Евгений Коковин - Солнце в ночи
Глава десятая
УДАР, ОТВЕТНЫЙ УДАР И ВЫСТРЕЛ
Когда Крейц и Санко подъехали к берегу, шлюпка с "Эдванса" ожидала их. Еще утром начавшийся ветер усилился. Океан потемнел, и кое-где на крутых волнах закипали белесые гребешки. По песчаным отмелям бродили чайки. Это было верной приметой для Санко: будет шторм. Санко решил остаться на берегу и подождать, пока Крейц съездит на яхту и привезет все, что ему нужно, и обещанные краски. Крейц стал уговаривать Санко сопровождать его на судно. - Будет шторм, - возразил Санко. - У меня олени. Шторм будет большой и долго. Мне нельзя ехать. - Ты боишься шторма? - насмешливо спросил Крейц, думая сыграть на самолюбии ненца. - Но ведь ты, говорят, самый смелый здесь. Если ты не поедешь, я не дам тебе краски. Санко не боялся океана в любую погоду. На легкой лодчонке он один выезжал далеко в открытое море и охотился. Но сейчас ехать он упорно отказывался: - Мне нельзя ехать. Санко не боится шторма, у Санко олени. Вначале Крейц был ласков с молодым ненцем, но в голове его уже родился дьявольский план. Он решил заманить Санко на "Эдванс" и увезти в Европу. Ему очень хотелось заполу-чить заполярного жителя - это сулило большие выгоды на выступлениях: человек, питающийся сырым мясом и горячен кровью, человек, носящий шкуры и без промаха стреляющий из лука. Решительный отказ юноши расстраивал планы Крейца. Но он не отчаивался. Что стоит обмануть этого дикаря! Крейц достал фляжку и маленький стакан. Он налил в стакан виски. Но Санко пить не стал. Хитрость Крейца не удалась. В это время подошли матросы, приехавшие с "Эдванса". Они с удивлением рассматривали Санко и его необычную одежду. - Ты поедешь со мной! - крикнул рассерженный Крейц, передал фляжку и стакан одному из матросов, а сам захватил Санко за рукав малицы. Санко почувствовал недоброе. Зачем этому человеку нужно, чтобы Санко обязательно ехал на судно? Ведь Санко обещал ждать его, а он без особой нужды никогда никого еще не обманывал. Крейц пытался потянуть ненца в сторону шлюпки, но Санко вырвался и отскочил. Он весь напрягся и выжидал, зорко следя за Креицем. Разъяренный своей неудачей, Крейц бросился на ненца и кулаком ударил его по голове. - Я тебя заставлю ехать! - в ярости заорал он, пытаясь еще раз схватить Санко, запугать его. Капюшон малицы смягчил удар, но все-таки это был удар, оскорбительный для юноши. - Ребята, - закричал Крейц матросам. - Помогите мне! Ничего не понимающие матросы, ухмыляясь, двинулись к ненцу. Но Санко стремительно отбежал на несколько шагов и схватил с земли увесистый камень. Не раздумывая, он размахнулся и с силой метнул камень в Крейца. Удар камнем пришелся в плечо иностранцу, и тот, взвыв от боли, упал навзничь на песок. Не дожидаясь, пока матросы приблизятся к нему, Санко выхватил нож и угрожающе взмахнул им. Матросы остановились в нерешительности. Они совсем не ожидали от этого странного, неуклюжего в своей нелепой одежде дикаря такой стремительности и ловкости. В несколько прыжков Санко достиг прибрежной сопки, обернулся и еще раз погрозил иностранцам ножом. Он увидел, что Крейц уже вскочил и схватился за ружье. В тот момент, когда Санко повернулся, чтобы прыгнуть вниз, прогремел выстрел и пуля обожгла его шею, пробив капюшон малицы. Но Санко словно не заметил боли, добежал до упряжки, бросился на нарту и гикнул. Крейц и матросы неторопливо поднялись на сопку в надежде найти на ней убитого или раненого ненца. Но велико было их удивление и злоба, когда они увидели быстро удаляющуюся упряжку. Взбешенный новой неудачей, Крейц еще раз вскинул ружье. Однако в озлобленности он торопился и нервничал, а нарта прыгала на кочках и была трудной мишенью. Расстояние же между преследователями и упряжкой все увеличивалось. Результата второго выстрела иностранцы так и не узнали. Олени еще быстрее понесли нарту. - Нужно было стрелять по оленям, - с