Сергей Ковалёв - История Рима (с иллюстрациями)

Последним крупным дискуссионным сюжетом раннеримской истории является комплекс проблем, связанный с падением в Риме царской власти и установлением республики. Споры ведутся по поводу признания или отри­цания традиционной даты свержения Тарквиния Гордого; о движущих силах революционного переворота; вокруг переворота в принципе — была ли унич­тожена царская власть в результате единовременной акции или исчезала постепенно в процессе эволюции, наподобие Афин и других греческих по­лисов; как называлась и какими функциями обладала та магистратура, к которой перешла власть. Разнообразию ответов на эти и другие вопросы нет пределов. Идеи высказываются самые различные, каждая из них имеет как аргументы за, так и против[15]. Выше мы уже рассматривали точки зрения Э. Гьерстада и Р. Вернера на даты рождения республики. Здесь же из всего многообразия идей выделим исследования двух итальянских историков, гипотезы которых действительно кардинально отличаются от ортодоксаль­ного мнения и, на наш взгляд, наиболее популярны в современной западной историографии. Речь идет о трудах С. Мадзарино и Ф. де Мартино[16]. Первый из них полагал, что переход от царской власти к республике был постепен­ным и занял более века. Начало этому процессу положил Сервий Туллий, который и был первым магистратом (или магистром), — Мадзарино вывел термин «магистрат» из имени Мастарна. Царская же власть при Сервии была сведена до уровня царя священнодействий. Однако Тарквиний Гордый попытался вернуть всю полноту власти в римской общине в руки царя, но неудачно. На протяжении первой половины V в. до н. э. магистратура поте­ряла сначала пожизненный характер, а затем единоличный. В свою очередь, де Мартино, признавая падение царской власти в Риме в конце VI в. до н. э., считал, что главным магистратом римской республики до 451 г. до н. э. был ежегодный диктатор (dictator annus), который в рамках сословной борьбы был заменен ежегодно избираемой коллегией десяти (decemviri). Однако уже через два года римляне изменили свое решение и в качестве главных магистратов избрали двух преторов, причем не с равными правами — один из них был praetor maius. Время от времени эти магистраты заменялись во­енными трибунами, до тех пор пока в 367 г. до н. э. не был учрежден консу­лат из двух человек, наделенных равными правами.

В связи с изменением в последние десятилетия отношения к достовер­ности источников о раннем Риме возникли новые проблемы, каких вооб­ще не существовало в XIX — начале XX в. Речь, в частности, идет о не­патрицианских, плебейских именах в консульских фастах первой половины

V в. до н. э. Исследователи насчитывают до 20 таких имен за 60 лет (с 509 по 451 г. до н. э.), причем 12 из них приходятся на период с 509 по 486 г. до н. э.[17]. До недавнего времени эта часть фаст рассматривалась как абсолют­но недостоверная, а имена — как позднейшая интерполяция[18]. Однако в свете новейших археологических открытий, роста доверия к ранней тра­диции и возникновения нового взгляда на проблему происхождения пат­рициев и плебеев ряд исследователей признают эти сведения фаст досто­верными и не видят в них ничего невозможного. По их мнению, доступность консульской должности для плебеев доказывает, что в самом начале рес­публики патрициат не представлял замкнутого всесильного сословия и дол­жен был идти на компромисс с широкими слоями римского населения. По мере усиления патрициата потребность в компромиссе исчезает, а следо­вательно прекращается допуск непатрициев к высшей магистратуре рес­публики. Своего апогея этот процесс достигает во время децемвирата[19].

Завершая обзор, посвященный Риму VIII— IV вв. до н. э., укажем на еще один, по нашему мнению, интересный и многообещающий для даль­нейшей дискуссии новый взгляд. Он касается проблемы формирования нобилитета в IV в. до н. э. Долгое время непререкаемым оставался автори­тет основоположников изучения этой проблемы — М. Гельцера и Ф. Мюнцера[20]. Только в 1980-е гг. К. Ю. Холькескамп решился подвергнуть сомне­нию ряд основных положений концепции Мюнцера, в частности, тезис о том, что нобилитет возник в результате простого добавления к патрициан­ской аристократии «полуаристократической» верхушки плебса. По мыс­ли Холькескампа, нобилитет формировался как новая аристократия, прин­ципиально отличная от старой патрицианской знати, формировался на совершенно иной идеологической основе, главным стержнем которой было постоянное стремление к должностям (honores), никогда не прекращаю­щаяся служба на благо родины и всего римского народа. Поэтому в ноби­литет вошла только часть патрициата, та часть, которая восприняла но­вую идеологию[21].

