Юлий Анненков - Флаг миноносца
С неба падали редкие снежинки. Они залетали в распахнутые двери склада и оседали звездочками на вороненой стали, покрытой толстым слоем смазки.
- Мороз, однако! - Кладовщик подул на красные руки и снова стал вынимать гранаты из ящика. - Расписывайся, Сомин, получаешь на весь расчет: восемнадцать гранат РГД, запалы к ним, а эти держи отдельно, по дороге занесешь Шацкому. Знаешь его?
- А где этот Шацкий?
- Там, у Раисы. Смотри, куда показываю!
- Где? - Володя посмотрел, но не увидел никакой Раисы. Около громадной, скошенной назад машины, под тугим брезентом, несколько матросов разбирали гранаты.
Сомин не стал задавать вопросы. Он пошел, куда указывали, передал взрыватели, потом спокойно свернул самокрутку и чиркнул спичкой. Шацкий здоровенный матрос с открытой, несмотря на мороз, грудью, вырвал папироску из рук Сомина.
- Не курят у Раисы. Не знаешь, что ли, салага!
- Ты, полегче на поворотах!
- Иди, иди! - Шацкий притоптал папироску ногой. - В следующий раз закуришь здесь - банок нарублю! - беззлобно добавил он.
Под приподнятым брезентом раздался смех. Сомин заглянул туда. Он увидел какие-то железные балки. Сверху на них лежали длинные, почти в человеческий рост, матовые снаряды с хвостовым оперением. Они напоминали изображение межпланетного корабля из фантастического романа. Двое матросов возились с отвертками и ключами... Шацкий уже забыл о Сомине. Его голос раздавался из высокой кабины автомашины:
- Рубильник выключи! Проверьте контакты!
Сомин не стал больше задерживаться. "Так вот оно что!" Когда-то до войны он слыхал о проектах электропушки "Должно быть, это она и есть. Здорово придумали: Раиса Семеновна! А почему не Мария Ивановна?" И вдруг он вспомнил о "бешеной артиллерии". "Ну, конечно, это она! Вот здорово!"
Пересекая наискосок широкий двор, он прошел мимо нескольких таких же машин. Поодаль стояло еще четыре. В стороне выстроились полуторки, груженные длинными ящиками. Около них вышагивал часовой.
"Интересно, почему именно меня послали расписываться за гранаты? размышлял Сомин. - Ведь есть командир орудия, старшина Горлопаев". Горлопаев произвел на Сомина неважное впечатление. Артиллерийских команд он не знал. Ребята все время путались в установке данных. "Крику много, а толку мало. Вот это уже не по-морскому", - решил Сомин. Весь расчет был из сухопутных частей. Левый прицельный, Белкин, спокойный и сосредоточенный парень, ловко справлялся с установкой курсового угла, а правый - Писарчук, прибывший вместе с Соминым, никак не мог понять путаных объяснений Горлопаева. Командира батареи Сомин еще не видел. Он должен был прибыть в ближайшие дни.
Володя передал гранаты и запалы Горлопаеву и хотел уже взобраться на платформу грузовика, где была установлена знакомая автоматическая пушка, но командир орудия послал его к комиссару:
- Срочно вызывает. Бегом!
В штабе стучала машинка. Писарь заливал красным сургучом объемистые пакеты. Из полуотворенной двери кабинета командира части доносился голос комиссара:
- Это будет неправильно, Сергей Петрович. Нельзя так. Ты ведь коммунист? Так?
- Я, Владимир Яковлевич, действую так, как привык на флоте, и ты мне... - Дверь захлопнулась. Спустя несколько минут вышел комиссар. На его щеках выступил легкий румянец. Брови насупились. Тонкие губы были плотно сжаты.
- Товарищ гвардии батальонный комиссар, гвардии сержант Сомин по вашему вызову явился!
Комиссар перестал хмуриться:
- Это хорошо, что явился. Только являются обычно чудотворные иконы или образ любимой девушки во сне, а гвардии сержанты по вызову начальника прибывают. Садитесь, Сомин.
Машинка перестала трещать. Яновский осмотрел Сомина с ног до головы:
- Бляха у вас не начищена, пуговицы тоже. Надо относиться с уважением к своей форме.
- Некогда было, товарищ комиссар. С утра пошел на склад...
- Не перебивайте. Сейчас у вас времени будет еще меньше. Вы назначены командиром зенитно-противотанкового орудия, а Горлопаев будет старшиной батареи. Справитесь?
Сомину стало страшновато. Ведь он ни разу не вел огня из орудия, устройство его знает главным образом теоретически, и потом - будут ли слушаться его бойцы? Но гордость не позволила сказать об этом комиссару. Он ответил уверенно и даже развязно:
- Справимся, товарищ гвардии батальонный комиссар. Прикроем вашу Раису Семеновну.
Лицо комиссара снова стало суровым:
- Никакой Раисы Семеновны нет. Забудьте это!
- А как же называть эту самую электропушку?
Комиссар прошелся по комнате.
