Александр Насибов - Долгий путь в лабиринте
Тот, что был впереди, вышел на поляну. Оглядевшись, остановился возле поваленного бурей дерева, достал из кармана щепоть махорки, стал сворачивать папиросу.
Минуту спустя приковылял Ревзин, почти упал на зеленый от плесени ствол, осторожно вытянул больную ногу.
- Аж взмок, - проговорил он, с трудом переводя дыхание. - Ступня ни к черту.
Спутник был занят тем, что добывал огонь кресалом. Наконец трут затлел.
Ревзин тоже скрутил цигарку.
Время от времени Ревзин поглядывал на спутника. Тот сидел вполоборота, заложив ногу на ногу.
- Версты четыре прошли? - не меняя позы, вдруг спросил спутник.
- Пожалуй, больше будет.
- Хоть кричи, не услышат. Хоть стреляй, а?
- Не услышат, - подтвердил Ревзин. - Глухомань, помощи ждать неоткуда.
- Вон как, - проговорил собеседник.
Он медленно повернул голову. Их глаза встретились, и Ревзину стало не по себе.
- Ты иди, Лелека, - вдруг сказал Ревзин, хотя секунду назад и не думал об этом.
Спутник молчал.
- Иди, - повторил Ревзин и закашлялся. - Один выбирайся. А я сам. Сам как-нибудь. Отлежусь малость и двину... Иди же, не медли!
Лелека глядел на сидящего рядом с ним беспомощного человека пристально, не мигая. Но вот лицо его дрогнуло, губы сложились в улыбку:
- Тебя не оставлю.
Он затоптал окурок, помог Ревзину встать.
Не видел Ревзин, как, поддерживая его левой рукой, Лелека правую сунул себе за пазуху, осторожно вытянул револьвер.
Это был офицерский наган-самовзвод. Ствол револьвера уперся в спину чекиста, точно под левой лопаткой.
Тут же ударил выстрел.
Убийца постоял, прислушиваясь.
- Вот и все, дорогой товарищ, - пробормотал он, последний раз оглядев распростертое на земле тело, спрятал оружие и шагнул в чащу.
3
Вдоль лесной опушки тянулся кустарник - такой плотный, будто лес специально отгородился им от бескрайней степи. Пробираться в этих зарослях было очень трудно. Поэтому Шагин шел впереди и прокладывал дорогу. За ним осторожно двигалась Саша.
Было сыро, безветренно, тихо. Пахло стоячей водой, тиной - в стороне простиралось большое болото, его-то и обходили путники.
Внезапно Шагин замер, сделал Саше знак остановиться.
- Выстрел? - сказал он. - Ты не слышала?
- Где-то там, - Саша показала рукой. - Недалеко, не более версты.
- Из револьвера, мне кажется.
- Точно. Надо бы взглянуть, Андрюша.
- Погоди, я мигом!
- Возьми-ка. - Саша протянула наган. - Будь осторожен.
Шагин скользнул в кусты.
Придерживая подвязанный под платьем портфель с драгоценностями, Саша неуклюже опустилась на колени, нашарила рукой местечко поудобней и с наслаждением привалилась спиной к толстому трухлявому пню. Пройдено совсем немного, но тяжелая ноша уже порядком утомила.
Саша взглянула на небо, пытаясь определить время. Видимо, далеко за полночь: луна миновала зенит, мрак сгустился. Вот и легкий ветерок прошелестел высоко в кронах деревьев - верный предвестник приближающегося рассвета.
Она задремала.
Очнулась, когда в лесу было почти светло. Рядом неподвижно стоял Шагин.
- Ревзин, - глухо сказал он.
- Убит?! - вскричала Саша.
Шагин кивнул.
- Кто убил?
- Не знаю...
Саша поднялась на ноги:
- Идем к нему!
Чекист Григорий Ревзнн лежал ничком, разбросав руки в стороны. Будто очень устал и прилег отдохнуть.
Саша опустилась на колени возле погибшего. Шагин пальцами коснулся бурого пятна на левой лопатке Ревзина.
- Гляди, били в спину, в упор, рубашка обожжена. - Он посмотрел на Сашу. - Тебе не кажется странным? Он же не один был. С товарищем шел. А кто-то подкрадывается сзади, стреляет. И тот, второй, не помешал убийце. Даже не ответил выстрелом на выстрел. Вот как все неправдоподобно.
- Кто шел с Гришей?
- Не знаю. Люди сами разбивались на пары, кто с кем хотел... Ну, это мы выясним!
Шагин перевернул труп на спину, осмотрел карманы одежды Ревзина. Они были пусты. Осторожно поднял твердый от подсыхающей крови подол рубахи убитого. На животе поблескивал засунутый под брючный ремень никелированный кольт.
Коротко вскрикнула Саша. Она показала на ноги Ревзина. Левая лодыжка сильно распухла, была иссиня-черной.
Теперь стало понятно, почему возле убитого валяется длинная палка.
