Андрей Еременко - Годы возмездия. Боевыми дорогами от Керчи до Праги
Всего перед фронтом отмечалось 13 дивизий, 5 отдельных полков и до 11 отдельных батальонов, в том числе в первой линии 10 пехотных дивизий, 4 отдельных полка и 3 отдельных саперных батальона [115] . На одну пехотную дивизию приходилось в среднем 16 км фронта, а на 1 км фронта – 6,5 артиллерийских орудий и 0,3 танка.
2-й Прибалтийский фронт имел 31 стрелковую дивизию, 1 танковый корпус, 4 стрелковые бригады, 3 танковые бригады, 3 кавалерийские дивизии и 1 укрепленный район. На одну стрелковую дивизию у нас приходилось в среднем 12 км фронта, а на каждый километр – 20 артиллерийских стволов и 1,2 танка.
Таким образом, мы превосходили противника в два раза по численности войск, артиллерийских стволов и авиации, а по танкам – в четыре. Соотношение сил складывалось в нашу пользу, но такое превосходство наступающей стороны нельзя было признать достаточным, если учесть условия местности, недостаток боеприпасов и прочность вражеских укреплений. Тем не менее бывало немало случаев, когда наши войска одерживали победы, располагая меньшим превосходством, а то и уступая противнику по численности и оснащенности. Я, естественно, осведомился у Л.М. Сандалова о том, какие, по его мнению, причины помешали фронту выполнить поставленные перед ним задачи. Леонид Михайлович вначале перечислил объективные причины, которые я уже упомянул выше. Это, однако, не удовлетворило меня. Я попросил начальника штаба по-партийному подойти к анализу недочетов, ибо без их устранения невозможно было наладить дела и нанести поражение врагу. Я сказал, что всегда был высокого мнения об организаторских способностях генерала М.М. Попова, что лично знаю многих командармов, командиров корпусов и дивизий, что, наконец, и сам факт укомплектования фронта в основном ударными и гвардейскими объединениями говорит о высоких боевых качествах его войск.
Я сказал ему: «Леонид Михайлович, я знаю, что нелегко рассказывать о неудачах, тем более если в них имеется и доля твоей вины, но партия учит нас говорить правду, какой бы горькой она ни была». Сандалов не отвел взгляда и, помолчав несколько минут, как бы собираясь с мыслями, произнес: «Что же, если начистоту, по-партийному, я скажу свое мнение». И как-то выпрямившись, точным, немного книжным языком продолжал: «С оперативной точки зрения основная причина неудач наших наступательных действий состояла в том, что противнику всякий раз удавалось вскрыть наши замыслы и принять меры по укреплению соответствующих участков. Как видно, мы недостаточно в оперативном и тактическом отношении маскировали наши замыслы. Из показаний пленных в последнее время выяснилось, что гитлеровское командование с большой точностью установило направления наших ударов и упреждало их, маневрируя силами и средствами, снимая войска с неатакуемых участков, при наличии глубоко эшелонированной обороны и возможности ее быстрого наращивания в глубину. Через несколько дней, достигнув незначительного продвижения, приходилось приостанавливать наступление. Перенос удара на другое направление при недостаточной маскировке не давал необходимого результата». Кроме этой, основной, по мнению Леонида Михайловича, причины были и другие недостатки. Он упомянул, в частности, о не всегда удовлетворительной организации разведки. При перенесении направления удара на новый участок не удавалось должным образом вскрыть систему оборонительных сооружений и систему огня противника. Артиллерийская и авиационная подготовки давали небольшие результаты. У противника сохранялось большое количество артиллерийских и минометных позиций, а также живая сила. Было ясно, что и общевойсковая разведка, и разведка родов войск, особенно артиллерийская, не справлялись со своими задачами.
Таковы были причины недостаточных успехов фронта с чисто оперативной точки зрения.
Я осведомился у Л.М. Сандалова, С.И. Тетешкина и М.С. Маслова, почему командование фронта допустило эти промахи. Леонид Михайлович ответил коротко: «Спешка, товарищ командующий, вредила нам».
