Сергей Голицын - Записки уцелевшего (Часть 1)
Зашел я в детскую библиотеку. Библиотекарши встретили меня с восторгом. Книги мои у них есть, ребята читают их. Созвонились с редакцией местной газеты, прибежала журналистка брать у меня интервью, с нею увязался местный поэт, восторженный высокий юноша. Решено было в тот же вечер устроить в клубе "выступление московского писателя". Поэт потащил меня к себе читать стихи, его мама накормила меня обедом. Стихи мне не очень понравились, но я не хотел обижать поэта, не высказал своего мненя, и попросил его задать мне на вечере такой вопрос:
- Как вам понравился современный Белозерск в сравнении с тем городом, который вы видели сорок лет тому назад?
Считается незыблемой истиной: все то, что теперь,- хорошо, а все то, что было при царе,- плохо, и поэт никакой каверзы в данном вопросе не увидел.
В клуб на вечер пришло много взрослых и много детей. Я бойко рассказывал о своих книгах, о своем творчестве: журналистка, не поднимая головы, строчила в блокноте, фотограф щелкал со вспышкой. Я кончил, мне задавали вопросы, я отвечал. Поднялся и юный поэт.
И тут я заговорил о том, что во мне накипело. Журналистка спрятала свой блокнот, иные взрослые начали недоуменно переглядываться, другие опустили головы, дети, как и в начале вечера, сидели вылупив на меня глаза. Вопросов больше не было. Все разошлись.
Расставаясь с поэтом, я попросил его прислать мне номер газеты со статьей обо мне; еще до начала вечера журналистка мне говорила, что для меня будет отведен целый "подвал".
Поэт мне впоследствии написал что никакой статьи не напечатали. Ну что же, для наших порядков это было естественно.
4.
Возвращаюсь к путешествию своей юности. Сорок верст от Белозерска до озера Новое мы преодолели с трудом - то и дело принимался дождь, да еще с ветром, и дорога шла по сгнившей гати через болото. Добрались мы до деревушки на берегу озера только к вечеру, мокрые, усталые, со сбитыми ногами, переночевали у одинокого старика, он подрядился перевезти нас на следующее утро в Новоезерский монастырь, чей силуэт едва проступал сквозь пелену дождя.
Утром, невыспавшиеся, хмурые, в непросушенной одежде, поплыли мы по озеру. Дождя как не бывало, солнце, прогревая нас, бодрило. Андрей взялся за весла, перевозчик сел у руля.
Уровень воды в озере почти не поднимался от весеннего половодья, и потому белые стены монастыря вырастали из самой воды. За стенами высовывались две-три лавки белых церквей, колокольня. И стены с башенками, и церкви отражались в синей глади озера и сверкали на солнце.
Перевозчик нам объяснил, что монахов осталось всего пятеро, живут они дарами богомольцев, да рыбачат, да есть у них внутри ограды малый огород, а раньше на берегу озера сеяли они на лесной поляне жито, но этой весной сельские власти запретили им пахать, и поляна теперь зарастает бурьяном.
Игумен отец Иоанн - старец святой жизни, раньше приходили к нему за разными советами многие люди, но теперь богомольцев поубавилось, да и старцу девятый десяток пошел, он все болеет и мало кого принимает. А монастырским хозяйством ведает келарь, отец Виталий, тот помоложе будет. Он монах умный, хозяйственный.
Лодка наша пристала к небольшому, заросшему ветлами островку, с островка по мелководью шел длинный деревянный мост к монастырским воротам. Перевозчик взял с нас по гривеннику, и мы пошли по мосту, оживленно переговариваясь. Андрей предложил отдать монахам все наши продукты - початый каравай хлеба, да сало, да мясные консервы.
- А не обидятся ли они, что мы их искушаем скоромной едой? засомневался я.
Решили, там видно будет. И денег им дадим, только бы повидать отца Иоанна.
У монастырских ворот сидел на лавочке слепой, с длинной изжелта-белой бородой древний старец, в скуфье, в порыжелой темной рясе. Опустив голову, он потихоньку пел молитвы.
Мы подошли к нему вплотную, он сидел все так же, неподвижно, не поднимая головы. Ничего мы от него не добились. Неужели он так углубился в молитвы? Позднее мы узнали, что был он не только слепым, но и глухим.
Сквозь открытые ворота мы прошли мимо него внутрь монастыря. Было совсем тихо, только птички пели в кустах малины и смородины. Белые церкви и колокольня не показались нам старинными. Несколько малых домиков, каменных и деревянных, припало к стенам, окна были заколочены, крылечки заросли травой. Мы остановились в недоумении: куда идти?
