Джек Коггинс - Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы
Надо отметить, однако, что в мотивации пилотов-камикадзе не было ничего от боевого безумия или внезапного отчаяния. Их решение, напротив, представляло собой совершенно хладнокровный поступок. Они принимали свое решение на добровольной основе (лишь ближе к концу войны некоторые отправлялись в порядке дисциплины), проходили особую подготовку, порой некоторое время ожидали окончательного приказа, но даже тогда они часто отзывались, чтобы дождаться более благоприятных обстоятельств.
Моральное напряжение человека в подобных обстоятельствах едва ли можно себе представить, и все же из последних писем домой этих людей можно видеть, что они шли к своему неизбежному концу спокойно и хладнокровно, поддерживаемые религией и своей верой в то, что их самопожертвование может помочь спасти страну и обеспечит им место в ряду бессмертных героев Японии. Приведем еще одну цитату из «Божественного ветра»: «Вникая в отношение этих людей к предстоящему им, надо помнить, что они смотрели на самоубийственную атаку на врага только как на часть своего солдатского долга… «Когда мы стали солдатами, мы вручили свою жизнь императору. Когда мы поднимаемся в небо, то делаем это с твердой уверенностью в том, что тем самым мы помогаем громить врага. Мы нарушим свой долг, если будем думать иначе. Поэтому слова «особая атака» — не более чем просто название. Тактика, будучи несколько необычной по своей форме, представляет собой лишь другой путь для выполнения нашего воинского долга…» Эти полеты были для них обычным делом. В ходе их не было места ни театральной неестественности, ни истерике. Все было только исполнением долга».
Эти письма представляют собой странную смесь мистицизма, милитаризма и обожествления императора, столь чуждую западному мышлению и характеру выражения чувств и мыслей. Большинство таких писем принадлежит спешно подготовленным офицерам запаса, получившим образование в колледжах и университетах; в письмах рядовых и простых пилотов военно-морской авиации мы видим более приземленное восприятие.
В одном из таких писем мы читаем: «Словами невозможно выразить мою благодарность моим любимым родителям, которые растили и заботились обо мне вплоть до моей зрелости, чтобы ныне я смог хотя бы в небольшой степени оправдать ту честь, которую его императорское величество оказал нам».
Другое письмо, написанное младшим лейтенантом военно-морской авиации, завершается почти поэтическими строками:
«Сколь великолепна будет «особая атака» нашего подразделения, которое на своих машинах устремится на врага! Нашей целью будет авианосец противника. К нам приехали кинооператоры, чтобы запечатлеть нас для истории. Возможно, что вы сможете увидеть меня в киноновостях.
Нас 16 пилотов, которые поведут свои самолеты на врага. Да будет наша смерть столь же мгновенной и чистой, как исчезновение кристалла!
Написано под Манилой накануне вылета.
Исао
P. S. Паря в небе над южными морями, нам предстоит выполнить почетнейшую миссию — умереть, став щитом для его величества. Лепестки цветов сакуры искрятся, когда, облетев и кружась, они опускаются на землю».
КОНЕЦ ИЗОЛЯЦИИ
Японцы порой поступают так, словно они являются жертвами тяжелейшего комплекса неполноценности. Если это впечатление верно, то объяснить ситуацию можно только тем, что страна лишь в относительно недавние времена стала открываться западной цивилизации, которую они внутренне презирают, но вынуждены во многом ее копировать.
Средневековая Япония имела довольно значительные связи с Китаем и Кореей, а время от времени изрядно вмешивалась в корейские дела. В 1592 году под предводительством знаменитого полководца Тоёгоми Хидэёси было предпринято успешное вторжение в Корею, которое повлекло за собой и военные столкновения с китайцами. Кампания закончилась уходом японцев из Кореи. Первые пришельцы с Запада появились в Японии впервые в 1542 году, когда занесенный сюда морской бурей португальский корабль, сбившись с курса, бросил якорь у острова Кюсю. Торговые миссии встретили здесь довольно хороший прием, а вместе с ними появились и священники; первым миссионером (1549) стал знаменитый Франсис Ксавьер. Новая религия довольно прочно обосновалась на Кюсю. По сообщениям миссионеров, в 1582 году в христианство было обращено 150 000 местных жителей, в том числе много влиятельных аристократов. Хидэёси беспокоило все больше и больше растущее влияние иезуитов, поэтому он ввел ряд запретительных мер против них. Однако японская торговля с Португалией была весьма выгодна для местного общества, гак что меры эти мало что дали. Появление же конкурировавших с иезуитами испанских францисканцев (1593) и растущие опасения (не всегда безосновательные), что миссионеры только торят дорогу для иностранной интервенции и вторжения, побудили японского правителя принять меры против христиан.