Я понял его. Дело в том, что в это время, особенно в начале марта, Ставка начала осуществление широко задуманного плана наступательных действий на целом ряде оперативно-стратегических направлений. С целью недопущения маневрирования немецко-фашистских войск в масштабах советско-германского фронта необходима была активизация действий и в Прибалтике. Поэтому Ставка и торопила командование 2-го Прибалтийского фронта. Маркиан Михайлович, опасаясь крутых мер со стороны Верховного Главнокомандования, вынужден был спешить, а спешка – плохой помощник в деле организации активных действий. Быстрые переносы направлений ударов без скрупулезной маскировки и продуманной дезинформации противника не позволяли осуществить в полной мере замыслы командующего и начальника штаба. Как видно, поначалу генерал Попов и сам полагал, что осуществить наступление, располагая действительно солидными силами, будет нетрудно. Поэтому первая операция не была подготовлена всесторонне. Неудача вызвала обоснованные нарекания со стороны Ставки и затем началась та самая спешка, о которой говорил Л.М. Сандалов. Если бы командованию фронтом после первой неудачи дали время разобраться в обстановке, проанализировать причины неуспеха, то последующих промахов не было бы и Маркиан Михайлович справился бы с задачей. Но вместо этого последовали разносы и требования в кратчайший срок добиться продвижения. Теперь же ситуация складывалась по-иному. Взвесив все это, я решил просить времени, чтобы войти в курс дела и основательно подготовить войска к наступлению.
Конечно, нельзя было ограничиваться выявлением этих основных причин, и я, по своему обыкновению, продолжал выяснять все детали. Так, в дальнейшем нам удалось установить, что разведчики в армиях работали только там, где в данный момент готовилось наступление, а действовать надо было непрерывно днем и ночью на всех участках. Противник же, по-видимому, поняв это, догадывался о наших намерениях, а иной раз и искусно подбрасывал нам ложные данные, которые в спешке принимались за чистую монету.
Изучая оперативные документы штаба, я установил также, что во фронте не всегда благополучно было с вопросами взаимодействия на поле боя между пехотой, танками и артиллерией, в особых условиях болотисто-лесистой местности.
Так, в оживленной беседе, которая носила довольно непринужденный характер, мы выяснили сложившуюся обстановку. Ясно стало, что предстоит сделать в ближайшее время.
На следующий день, который был фактически первым днем моего командования войсками 2-го Прибалтийского фронта, точно в 12 часов, началось совещание руководящего генералитета фронта. Все приглашенные были в сборе, за исключением командарма 1-й гвардейской генерала Н.Е. Чибисова, который вошел в помещение в разгар совещания, причем без разрешения. Он опоздал на полчаса, хотя командный пункт его армии находился ближе других. Я вынужден был сделать генералу замечание и вежливо спросить о причине опоздания. К моему удивлению, Н.Е. Чибисов, не извинившись, довольно резко сказал, что опоздал на несколько минут из-за непролазной грязи на дорогах.
– Не велико событие, – заключил он, ища взглядом у присутствующих поддержки.
Признаться, я не привык к такому поверхностному отношению к служебному долгу и прямо сказал об этом опоздавшему, заметив, что после совещания буду вынужден ознакомить его отдельно с теми вопросами, которые рассматривались в его отсутствии. Про себя я отметил, что необходимо наладить дисциплину и среди руководящего состава, ибо даже намек на недисциплинированность высшего командного состава чреват большими провалами в боевой обстановке.
Совещание длилось около двух часов. На нем я ознакомил участников с постановлением ГКО, изложил уже известные читателю причины неудач фронта и дал несколько неотложных советов по организации разведки, боевой подготовке войск, улучшению оборонительных позиций.
Третий день своего пребывания на 2-м Прибалтийском фронте я посвятил знакомству и беседам с основными работниками фронтового управления, моими ближайшими помощниками. В частности, оказалось, что на фронте имеется два заместителя командующего: генерал-лейтенанты Михаил Никанорович Герасимов и Максим Антонович Антонюк. Правда, официально должность генерала Герасимова именовалась «заместитель командующего», а генерала Антонюка – «помощник командующего по формированию». Мне представились также командующий бронетанковыми и механизированными силами фронта генерал-лейтенант танковых войск Михаил Львович Чернявский и командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант артиллерии Петр Никитич Ничков [116] . Я говорил с ними главным образом о тех нерешенных вопросах, которые входили в круг их непосредственных обязанностей. Беседа с генералом Ничковым, с которым прежде мне не доводилось встречаться, убедила меня в том, что Петр Никитич большой знаток артиллерии, к тому же он высказал много свежих и глубоких мыслей о методах ее применения в современных операциях. Ничков произвел на меня впечатление военачальника, умеющего горячо отстаивать свое мнение. В дальнейшем я убедился, что первое впечатление не обмануло меня. Генерал-лейтенант артиллерии Ничков во многом содействовал успеху фронта в последующих операциях.