- Товарищ Сомин, нашему дивизиону моряков доверили новое мощное оружие. Придет время - вы узнаете его устройство, и не повторяйте глупых названий, потому что они могут помочь врагу узнать наш секрет. Есть одно название: боевые машины. Ясно? Теперь о вас. Знаю, что вначале будет трудно. Поможем. Ведь вы комсомолец, товарищ Сомин?
Снаружи раздался протяжный рокочущий гул, словно вспыхнула целая тонна кинопленки. Комиссар изменился в лице и, схватив фуражку, выбежал из штаба. Начальник штаба - долговязый майор Будаков расправил рыжие усы, неторопливо надел шинель и тоже пошел к дверям.
- Пойдемте, сержант, - сказал он, - там, кажется, что-то произошло.
Случайный выстрел из боевой установки взбудоражил весь дивизион. Звонили телефоны, из города примчалась машина с незнакомыми военными. Вокруг выстрелившей установки, покрытой обгорелым брезентом, стояли командиры и матросы. Бледный старшина 2-й статьи Шацкий не мог ничего объяснить. Они тренировались, как обычно. К орудию никто из посторонних не подходил. И вдруг - выстрел. Снаряд, прорвав брезент, скользнул над крышами и исчез. У Шацкого дрожали руки. Он сразу сгорбился и поник. Санитары увели под руки бойца, у которого при выстреле было обожжено лицо.
- Довоевался, матрос! - сказал Будаков, засунув жилистую руку за борт шинели. - Арестовать!
Вахтенный командир подтолкнул онемевшего Шацкого:
- Сдайте наган, Шацкий. Пошли!
Командир и комиссар осматривали выстрелившую установку. Уже стало известно, что снаряд, к счастью, упал на пустыре, но все-таки то, что произошло, было ужасно. Еще не вступив в бой, дивизион имел чрезвычайное происшествие, да еще какое: выстрел в Москве из секретного оружия.
В кабинете командира части майор Будаков говорил, ритмично постукивая ладонью по столу:
- Вывод ясен. В дивизионе орудует враг. Я считаю, первое: пока прекратить занятия на боевых машинах, второе - проверить через особый отдел весь командный состав, а командира батареи Николаева отстранить - до выяснения.
Арсеньев с трудом скрывал свое волнение. Он знал, что, если даст себе волю, им овладеет приступ неудержимой ярости, и тогда сгоряча можно наделать бед. Пусть выскажет свое мнение комиссар.
Но и комиссар молчал, желая прежде выслушать командира. Они внимательно присматривались друг к другу уже около месяца, с тех пор как им поручили возглавить гвардейский дивизион. Арсеньев все время ждал, что комиссар попытается ограничить его права. Он очень резко реагировал на каждое замечание, хотя в глубине души понимал, что комиссар большей частью прав. Так было, когда встал вопрос о пополнении дивизиона из сухопутных частей. Арсеньев возражал:
- Я привык иметь дело с моряками.
- Вот ты и преврати в моряков этих сухопутных артиллеристов, зенитчиков, шоферов, - спокойно говорил комиссар. - А когда понесем потери в бою, тоже будешь ждать пополнения с флота?
Победа осталась тогда за комиссаром. Начальник штаба Будаков во всех случаях поддерживал Яновского, а наедине с ним не упускал возможности отметить какую-нибудь оплошность командира.
- Пойми, Александр Иванович, - спокойно объяснял комиссар. - Арсеньев - наша гордость. Лучшего примера для матросов не найдешь. Человек он геройский, к тому же очень способный. Наше дело - возможно выше поднять авторитет командира, а недостатки есть у каждого. Горяч! - Знаю. Суров, даже мрачен не в меру, но и это понятно после всего пережитого. А то, что взыскателен и строг, - хорошо! И ты мне плохо о командире не говори.
Арсеньев ничего не знал об этих разговорах, но чувствовал, что начальник штаба поддерживает комиссара. "Сейчас комиссар выступит против меня, - думал он. - Но лейтенанта Николаева я не отдам, а прекратить занятия не позволю".
Яновский, наконец, начал говорить, и Арсеньев сразу понял, что комиссар одного мнения с ним.
- Ты, Александр Иванович, проявляешь не бдительность, а мнительность. Нельзя отстранять боевого моряка Николаева. Занятия нужно не прекратить, а усилить, потому что не сегодня-завтра - в бой.
Так и решили. Только поздно ночью комиссар зашел в комнату Арсеньева. Командир не спал. Вот уже много часов он пытался выяснить причину случайного выстрела. Яновский сел рядом с ним:
- Вот что, Сергей Петрович, виноваты мы с тобой оба, потому что оба отвечаем за дивизион. Машина была, видимо, в порядке. Ее накануне проверяли. Будем считать, что Шацкий не выключил рубильник. С командира установки его придется пока снять, но чует мое сердце - здесь что-то есть. Будем смотреть в оба. А сейчас иди-ка ты спать. Все равно ничего не придумаешь.