Нас окликнул откуда-то вышедший молодой монах; добродушно улыбаясь, он повел нас к келарю отцу Виталию, полному, очень подвижному монаху. Мы рассказали, кто мы и откуда. Вот ходим по старым монастырям и очень бы хотели попасть к отцу Иоанну.
Отец Виталий о свидании с отцом Иоанном отвечал уклончиво, "к вечеру будет видно" - и предложил нам идти с ним на рыбалку, чтобы наловить на сегодняшнюю трапезу.
Ловили мы втроем удочками с моста. Никогда в жизни я не участвовал в подобной рыбной ловле. Закидывали - вытаскивали, закидывали - вытаскивали. А в прозрачной воде рыбы, малые и побольше, плавали во множестве.
Отец Виталий, поминутно снимая с крючка пойманную рыбешку, рассказывал нам о суровой жизни монастыря. По зимам редко кто к ним заглядывал. Самая беда у них - всё ждут, каждый день в тревоге: вот придут и всех их разгонят. А кому они мешают - за болотами, за лесами? Тут и селений вовсе мало. И другая у них беда: в монастыре храмы уже год, как стоят запечатанные, явился какой-то, с ихним председателем, и печати на двери наложил. Теперь негде службу справлять. Они бы и в покоях отца Иоанна устроили бы малую церковку, да без антиминса*{22} нельзя. Собираются по вечерам, молитвы поют и читают, вечерню служат. Так без святого причастия и живут.
- А как бы нам повидать отца Иоанна? - перебил Андрей.
- Спрошу его, может, и примет,- отвечал отец Виталий, насаживая червяка.
Через час мы наловили полное ведерко окуньков да ершей - хотели уже удочки сматывать, как вдруг заметили вдали на озере большую лодку, в три пары весел.
- Батюшки, кого же это лукавый несет! - воскликнул отец Виталий и начал быстро креститься дрожащей рукой.
В монастыре тоже заметили лодку. К нам подошли два монаха - тот, молодой чернобородый, кто нас первым встретил,- отец Никандр и еще один, старенький, низенький, лохматый,- не помню, как его звали. Все трое тревожно заговорили - кто едет, по какой надобности? - и поминутно повторяли имя Божие. Они пошли по мосту к маленькому островку, где была пристань, встречать непрошеных гостей. Андрей и я, оставив улов, двинулись следом.
Лодка приближалась. В ней было пятеро, трое гребли, четвертый - наш утренний перевозчик - сидел у руля, а пятый, высокий, в брезентовом плаще, сидел на носу. Кроме этого высокого, остальных монахи еще издали узнали все здешние, один из гребцов был председатель сельсовета.
- Батюшки! Да ведь это тот, кто у нас храмы запечатывал,- прошептал отец Виталий.- Господи, Господи!
Лодка подплыла. Первым вышел высокий в плаще. Все трое монахов стеснились друг к другу, словно искали поддержки.
- Здравствуйте, отцы святые! Гостя к вам привез,- важно сказал председатель сельсовета - с виду обыкновенный русый с бородкой мужичонка, однако для солидности державший толстый, неизвестно какими бумагами набитый портфель.
Все трое монахов низко поклонились. Высокий ответил им небрежным кивком и тотчас же повернулся к нам.
Теперь свыклись, что бдительность надо проявлять везде и всюду, а тогда достаточно было перевозчику рассказать властям, что утром он перевез в монастырь двух московских студентов-путешественников, и всё. Никаких документов у нас не спросили, а высокий обратился к нам со словами:
- Мoлодцы, что: путешествуете, стариной интересуетесь?
Перевозчик остался у лодки, все остальные направились по мосту к монастырским воротам.
Отец Виталий торопливо шагнул вперед, хотел было что-то сказать высокому, а тот, не обращая на него никакого внимания, стал объяснять Андрею и мне: мол, он научный работник Череповецкого музея, сейчас прибыл в монастырь, чтобы "изъять", как он выразился, старинные иконы и книги. Он расспросил нас, где побывали, куда путь держим, и крайне удивился, что не собираемся идти в Ферапонтов монастырь.
- Да ведь там открыты такие фрески, что весь мир скоро ахнет! - горячо убеждал он нас.
Мы молчали. Про себя я думал, что мы правда маху дали, но не возвращаться же назад.
- Нет-нет, обязательно идите в Ферапонтов, - говорил он, а сейчас, надеюсь, вы нам поможете.
Мы прошли мимо белобородого, слепого и глухого отца Феогноста. Безучастный ко всему окружающему, он все так же сидел на лавочке у ворот и, поднял голову, тихо пел молитвы.
Подошли к железной двери храма. Музеец оборвал веревочку с печатью. Председатель сельсовета услужливо повернул большим ключом, дверь со стоном отворилась, и мы все, сняв фуражки, вошли внутрь храма - впереди музеец со спутниками, за ними Андрей и я. Последними переступили порог монахи.
