Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор
Если быстро не достичь соглашения об объединении Германии, то решение всех более широких вопросов европейской безопасности будет отложено. Это было бы плохо для Запада и СССР. «Важно подчеркнуть роль США и Западного альянса в обеспечении стабильности», – сказал Геншер Бушу, потому что в Восточной Европе «все еще было много своих трудностей на уровне стран». И добавил зловеще: «Это напоминает нам 1913 год». Вот почему НАТО помимо своей военной функции имеет «огромное политическое предназначение». Он призвал к тому, чтобы президент во время предстоящей через две недели встречи с Горбачевым «подчеркнул важность заключения договора по схеме 2+4» и тем самым связал вопрос с Альянсом. Все это должно быть подписано и скреплено печатью до осеннего саммита СБСЕ. Другими словами, Бонн сначала хотел решить германский вопрос, в его внутреннем и внешнем измерении, прежде чем перейти на более широкую орбиту Европы. Эти два вопроса должны были решаться последовательно, а не одновременно[660].
Как же тогда продать Советам идею включения объединенной Германии в НАТО? Коль сосредоточился на финансовых стимулах. Как сказал Буш в Кэмп-Дэвиде, у канцлера действительно были «глубокие карманы» – благодаря тому, что Коль любил называть «блестящей» экономической ситуацией в своей стране после восьми лет непрерывного роста. В начале 1990 г. инфляция составляла 2,3%, рост за весь год прогнозировался, возможно, на уровне 4%, а положительное сальдо экспорта составило 36,9 млрд немецких марок (21,5 млрд долл.). Напротив, уровень инфляции в США превысил 5%, а рост составил менее 2%, в то время как дефицит экспорта достигал 88,53 млрд долл. Короче говоря, у Коля было достаточно денег, чтобы использовать их в качестве рычага давления на Москву[661]. Он рассказал Бушу об «удивительных переговорах», которые недавно состоялись между Горбачевым и Тельчиком, особенно о секретной просьбе советского лидера о предоставлении 5 млрд немецких марок под гарантии правительства ФРГ и 10–15 млрд долл. от других банков, включая американские, чтобы закупить американскую пшеницу. По словам Коля, это выявило «огромные проблемы Горбачева с его кредитной линией», как краткосрочные, так и среднесрочные, что открыло Западу реальные возможности для переговоров. Коль стремился участвовать в такого рода дипломатии чековой книжки, пока она оставалась «незаметной на публике»[662].
Геншер, однако, хотел обратиться к Советам по принципиальным соображениям. Он был непреклонен в том, что Хельсинкский заключительный акт уже закрепил «права стран вступать в альянсы и выходить из них». Все, казалось, сошлись на идее о том, что восточноевропейцы имеют право покинуть Варшавский договор, но подавать таким образом Горбачеву случай с Германией было бы неверно. Вместо этого Геншер полагал, что Запад должен просто сказать Советам, которые сами подписали Хельсинкское соглашение, что Федеративная Республика всего лишь просит права «остаться» в Альянсе. Геншер пытался использовать согласованный принцип – право на самоопределение – тот самый, который Горбачев уже признал. Эта тактика срабатывала и раньше. Впервые это произошло на Мальте в декабре 1989 г., когда советский лидер признал право немецкого народа на самоопределение. А затем в Москве в феврале 1990 г., когда он предоставил немцам право объединяться, если они того пожелают[663].
Поэтому, когда Горбачев приехал в Вашингтон в конце мая, Буш был готов снова попробовать этот подход. Возможно, ему помог визит Миттерана в Москву 25 мая, где французский лидер лишил Кремль всякой надежды на то, что Франция заблокирует членство Германии в НАТО[664]. Но ключевым союзником Буша оставалась Германия. В это время связь между Вашингтоном и Бонном была особенно интенсивной. Канцлер хотел убедиться, что президент был в курсе событий, как он это видел; Буш хотел успокоить Коля, но теперь он явно считал канцлера ценным собеседником.
В день начала Вашингтонского саммита, 30 мая, Коль первым делом с утра позвонил Бушу. Высказав необходимые любезности: «Я очень ценю то, что вы сделали для нас, и ценю вашу дружбу и надежность, – канцлер приступил к перечислению своих ключевых проблем. – Горбачеву очень важно понять одну вещь: независимо от развития событий мы будем стоять бок о бок. И одним из признаков этого сотрудничества являются связи между нами посредством будущего членства объединенной Германии в НАТО без каких-либо ограничений». Коль не стал наносить никаких ударов: «Вы должны разъяснить ему это, но по-дружески, а также дать понять, что я придерживаюсь этой точки зрения. В этом не должно быть никаких сомнений». Затем он вернулся к финансовому вопросу: «Мы можем найти с ним разумное экономическое соглашение. Он очень нуждается в помощи. Он также должен знать, что мы не намерены извлекать выгоду из его слабости». Более загадочно звучало то, как канцлер поднял свой последний вопрос: «Чрезвычайно важно, чтобы мы добились дальнейшего прогресса в разоружении». Он имел в виду сокращение численности бундесвера в качестве услуги за вывод Советской армии из Восточной Германии и закрепление этого сокращения в новом соглашении о сокращении обычных вооруженных сил в Европе, с тем чтобы Германия не рассматривалась как какой-то особый случай[665].
Буш ответил с такой же прямотой. Он сказал, что не ожидает какого-либо «прорыва» в отношении Германии на своих переговорах с Горбачевым, но пообещал, что «никаких новых ограничений на суверенитет Германии» после прекращения действия прав Четырех держав не будет. «Это что касается экономической точки зрения», вспомнил он их предыдущий разговор, но сказал при этом, что проблема Литвы остается. Тем не менее он пообещал прислушаться к «совету» Коля относительно Горбачева. В конце концов: «Я не хочу, чтобы он думал, что мы пользуемся им из-за его слабости. Мы будем продвигать повестку дня в области контроля над вооружениями, но он должен понимать, что в отношении обычных вооруженных сил это решения Альянса». Поэтому, что касается потолков для бундесвера, это следует рассматривать в контексте установления уровней вооруженных сил всех стран в двух военных союзах. Такое решение подходит для саммита НАТО, а не для Америки или переговоров о воссоединении. Это прекрасно, ответил Коль: все было предметом обсуждения. Но, сказал он Бушу, «сначала мы должны договориться», прежде чем можно будет достичь какого-либо общего соглашения с участием союзников[666].
Посиживать на заднем сиденье, пока Коль рулил, было совсем неплохо, но это оказалось нелегко при очной встрече с советским лидером в Белом доме 31 мая[667].
На их дневной встрече Бейкер попытался смягчить ситуацию, подчеркнув для Горбачева то, как администрация пыталась «в полной мере учитывать интересы Советского Союза». Он сослался на «усиление политической составляющей» НАТО, ограничения для бундесвера, а также предложил переходный период, в течение которого «в ГДР» не будет войск