запозданием оказал один из матросов. - Тогда и этого дикаря взяли бы живым. Конечно, олень более удобная цель. Убитый, он задержал бы упряжку, но Крейц своевременно не подумал об этом. Преследовать ненца было бесцельно. Крейц, обозленный до предела, ничего не сказал матросам и пошел к шлюпке. Плечо ныло и напоминало о провале так заманчиво задуманного плана. - Я его или убью или захвачу с собой и приручу, как собаку, - сжимая кулаки, бормотал он. Нужно было торопиться, потому что шторм надвигался, волны становились все яростнее, а "Эдванс" все-таки находился в четырех милях. Сегодня вернуться на остров нечего было и думать. Да Крейц к тому же устал, был озлоблен и хотел спать. Но завтра он снова поплывет на берег и добьется своей целя. Если Санко убит, он захватит другого туземца. Упряжка мчалась по направлению к стойбищу. Теперь Санко был уже в безопасности. Иностранцы не только не могли бы его догнать, но им вообще трудно было пробираться по заболоченной весенней тундре. Успокоившись, Санко почувствовал саднящую боль и липкость крови, струящейся по шее. Он остановил оленей и сбросил малицу. Пуля лишь ободрала кожу, но все-таки это уже была кровь. Санко вырвал клок ягеля1, очистил его и приложил к царапине. Потом прижал ягель плечом, снава лег на нарту и погнал оленей. "Не такой он всемогущий, если не мог убить меня, - подумал юноша. - Но на острове находятся еще два иностранца, с которыми уехал Степан Ардеев. Значит, судно не уйдет. Значит, будут еще встречи!" Подъехав к стойбищу, Санко и виду не показал, что с ним что-то случилось. Не распрягая на всякий случай оленей, он незаметно сменил на ранке ягель и молча влез в чум. Отец спал на шкуре, широко разбросав руки. Мать сидела у огня и оленьей жилой шила тобоки2. Санко закурил маленькую трубку и тоже прилег. Спать ему не хотелось. Хотелось просто так спокойно полежать и обдумать все, что произошло. Вот если бы здесь был Григорьев! Что бы он оказал, расскажи ему Санко о своем столкновении с Крейцем? Можно бы уговорить отца сняться со стоянки и уйти глубже в тундру. Все другие ненцы последуют их примеру. А снявшись, захватить палатку иностранцев и все, что в ней спрятано. Но Санко понимал, что сейчас этого сделать нельзя. Крейц приедет на берег и вернутся со Степаном Ардеевым два иностранца. Если уехать, Степану тогда несдобровать. Но ведь и иностранец не простит Санко Хатанзею удара камнем. Что произойдет при их новой встрече? Ничего, у Санко тоже есть ружье и он сумеет за себя по стоять. Рыже-серый иностранец не страшнее белого медведя. Да он и не посмеет притронуться к Санко при всех ненцах стойбища. Иначе будет война! Нет, тот иностранец не бог. Он все лжет, хотя и умеет дышать огнем. Даже небесного, невидимого, большого Нума нет. Его придумали шаманы. Так говорил Григорьев. А Санко верит Григорьеву больше всех. Деревянного божка можно даже сжечь. Шаманов можно изгонять из стойбища. Так и делали иногда ненцы с деревянными божками и шаманами, если были ими недовольны. Когда Григорьев несколько раз видел, как ненцы жгли богов и однажды выгнали шамана, он смеялся и говорил: "Хорошо! Правильно!" - Пусть отец хранит божка, отец старый, - говорил Григорьев. - А ты не верь! Это простые палки, которых мы с тобой можем наделать сколько угодно. У наших, у русских, тоже есть свои боги, только они нарисованы на досках. И таких богов я на рисовать могу тоже сколько угодно. Того рыже-серого иностранца, который приехал с Большой земли и называет себя всемогущим, можно убить, если он вздумает делать плохо ненцам. Размышляя так, Санко успокоился и незаметно уснул. Во сне он увидел Григорьева. Художник сидел в их чуме и рассказывал Санко о Большой земле. Проснувшись, Санко подумал, что, наверное, Григорьев действительно теперь уже приехал и ищет их стойбище или ожидает его, Санко, на берегу океана. И Санко снова решил ехать к берегу.