Переходя к обзору других периодов римской истории, следует заметить, что они, конечно, принципиально отличаются от архаического Рима и по состоянию источниковой базы, и по изученности материала. Безусловно, любое фундаментальное исследование привносит что-то в науку, но ожи­дать по отношению к Поздней республике или Империи создание какой-либо совершенно неожиданной концепции, нового видения исторического развития вряд ли возможно. Меняются лишь оценки отдельных событий или личностей. Поэтому мы остановимся на самых популярных направлениях в послевоенной историографии Республики и Империи и выделим наиболее интересные взгляды историков на два переломных периода римской исто­рии: падение республики и становление принципата (I в. до н. э. — I в. н. э.); кризис античного мира и падение Западной Римской империи (III—V вв.).

Во второй половине XX в. основополагающим в изучении Поздней рес­публики стало просопографическое направление. Объектом исследования становится тщательный анализ персонального состава государственных органов (магистратур, сената, судов), сословия всадников, особенно раз­личных политических группировок и партий. Наличие хорошей источни­ковой базы позволяет выявлять происходившие изменения в правящей элите римского общества, взаимодействия между кланами и группировка­ми, создание и борьбу партий (pars, factio)[22].

По-прежнему неиссякаем поток литературы, посвященной кульмина­ционному моменту всей истории Древнего Рима — диктатуре Цезаря, ги­бели республики и принципату Октавиана Августа[23]. Следует подчеркнуть, что практически все глобальные концепции по этой теме, знаменитые и оригинальные точки зрения на данную проблематику возникли еще в кон­це XIX или в первой половине XX в. Это и представление Т. Моммзеном принципата как системы двоевластия («диархии»), где наряду с властью императора сохранялись важнейшие правовые полномочия сената как оли­цетворения римского народа (senatus populusque Romanus)[24]; это и взгляд Г. Ферреро на Цезаря как на авантюриста и монархиста, а на Августа как на рассудительного политика, искреннего приверженца республиканских идеалов[25]; это и категорическое нежелание Эд. Мейера видеть в Августе политического преемника Цезаря и продолжателя его дела, напротив, вве­дение им в научный обиход термина «принципат Помпея» и превращение Октавиана в приверженца идеям Цицерона и политики Помпея[26]; это, на­конец, теория «римской революции» Р. Сайма — одного из основополож­ников просопографического метода, согласно которой не Цезарь, а Октавиан на самом деле был настоящим революционным вождем[27].

Что же остается современным исследователям? Во-первых, сближение крайних оценок, прежде всего «монархизма» и «диархии», а во-вторых, и преимущественно — перенесение центра тяжести с правовых и полити­ческих аспектов проблемы на социологические в широком смысле этого слова. Все больше внимания историки стали обращать на неправовые ос­новы власти Августа, важнейшей из которых было понятие auctoritas. На­чало рассмотрению значения auctoritas для становления принципата было положено работами М. Гранта и А. Магделена. М. Грант понимал auctoritas как личную неформальную власть, усиливавшую конституционные пол­номочия, и полагал, что во время правления Октавиана auctoritas principis даже заменила высший империй (imperium maius) как основу власти им­ператора[28]. А. Магделен показал, какое огромное внимание уделял этому понятию сам Август, как оно дополняло правовые аспекты власти принцепса и как трансформировалось при переходе от Республики к Империи[29].

С 1970-х гг. осуществляется грандиозный проект, не имеющий анало­гов в мировом антиковедении. Речь идет об уже упоминавшемся коллек­тивном труде «Расцвет и упадок римского мира», в котором только прин­ципату посвящено уже более 30 томов[30]! Показательной во многих отношениях работой, отражающей современный «синтетический» подход к проблематике становления принципата, является большая статья Л. Виккерта в данном издании. Главная идея автора заключена в видении принци­пата как результата развития исконно присущих римскому обществу идей и институтов, прежде всего самого понятия «принципат», возникшего, по мнению Виккерта, из старой республиканской идеи первенства выдающе­гося политического лидера[31].