Шагин мысленно нарисовал картину случившегося. Ревзин повредил ногу, стал хромать. Подобрал где-то посох, но все равно двигаться было трудно. Напарник ушел вперед. И тогда к отставшему подкрался враг... Все ясно. Все, кроме одного: как же тот, кто был впереди, не слышал выстрела, не поспешил на выручку товарищу? А может, вернулся, но убийца уже успел скрыться?..
Те же вопросы задавала себе и Саша.
Снова пущен был в дело австрийский штык. Григория Ревзина похоронили.
Шагин сунул кольт под приметный камень, штык забросил в кусты, последний раз огляделся, чтобы лучше запомнить место.
- Клянусь, что найду убийцу! - сказал он. - Найду и сам его расстреляю!
4
На рассвете Лелека вернулся в город, прокрался по улицам, стараясь не попасться на глаза бандитским патрулям.
Вскоре он звонил у дверей дома врача Станислава Белявского, звонил требовательно, властно.
Горничная не хотела впускать незнакомца, но Лелека отстранил ее и вошел.
Минуту спустя появился хозяин. Он был в смокинге - веселый, раскрасневшийся, с сигарой в зубах.
Лелека невольно взглянул на большие часы, занимавшие весь угол комнаты.
- Удивлены? - воскликнул Белявский. - Конечно, конечно, раннее утро, а я уже! - Он щелкнул себя по горлу.
- Когда же успели? - Лелека оглядел собеседника.
- Все очень просто. Мы со Стефанией провели последние дни, так сказать, в добровольном изгнании. В родные пенаты вернулись только вчера вечером. И сразу нагрянули гости. Они и сейчас здесь!
Лелека только покачал головой.
- Не одобряете? - Белявский упал в кресло, сделал попытку раскурить погасшую сигару. - А я хотел предложить... Идемте к ним! Коньяк, пунш. Весело, черт возьми!
- Коньяк, пунш... Я не спал двое суток. - Лелека сделал паузу. Ну-ка, несите мой куш.
Белявский перестал возиться со спичками, швырнул в угол обслюнявленную сигару и расхохотался:
- О, это не так просто!.. Я хотел сказать: они не здесь, не в этом доме. Спрятаны, и притом довольно далеко, так что сегодня мы...
- Хорошо! - Лелека встал с кресла. - Тогда я отправляюсь к Харитону Базыкину.
- О-ля-ля! - Врач раскурил новую сигару, выпустил густой клуб дыма. - Молодой человек должен знать: до Базыкина еще надо дойти!
- Что вы хотите сказать?
- Дом Базыкина в двух верстах отсюда. И на каждом углу патрули, караулы...
- Базыкин у вас!
Лелека сказал это неожиданно для самого себя и почувствовал, что попал в точку.
- Да, у меня, - пробормотал Белявский. - Только кому он поверит своему доверенному врачу или большевику, чекистскому комиссару, которого весь город знает как...
Он не докончил. Гость схватил его за грудь, рванул с кресла.
Но отворилась дверь. Через порог шагнул краснолицый грузный мужчина, в расстегнутом кителе с полковничьими погонами, с бокалом в руке.
- Господа, - сказал он, тяжело ворочая языком, - позвольте мне, господа... - И вдруг закричал: - Лелека? Костя Лелека, сукин ты сын!
На глазах у ошеломленного Белявского сотрудник ЧК и командир казачьего белогвардейского отряда, самого крупного из тех, что минувшей ночью ворвались в город и стали его полновластными хозяевами, кинулись друг другу в объятия, что-то кричали, целовались, обнимались снова.
Потом казачий полковник ринулся в комнаты, таща за собой "чекиста". Но Лелека вырвался, зашептал ему на ухо.
- Вон оно что, - пробормотал полковник, удивленно качая головой. - Ты, брат, оказывается, и вовсе ловкач. - Он обернулся к хозяину дома: - Иди-ка, Станислав, в гостиную: я друга встретил, у нас разговор.
Белявский понимающе закивал, исчез за дверью.
- Там я нахожусь уже год, - сказал Лелека, продолжая конфиденциальную беседу. Он тонко улыбнулся. - Рекомендация самого Александровича1.
1 В декабре 1917 года по требованию нескольких членов Совнаркома - левых эсеров Александрович был введен в состав ВЧК в качестве товарища (заместителя) председателя.
- Погоди, погоди, но ты никогда не был эсером!
- Тем более левым, - подтвердил Лелека, улыбаясь.
- И Александрович знал об этом?
- Он все знал.
- На кого же ты работаешь, Константин, чей хлеб ешь, как дошел до жизни такой?
- На себя работаю. - Лелека гордо выпрямился. - На себя, чтобы ты знал, Черный, только на самого себя, и ни на кого другого!
- Трудно приходится?
- В моей жизни легкого никогда не встречалось. Все в трудах и заботах.
- Так иди ко мне.
- Хватил! - Лелека презрительно скривил губы.
Но вот изменилось выражение его лица. Будто родилась новая мысль. Он испытующе оглядел собеседника, будто боролся с какими-то сомнениями. И вдруг спросил:
