Эмиль Мань - Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII
Обычно преступники собирались в группы, более или менее многочисленные. К примеру, банда, которая именовала себя просто «Красными» («Rougets»), или «Красными Плащами», действовала как в самом Париже, так и в его окрестностях, и в провинции. По слухам, главарем этой банды был некий господин Карфур, бывший контрабандист из области, примыкавшей к Пиренеям, свирепый разбойник, столь же ловкий и хитрый, сколь и отважный, прославившийся тем, что сеял ужас своей жестокостью повсюду, где появлялся. Шайка «Ослов» («Grisons») объединяла людей, всегда одетых в серое; «Султаны» ходили в шляпах с полями, с одной стороны приподнятыми кверху, а с другой – украшенными перьями, – две последние банды пользовались такой же мрачной репутацией, как и первая. Еще одна – выбравшая себе имечко «Убийцы из предместья Сен-Жермен» – в течение очень долгого времени буквально терроризировала жителей левого берега Сены, а близ Сенных ворот, соседствовавших с Новым мостом, процветала – правда, стараясь держаться поскромнее, – целая воровская республика, владевшая на реке двумя баржами, затерявшимися среди кишевших там прочих транспортных средств. Но именно на этих двух баржах заседали правительство и суд преступного сообщества. Квартал Марэ, предместья Тампль, Сен-Марсель и Монмартр также предоставляли убежища шайкам воров и бандитов.
Члены этих банд говорили на своем, непонятном никому языке, носившем название «narquois» («лукавый») и представлявшем собою некий вид арго только для посвященных. Они селились в домах с двумя выходами, один из которых всегда вел в лабиринт самых глухих и запутанных улочек, благодаря чему преступники легко уходили от любой облавы. Они находили себе сообщников для грязных дел среди подозрительных личностей, державших трактиры, меблирашки, кабачки, курительные заведения сомнительного свойства, и те служили бандитам когда часовыми, а когда и вербовщиками. Евреям-старьевщикам прихода Святого Евстафия, профессиональным скупщикам краденого, они сбывали свою добычу, сбрасывая ее в подвалы при лавках этих «коммерсантов» через специально открытые для «приема товара» окна.
Не было в XVII в. города менее надежного и более опасного для жизни, чем Париж, даже в годы гражданского мира, а уж тем более – по вполне понятным причинам – в периоды, когда его сотрясали политические бури. Это достоверный факт. Днем и ночью в любом квартале на любой улице хозяйничали воры, мошенники, шулера. Днем выходили на работу одни категории – главным образом мелкие воришки-карманники и профессиональные охотники за кошельками, виртуозно их срезавшие. Эти последние отличались особой ловкостью рук и быстротой ног. Одевшись подобающим случаю образом, или почтенными буржуа, или знатными персонами, они невольно вызывали к себе безотчетное доверие: уж очень прилично выглядели, уж очень достойно себя вели. Такой несложный маскарад позволял им органично влиться в любую толпу, примкнуть к любой группе. Они появлялись в церквах во время мессы, могли принять участие в крестном ходе, с торжественными лицами стояли среди паствы на благодарственном молебне, слушая Те Deum… Они находились среди зрителей, наблюдавших за россыпью огней фейерверков на Гревс-кой площади, за «выходом на сцену» послов или легатов на улице Сент-Антуан… Они наводняли рынки… Они прогуливались перед ярмарочными балаганами в Сен-Жермене и в Сен-Лоране… Они увеличивали на Новом мосту аудиторию, хохочущую над шутками всякого рода балагуров или внимавшую пророчествам всякого рода шарлатанов… На любом перекрестке они неизменно останавливались рядом с теми, кто читал афишки… На горе окружавшим их простакам! Тщетно эти бедняги, когда их покидала минутная рассеянность, рылись по карманам и ощупывали пояса в поисках кошельков, тщетно пытались понять, куда же делась золотая цепь, вот только что висевшая на шее. Плакать было поздно, жаловаться некому.
Профессиональные воришки только и жили за счет таких вот дурачков. Другие мошенники, следуя примеру этих притворных праведников, придумывали и другие способы облапошить простофиль. Некоторые получали прибыль от азартных игр. Каждый день они изыскивали новую возможность завлечь в какой-нибудь притон встреченного ими у здания Парламента (высшего королевского суда) юнца или даже вполне солидного дядьку, явившегося в Париж для того, чтобы ускорить прохождение по инстанциям своего дела. Там на столе немедленно возникали либо карты, либо кости. Проиграв для начала три-четыре партии в filou, merelle или gobelet и усыпив тем самым бдительность жертвы, они после этого быстро обдирали ее как липку. Более изобретательные жулики выбирали и более сложные стратагемы. Например, притворялись иностранцами и, меля всякую галиматью на якобы «заграничном» языке, куда изредка вставлялись французские слова, убеждали наивных прохожих в том, что вот-де заблудились, а кушать очень хочется. Оставалось только привести попавшегося на крючок простака в какое-нибудь злачное место, а там опять же вытрясти кошелек своего добровольного гида по городу.