Глава одиннадцатая
"РАЗЫЩИТЕ САНКО ХАТАНЗЕЯ!"
Встреча старшего лейтенанта флота Чехонина и художника Григорьева в Морской слободе была единственной и короткой. На погоны художник Григорьев всегда почему-то смотрел с некоторой неприязнью. Но Чехонина, известного путешественника и исследователя, которого знал весь ученый мир, Григорьев обожал. О Чехонине говорили и писали за границей больше, чем в России. О нем с уважением отзывались Нансен и Свердруп1... Григорьев был скромен и не без робости подошел к Чехонину. Известный путешественник, испытавший многие превратности судьбы, относился к незнакомым людям, как он считал, с необходимой недоверчивостью. Встреча произошла на улице. - Господин Чехонин... - Да, - ответил Георгий Павлович и подумал: "Наверное репортер. Хочет интервью для очередного скандала". Чехонин любил газеты и сам охотно писал по просьбе редакций. Но он негодовал, когда репортеры перевирали его мысли или, еще хуже того, писали то, что было прямо противоположи его думам и замыслам. - Извините, господин Чехонин, - тихо оказал Григорьев. - Вы отправляетесь в полярное плавание. Скажите, пожалуйста вам не придется быть на острове Новом? - Не знаю, - Чехонин испытующе посмотрел художника в глаза. - А почему вас интересует именно остров Новый? - Прошу вас, не откоситесь ко мне с подозрением, - Григорьев просительно улыбнулся. - Все очень просто. Дело в том, что я прожил на острове Новом целый год. Там у меня есть очень хороший друг. Я обещал приехать на Новый, но это мне не удастся. Если вы попадете на Новый, лучшего проводника чем молодой Санко Хатанзей, вы не найдете. Не согласитесь ли вы передать ему вот эту небольшую посылочку и письмо? Здесь краски и карандаши. Санко Хатанзей очень любит рисовать. Если же вы не зайдете на Новый, ничего страшного не будет. Никакой особой ценности краски не составляют. Чехонин, поначалу думавший поскорее отвязаться от незнакомца, теперь внимательно слушал его. В то же время он торопился. - Я с удовольствием выполню ваше поручение, - сказал он и взял из рук Григорьева сверток и конверт. - Может быть мы еще сможем встретиться? Интересно, как вы жили и что видели на острове. - К сожалению, я через два часа уезжаю на этюды. Но если будете на Новом, обязательно разыщите Санко Хатанзея. Он будет вам очень полезен. До свидания, господин Чехонин! - Григорьев откланялся. - Честь имею! - Чехонин приложил руку к козырьку. На этом и закончился их разговор. Теперь, когда "Святая Ольга", преодолев огромный путь по Ледовитому океану, подходила к острову Новому, Георгий Павлович вспомнил о просьбе художника. Да, конечно, этот Санко Хатанзей может оказаться полезным для экспедиции. Нужно его обязательно разыскать! Шторм уже смирялся. "Оправдается ли сообщение из Петербурга? - думал Чехонин. - И какого типа иностранное судно направлялось к острову Новому? Под каким флагом? С какой целью?" Чехонин не знал, что яхта "Эдванс" еще до шторма подошла к берегам острова Нового. Капитан Феликсов решил вначале углубиться открытым морем на восток и приблизиться к острову юго-востока. Этот путь был ему немного знаком. Кроме того подходы с юга и юго-запада изобиловали мелями, очень приблизительно отмеченными на карте. Потому моряки "Ольги" не могли видеть стоявшего на рейде "Эдванса". На Севере морские заливы называют губами. Но Белушья губа, где "Ольга" отдала якоря, совсем не походила на залив. Непрестанно бросая лот, шхуна с немалым риском прошла между песчаными отмелями, едва виднеющимися из-под воды. И все-таки капитан Феликсов называл это местечко губой - Белушьей губой. Так оно было обозначено и на карте. - Для первой разведки мне потребуется дня три, - сказал Чехонин капитану. - За это время вы сможете привести судно в порядок. Погода, кстати, устанавливается. Со мной поедут Иванов и Холмогоров.