В 1600 году в Японии появилось голландское судно, штурманом на нем был англичанин Уилл Адаме, сумевший снискать расположение сёгуна, который приблизил его к себе. Адаме жил в Японии до своей смерти в 1620 году. Голландцы получили право торговли с Японией (1605), а несколько лет спустя такие же права были дарованы и англичанам. Но в глазах сёгуна интриги миссионеров перевесили преимущества внешней торговли, и исповедование христианства было запрещено под страхом смерти. Всем испанцам (источнику большей части всех бед) было приказано покинуть страну, вскоре за ними последовали и португальцы (1639). В 1636 году вышел указ о запрещении всем жителям Японии и всем японским судам покидать пределы страны и строить суда для океанского плавания. Английская компания (с весьма слабым руководством) сдалась и покинула пределы страны (1632), тогда как голландцам было отведено пространство в 300 квадратных шагов (так в тексте. — Пер.), где они и осуществляли торговые операции в течение более чем двухсот лет под строжайшим и унизительным контролем местных властей.
Во времена правления последующих сегунов огромного клана Токугава Япония, за исключением небольшого ручейка товаров и информации, получаемых через голландцев, была изолирована от всего остального мира. Все попытки открыть страну для торговли отклонялись. Четверо коммерсантов из торговой миссии в Макао и пятьдесят семь их торговых партнеров в Японии были обезглавлены по приказу сёгуна. Тринадцать коммерсантов были высланы из Японии с напутствием: «Лучше и не думайте о нас, как будто нас больше нет на свете». Все другие торговые представители, пытавшиеся установить деловые отношения. встретили столь же твердый, хотя и не такой кровавый, отказ. В течение более чем двух столетий островная империя оставалась недоступной веяниям времени, окруженная флером загадочности, а за это время в Европе эра меча и религиозных войн уступила место эпохе философов и зарождению прав человека, а затем и веку механики. Это был мир парового двигателя, электричества, телефона и телеграфа, заводов и фабрик, нарезных мушкетов и народною просвещения, который в конце концов и разрушил барьеры, возведенные много десятилетий назад.
Конец изоляции был неизбежен. Все больше и больше иностранных судов, в большинстве своем китобоев, бороздили моря вокруг Японии. Все чаще и чаше возникали контакты по житейским вопросам, вроде заправки свежей водой и ухода за матросами потерпевших крушение судов. Правители Японии знали о растущей силе и влиянии европейцев, они получали сведения об обосновавшихся в Гонконге британцах и об открытии в соответствии с договором китайских портов. По стране расходились приводящие в трепет слухи об иноземных дьяволах. Иностранные суда видели уже совсем близко от берегов, и неизбежность их высадки на побережье страны была отражена в «Песне о черном корабле»:
Темной ночью сквозь туман и дождьЧерный корабль прокладывает путь себе.Чужое судно дьявольского видаБесшумно скользит по серой воде.
В трюме его — командаС наводящей ужас наружностью.Стоят наготове у своих орудийСотни мрачных воинов в красном.
Подобная поэзия отнюдь не воодушевляла население страны, в которой вряд ли один из 100 000 человек видел когда-либо в своей жизни иностранца.
Ни в какой другой стране культ меча не достигал такого масштаба, как в древней Японии. Именовавшееся «Душой самурая» оружие (Ниппон-то) было предметом почитания, а оружейники, изготовлявшие мечи, считались художниками высочайшего уровня. Уникальные клинки представляли собой комбинацию мягкого железа и/или нескольких сортов стали — заготовка клинка многократно проковывалась. складывалась и сваривалась, пока не становилась состоящей из тысяч различных слоев металла. Поскольку меч был прежде всею рубящим оружием, образование его острого режущего лезвия (якибы), становилось самым важным этапом его изготовления. Весь клинок, за исключением лезвия, покрывался смесью глины, песка и древесного угля, затем нагревался и охлаждался в воде. Затем следовали шлифовка, полировка и заточка. Закаленное лезвие, светившееся перламутровым блеском на полированной стали клинка, было чрезвычайно твердым, тогда как обушок его оставался мягким и достаточно эластичным, чтобы противостоят!. самому сильному улару (если бы тело клинка было таким же твердым, как и его лезвие, то меч был бы хрупким). Клинки знаменитых мастеров (которые ставили свое клеймо на хвостовике), некоторые из них датируются IX веком и столь ценны, что редко какие-то из них покидают пределы страны. Ниппон-то подразделяются на четыре категории: Ка-то, истинной древности; Син-то. откованные два-три века назад; Синсин-то, произведенные совсем недавно; и Гун-то, или «казенное имущество», произведенные в массовых количествах для вооруженных сил в годы Второй мировой войны (последние имеют серийные номера)