Почти все эти воры, мошенники и шулера, среди которых, кстати, было немало солдат, сильно охочих до прелестей жриц любви, отлично совмещали кражи со сводничеством. Им были известны как свои пять пальцев все места в Париже, где царила продажная любовь. И они с удовольствием сопровождали туда приезжих. В кварталах Пюи-Сертен, Пюи-де-Ром, Марэ или в предместье Сен-Жермен они выставляли «гостя столицы» на немалые суммы, продавая ему с полсотни раз «обновленную» девственность шлюх, переодетых в буржуазок или в невинных деревенских девочек. А могли проводить, скажем, в предместья Сен-Виктор или Сен-Жак, в пресловутые «академии», где мадам Тьенетт и толстуха Буржуаз предоставляли в распоряжение клиентов самые что ни на есть распрекрасные «цветочки» Парижа любовных приключений.
В те времена всеобщего беспорядка и всеобщей разнузданности число проституток постоянно возрастало и их ряды пополняли главным образом служанки, которым обрыдло чистить кастрюли. В зависимости от того, удавалось ли этим беспутным заработать на торговле своим телом состояние или нет, они становились либо роскошными куртизанками, «следовавшими за Двором», этими «уродинами», у которых, как всякий мог заметить, только и было дел, что жеманничать у дверцы кареты с гербами; либо поступавшими в распоряжение буржуа пустышками, отличавшимися менее броской элегантностью; либо прихожанками из предместья Сен-Жермен, насквозь пропитанными идеями гугенотов, которые по воскресеньям совершали «паломничество в Шарантон, дабы прощупать там протестантские гульфики»; либо, наконец, жалкими «дешевками»[13] («pierreuses»), селившимися в лачугах и каменоломнях предместий Сен-Жак и Монмартр. Все эти развратницы были – и часто весьма тесными узами – связаны с преступным миром. Они играли роль соблазнительниц, завлекая клиентов, они готовили для своих сообщников возможность без особого риска обобрать простаков, купившихся на улыбку продажной красотки.
В редчайшей для нашего времени брошюре, вышедшей под названием «Забавные приключения двух парижских буржуа», приводится пример того, как – почти всегда одинаково и всегда для неосторожного клиента неожиданно – совершались «сделки» с этими милыми болтушками. Герои книжки, два почтенных буржуа, отправляются посмотреть королевский балет. У входа в театр они встречают богато одетую и весьма привлекательную барышню, которая – какое совпадение вкусов! – пришла на тот же спектакль. Завязывается разговор, за ним следует приглашение на ужин. Поначалу гордячка отказывается от предложенного развлечения и следует своей дорогой, но они, разгоряченные знакомством с такой прелестницей, еще до начала зрелища успевают заказать в ближайшем кабачке роскошный ужин с обильной выпивкой. И вот, несколько часов спустя они уже сидят за столиком вместе с завоеванной ими чаровницей и приглашенной ею «для компании» кузиной. Но не успевают наши герои даже и приступить к трапезе, как – словно из-под земли – перед ними возникают шестеро молодцов, вооруженных шпагами и пистолетами. Негодяи перед носом у испуганных их грозным видом буржуа с аппетитом уписывают все, что стоит на столе, заставляют простаков оплатить съеденное и выпитое, потом обыскивают их, освобождают от часов, бриллиантов и оставшихся экю и в конце концов вышвыривают за дверь кабака. Оказавшись на темной улице, несчастные попадают в руки новой шайки, и эти грабители, придя в бешенство от того, что добыча попалась безденежная, лишают своих жертв последнего: срывают с них одежду и оставляют в чем мать родила на мостовой…
Подобные случаи и подобные неприятности вовсе не были исключением в ту эпоху, наоборот, для ночного Парижа времен Людовика XIII они были делом вполне обычным. Такой оживленный днем, город, едва закрывались лавки, превращался в мрачную пещеру с многочисленными закоулками, где – на солидном расстоянии один от другого – слабо мерцали дымящиеся фонари. О том, что надо как-то организовать освещение, только-только начинали подумывать. Движение экипажей полностью прекращалось, разве что можно было увидеть – кое-где и иногда – большую карету, сопровождаемую эскортом лакеев с факелами. Припозднившиеся пешеходы торопились попасть домой, зная, какая смертельная опасность поджидает их на каждом углу, потому что вооруженные до зубов «ночные охотники» после захода солнца завладевали улицами и, подобно злым духам, скользили вдоль стен, чтобы легче было подстеречь добычу. Каждый перекресток становился их вотчиной, они устраивали засады на каждой улочке, в каждом тупике. И ждали: когда же он появится, этот неосмотрительный дурачок?
