Татарчук упрямо тряхнул головой. — Рано хоронишь и себя, и нас. Подумаем.
— Тут и думать нечего… — Кучмин оглянулся на Георге, который прислушивался к их разговору. — Эй, парень! Подойди сюда.
— Не понимаю, — растерянно развел руками Георге.
— Что он говорит? — поинтересовался Татарчук.
— Я разбираюсь в румынском так же, как и ты, — ответил ему Кучмин. Может, знает немецкий язык?
— Поговори с ним, — поколебавшись, сказал Маркелов, решив, что терять теперь уже все равно нечего.
— О-о! Как хорошо! — обрадовался тот. — Господин знает немецкий!
— Какой я тебе господин! — возмутился Степан. — Господа нас в эту камеру посадили. Расскажи нам, кто ты и как сюда попал?
Пока Георге сбивчиво рассказывал о своих злоключениях, Маркелов, глядя на его открытое, довольно симпатичное лицо, пытался уловить в голосе хотя бы одну фальшивую нотку, но тщетно — судя по всему, капрал говорил правду.
— Нужно попытаться, командир… — горячо зашептал Татарчук. Последний шанс. Кто-нибудь из нас обязан дойти к своим, даже если для этого потребуется жизнь остальных…
Георге видел, что русские что-то задумали. Неужели попытаются бежать? Немыслимо! Охрана, пулемет на вышке, возле ворот пост… Нет, нужно предупредить! Это верная смерть!
— Послушайте! — подскочил он к Кучмину. — У вас ничего не выйдет! Георге скороговоркой выпалил свои соображения.
— Тихо! — зажал ему рот Степан. — Это тебя не касается. Сиди и молчи.
Георге забился в угол, наблюдая за приготовлениями русских.
Степан сильно застучал в дверь.
— Откройте! Сюда! Быстрее! — кричал он по-немецки.
— Кто кричал? — заглянул в окошко охранник.
— Умирает! Доктора! — вопил Степан, показывая на Пригоду, который лежал на полу, закатив глаза.
Охранник уже хотел было послать этих русских к чертям, но вовремя вспомнил строгий наказ капитана Хольтица, как следует вести себя с ними, и пошел звонить в тюремный лазарет. Доктора на месте не оказалось, и охранник, прихватив еще двоих солдат на подмогу, направился в камеру, чтобы забрать оттуда "умирающего" и отправить в лазарет — подальше от греха, пусть с ним там разбираются, а ему лишние неприятности по службе ни к чему…
Солдаты, подхватив Пригоду под руки, поволокли из камеры. Прикрыв дверь, охранник нашел ключи на связке — и вдруг услышал сзади приглушенные стоны. Он резко обернулся, попытался вскинуть автомат, но тяжелый удар швырнул его на стену, а следующий пригвоздил к полу.
— В камеру их, живо! — скомандовал Маркелов при виде трех неподвижных тел. — Переодеваемся!
Георге с восхищением смотрел на Пригоду, который сторожил у приоткрытой двери с автоматом в руках: вот это силища!
— Быстрее, быстрее! — поторапливал Маркелов. — Свяжите их покрепче, показал в сторону все еще не пришедших в себя немцев. — Все готовы? Уходим!
— А я?! — вдруг опомнился Георге Виеру. — А меня?! Возьмите, товарищи… — перешел он на немецкий язык, — я их ненавижу! — запальчиво выкрикнул Георге. — Возьмите…
— Пусть идет, — коротко бросил Маркелов. — Некогда препираться. Похоже, парень хороший. Думаю, ему есть что нам сообщить.
В караульном помещении сидел солдат и сам с собой играл в шахматы, при виде разведчиков он безмолвно поднял руки…
Пост у входа в бывшую казарму пехотного полка, переоборудованную гитлеровцами в тюрьму, сняли без особого труда. Теперь уже все переоделись в немецкую форму.
Оставалось самое сложное и опасное препятствие: пулеметная вышка возле забора, с которой хорошо просматривался казарменный плац, теперь тюремный двор.
— Командир, я пойду, — Татарчук решительно надвинул каску на лоб и шагнул к входной двери.
— А я подержу пулеметчика на прицеле, — рассудительный Кучмин сменил рожок и, передернув затвор, выжидающе посмотрел на Маркелова.
— Идите… — Маркелов с сожалением вздохнул — без стрельбы вряд ли обойтись. А ведь всего лишь в сотне метров от тюрьмы, как удалось узнать у захваченных охранников, — казарма тюремной охраны. И постарайся, старшина, поаккуратней…
— Я что, — улыбнулся Татарчук, — его, — кивнул головой в сторону пулеметчика на вышке, — попросить нужно, чтобы вел себя смирно. Пойдем, Степа…
— Стоп! — Маркелов прислушался. — Все назад!
К входу в здание тюрьмы подъехал "опель", за рулем сидел капитан Хольтиц. Выйдя из машины, он торопливо взбежал по ступенькам и пошел по узкому тамбуру, который вел в коридор. Маркелов выскочил из-за угла и резким, сильным ударом локтя в челюсть сбил Хольтица.
Пригода подошел к поверженному немецкому контрразведчику и в удивлении воскликнул:
— Та цэ ж тот самый часовой, що за намы прыглядав!
— Хорошая птичка к нам припрыгала, — Татарчук с удовлетворением смотрел на Хольтица, который уже пришел в себя. — Командир постарался…
— Капитан Хольтиц! — Маркелов с помощью Кучмина поставил немца на ноги. — Вы меня слышите?
— Д-да… — выдавил тот из себя и, собравшись с силами, стал ровно, высоко вскинув голову.
— Где наша рация? Отвечайте!
Молчание.
— Отвечайте, Хольтиц, иначе нам придется вас ликвидировать.
Хольтиц никак не прореагировал.
— Хольтиц, мы вам сохраним жизнь, если получим рацию. Где она?
— Не скажу! И плевать мне на ваши угрозы и посулы! Никто из вас отсюда не выйдет живым. Никто!
— Шлепнем гада. — Кучмин вытащил нож…
Хольтиц, крепко стиснув губы, отвернулся. "А ведь ничего не скажет, думал Маркелов, глядя на него. — Но что же делать?" Решение пришло неожиданно.
— Машина!…
Татарчук понял его с полуслова.
— Придется позаимствовать вашу одежду, капитан Хольтиц… — с иронией глядя на побледневшее лицо немца, сказал Маркелов.
