История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том I. Средние века до конца крестовых походов - Семен Маркович Дубнов
В это время оживилось старое гнездо талмудизма в Южной Франции. Путешественник Вениамин Тудельский, объезжавший этот край ок. 1160 года, называет Нарбонну «древним городом науки, откуда Тора распространяется по всем странам». Он видел там во главе общины вышеупомянутого «наси» Калонимоса бен-Тодроса, владельца обширных поместий, а во главе иешивы — Авраама бен-Исаака, автора «Га-Эшкол», сборника галахических исследований, основанных на трудах Альфаси и других ученых. В Люнеле насаждали науку «великий раввин» Мешуллам и пятеро его сыновей. В люнельскую иешиву прибывали слушатели из дальних мест, их всех содержали на общественный счет и обставляли всеми удобствами для научных занятий.
Из талмудических писателей в Провансе и Лангедоке особенно прославились двое: Зерахия Галеви из Тероны (ум. в 1186 г.) и Авраам бен-Давид из Поскьера (ум. в 1198 г.). Зерахия Галеви переселился из Испании во Францию и занял видное место в общине Люнеля. Остроумный казуист, он не мог мириться с тем, что так называемый «Малый Талмуд» Альфаси, очищенный от излишнего диалектического балласта Гемары, приобрел значение руководства для ученых и раввинов. Зерахия хотел доказать, что компендиум Альфаси не может служить надежным руководством для законоучителей, ибо изобилует неточностями и неполнотами. Свои многочисленные критические замечания и дополнения к труду Альфаси он изложил в сочинении под заглавием «Натаог» («Светоч»), близком по своему методу к исследованиям тосафистов. В таком духе написаны также исследования Авраама бен-Давида или Рабеда, рош-иешивы в Поскьере. Этот ученый, отличавшийся крайним консерватизмом, приобрел известность своей ожесточенной полемикой против раввинского кодекса и философской системы своего современника, великого Маймонида (см. дальше, § 49).
Французский талмудизм XII века был весь основан на анализе, доведенном до крайней мелочности и часто терявшемся в дебрях искусственной казуистики. Ему недоставало широкого обобщения, синтеза, стремления проложить ясные пути в лабиринте законоведения. Это синтетическое направление нашло своего гениального представителя в другой стране, где талмудист не был монополистом знания, где область мысли была слишком широка, чтобы уместиться в «четырех локтях галахи». Уроженец Кордовы, Моисей Маймонид, был призван проложить новые пути еврейской мысли.
§ 40. Моралисты и мистики
Не всех могла удовлетворять сухая талмудическая наука, дававшая пищу уму, а не сердцу. В ту эпоху гонений и тревог должна была проявиться с особенной силой религиозно-нравственная эмоция. Раввинизм, основанный на принципе «ограждения закона», мог служить орудием внешней дисциплины для коллектива, но закалять дух отдельной личности, дать ей силу переносить страдания и мириться с печальной судьбой могли только личная мораль, восторженная вера и глубокий пиетизм. В эту сторону уходила часть духовного творчества XII века. Возникла нравоучительная литература («mussar»), назначенная для всех слоев народа и отражавшая в себе народные воззрения. Самой популярной книгой этого рода сделалась «Книга благочестивых» («Сефер хасидим») р. Иегуды Хасида из Регенсбурга.
Эта книга, считавшаяся прежде произведением одного человека, является на самом деле, как выяснили новейшие исследования, продуктом коллективного творчества. Представители трех поколений работали над ней от середины XII до начала XIII века, на пространстве земли, обагренной кровью еврейских мучеников, от Шпейера до Регенсбурга. Двое из составителей этого сборника поучений, отец и сын, носили титул хасид-пиетист, мистически настроенный человек. Отец, рабби Самуил Хасид (ок. 1115 — 1180) жил и занимался учительством в Шпейере, куда семья его родителей бежала из разгромленного Майнца во время первого крестового похода. Близкий к кругам тосафистов, Самуил не увлекся, однако, галахической диалектикой, а занимался больше поучениями Агады и Мидраша и той «тайной наукой» теософии, которую устно передал ему отец. «В нынешнем поколении, — говорит он, — есть много людей, знающих Тору и всякие науки, но от большой учености они слишком предаются пилпулу талмудическому. Нужно поэтому делать то, чем другие не занимаются». И р. Самуил пишет «Книгу страха Божия» («Sefer hajiraa») и «Книгу покаяния» («Sefer hateschuva») как комментарии к молитвеннику. К тому же он приучил и своего сына Иегуду Хасида (ок. 1150-1217), который впоследствии переселился в Регенсбург и стоял там во главе иешивы. Оба, отец и сын, ставили в иудаизме на первом месте не знание, а веру, молитву, святость жизни и нравственное совершенство. Этот идеал «хасида» они старались осуществить в своей личной жизни, и народная легенда много рассказывает об их подвигах. Р. Самуил будто бы скитался по разным городам в качестве бедного странника, скрывая свое имя, чтобы не пользоваться преимуществами ученого; выдавая себя за ремесленника, он однажды гостил в доме сановного раввина Якова Тама, который только окольными путями узнал, что его гость — прославленный шпейерский праведник. О Иегуде Хасиде рассказывают, что, проходя однажды мимо синагоги в Вормсе, он был прижат проезжавшей телегой к стене синагоги, но в этот опасный момент случилось чудо: в стене образовалось углубление, и праведник спасся от верной гибели; легенда прибавляет, что эту нишу можно еще поныне видеть в вормсской синагоге. Р. Иегуда написал главную часть «Книги благочестивых», а его ученик — известный мистик Элеазар из Вормса, названный по имени своего сочинения Рокеах, дополнил труд своего учителя. Впоследствии какой-то составитель включил в один сборник моральные поучения р. Самуила, р. Иегуды и р. Элеазара и назвал его «Книгой Хасидов».
Странную смесь представляет собой этот сборник поучений, любимая книга средневекового читателя. Возвышенные религиозно-нравственные сентенции чередуются здесь с наивными поверьями простого народа, трезвая житейская мудрость — со сказками о демонах и колдунах. Здесь определенно выступает миросозерцание еврея, подавленного не только преследованиями извне, но и сознанием собственной греховности, видящего во всем козни сатаны, действия каких-то страшных таинственных сил, готовых погубить человека на каждом шагу. И тут же рядом, в области «отношений к ближнему», авторы обнаруживают такую высокую степень человеколюбия и самоотверженности, какой не достиг ни один из творцов моральных кодексов в жестокие времена Средневековья.
Отголоски крестовых походов слышатся в следующих советах и указаниях: «Если враги скажут: выдайте нам одного
